— Нет больше приема…

— А я записан, — докапывался лысый.

— Вадим Ефремыч не может сверхурочно принимать, у него ОРЗ…

— А я шарфом обмотаюсь…

Еще через пролет стало совсем тихо и спокойно. Стены были обмазаны жидкими обоями теплого персикового цвета. На лавочке ютилась такая же персикообразная блондинка, украшенная пухлыми щеками и вздернутым носом, и с легким прибалтийским акцентом трындела по мобильнику:

— …Я ей заявляю: «Когда я на подиуме показывала Армани, ты под стол пешком ходила!», а она мне: «Меня тогда еще в проекте не было!». Тут у меня депрессия и началась…

Пепел устроился рядом, девица дала отбой, тяпнув по нужной клавише бордовым когтем.

— Вы к юристу?

Блондинка посмотрела затуманенным взором, кивнула и обдала Пепла запахом лаванды. Из кабинета напротив выпорхнул нетрадиционного вида паренек, мигом юркнувший вниз по лестнице. Девица медленно поднялась, качнув полными бедрами, продемонстрировала пышный зад, и вплыла в юристский кабинет. Из-за двери сразу же донесся приглушенный спор:

— Я с тобой десятый год живу, а ты все дурак дураком!

— Дай мне слово хоть сказать.

— Еще и ребенка завести хочет. Сам, как ребенок!

— Дай мне слово-то сказать!

Девица вылетела из кабинета, буквально прыгнув через порог. Выглядела она крайне возбужденно, горячая, как утюг, но Пепел уже переключился.

Кабинет являл собой типичную конторскую нору. С дээспэшным столом и портретом какого-то Вышинского на стене. Попахивало дихлофосом.

— Здр… — процедил юрист, оказавшийся примерно Серегиным ровесником, но уже с седой головой, отложил исписанный мелким почерком листок и вопросительно, даже доброжелательно уставился на Пепла, — уф… в чем ваше дело?

— Видите ли, — начал Пепел, без приглашения опускаясь на потрепанный стул, — я недоволен сделанной мне пластической операцией.

— Так не делали бы, — сразу попытался учить на правах старшего седой, — зачем? Природой дано…

— Поздно, — Пепла совсем не тянуло на философские дебаты, — во всяком случае, теперь я хотел бы разобраться…

— Где делалась операция? — перебил юрист.

— На дому.

Седой присвистнул:

— Да как же я тебе хирурга-то теперь найду?! Это, знаешь ли, не два пальца об асфальт. То есть, найти реально. А вот на чем обвинение строить? — и юрист бойко глянул на Пепла.

— А мы проще решим, — Пепел облокотился о стол, лицо его сделалось таким, что юристу перехотелось шутить и спорить, — ты того кренделя найдешь, мне отсигналишь и обо всем забудешь. Иск я сам вчиню.

— То есть как найду?

— Я тебе свое фото на добрую память презентую. Понятно, что такого рода операции в одиночку не делаются. Покрутись среди ассистентов, медсестер, анестезиологов, они — народ памятливый и языкатый.

Юрист для приличия поморщился:

— Все-таки, это частная практика…

— А вашему брату запрещают? Безобразие, — покачал головой Пепел, — потом еще жалуются, что частные сыщики благоденствуют…

— И не говорите, — печально согласился седой, — никакой жизни… Все только и лезут со своими проблемами, будто я помойка какая-то… — седой крайне неблагожелательно глянул на дверь, за которой скрылась персиковая девица, — думаете, мы, юристы, зажравшиеся снобы, которые только и умеют, что стричь купоны и давить окружающих своими серебристыми шестисотыми мерсами? Ошибаетесь… Вот вы — как добились нынешнего положения?

— Тяжелым непрестанным трудом, производя нефть и газ, — лениво отшутился Пепел.

— Да… — юрист либо не понял шутки, либо сделал вид, что не понял, — они нынче как раз поднялись в цене. Значит, вы теперь можете заниматься не только едой и сексом, но и благотворительностью.

— Охотно… Но мерседес подогнать не ручаюсь.

— Да будет с нас…

Юрист выцепил листок с осьмушку, быстро на нем царапнул и протянул Пеплу. Тот глянул, цифра оказалась достаточно скромной, тем не менее, для сохранения понта Пепел вздохнул:

— Однако аппетиты у вас.

Седой повинно склонил голову:

— Однако, опыт.

— Короче, здесь — вся информация, — Пепел шмякнул на стол тощий конверт, — на связь со мной выходить — без надобности. Через день проявлюсь.

— А задаток? На текущие расходы.

— Сколько?

— Ну… — замялся седой, — хотя бы сто пятьдесят-двести.

— Нет проблем. — «Если он всегда такой въедливый, какой-никакой след надыбает», — сообразил Пепел, отсчитывая по курсу.

Юрист сгреб бабки в будто сам собой выдвинувшийся ящик стола:

— До связи?

— До связи, — попрощался Пепел и двинул к выходу, краем глаза успев заметить, как седовласый принимает привычный неприступный вид.

В пролете между третьим и вторым этажом, прямо на ступеньке сидела персиковая блондинка с коричневыми разводами под глазами и рыдала в мобильник.

— И что мне теперь делать? Ни кола, ни двора… Ни мужа, ни денег… На работе клен знает что… Ну подумаешь — любовник?! А прописка?! Не надо было обо всем рассказывать…

Пепел переступил через ее вытянутую вдоль ступеньки ногу.

А вчера вечером эта дрянь, Василиска (на самом деле, недурная баба, но как не ругнуть для порядка?), устраиваясь у мужа под бочком, пощекотала его за щеку и проворковала, издеваясь:

— О-о-о, милый, как все запущено… у тебя опять седина проглядывает… Совсем заработался, бедненький. — И довольно засопела, гюрза.

Он с ненавистью поглядел в ее хорошенькое личико, даже на ночь не оставляемое без макияжа. Погань в том, что претензиям гадины приходилось доверять. Поэтому, истратив утро на разруливание самых неотложных проблем, после обеда Федор Модный оказался в косметическом кабинете.

— Федор Алексеевич, хотите, сменим имидж, например, сделаем цвет темно-каштановым? — кокетливо предложила парикмахерша Ярослава, расчесывая сине-черные волосы Рукшина маленькой расчесочкой, и, в искренней заботе о клиенте, прикидывая, что такой атомно-черный цвет в его возрасте ну просто кричит о применении краски.

Модный призадумался.

— Нет, не стоит. Привык. — И подумал: «Ага, сменю цвет, и все будут переглядываться — мол, крашеный».

Ярослава покорно опустила длинные, жесткие от туши ресницы, накинула на шею клиенту голубенькую салфетку и тихо вздохнула. К работе она подходила творчески. Если тон не соответствовал, она переживала это так же глубоко, как художник-классицист, которого бездумные авангардисты грузили, что синий нос по эффекту значительно превосходит естественный.

Телаш Модного — сегодня верный Чукальский работал на периметре — сидел в соседнем кресле и тупо пялился в стену, где дизайнер развесил в рамочках портреты известных личностей с нестандартными прическами. Ну, Ленин в ирокезе — уже банальщина, а вот хиппующий Эйнштейн и скиндхедствующий Луи Армстронг будоражили. Сам же охранник внешностью обладал самой неприметной: мышиного цвета волосы, мышиные глаза и мышиный костюм, может по этому не сводил вытаращенных глаз с Била Клинтона в косичках «африкано».

Модный справедливо полагал, что оставаться без охраны — привычка губительная. В крайнем случае, охранник не только прикроет, но и им можно прикрыться. Ярослава шпионски покрутилась вокруг клиента (отнюдь не сверкая пышным бюстом в глубоком вырезе халата — заведение солидное, за что и ценится), и дефлолировала новую упаковку культовой французской краски.

— Свежая? — хохмы ради поинтересовался Модный.

Ярослава дипломатически улыбнулась:

— Сегодня привезли, специально для вас.

Рукшин требовал для себя особой краски, и имел на это полное право в салоне, где желание клиента — закон. Едва уловимо Модный кивнул телохранителю, тот немедленно подошел к шефу и привычно выдавил плюху краски на запястье. Ярослава смотрела на необходимый ритуал без малейших признаков нетерпения. Телаш деловито понюхал краску, весь его мышиный вид выражал серьезность и сосредоточенность. Обоняние не обнаружило ничего подозрительного, как, впрочем, и осязание — кожа не давала никакой реакции. Но доверять одним только чувствам Модный остерегался.