— Локтионова Варвара Петровна, работает уборщицей в медицинской конторе, где строгают таблетки, — по военному бодро и молодцевато доложил Веня Портер и вручил изъятый паспорт главному. — Неделю назад, в гостях у подруги Варвара хвасталась, что ей платят вдвое больше, чем на прежнем месте, а убираться надо раз в неделю. Только, жаловалась, директор больно строгий, и запрещает языком мести, чем они там занимаются. Фирма находится где-то «рядом с нефтебазой „Ручьи“». Ни в Комитете по здравоохранению, ни в Лицензионной палате подобной фирмы в этом районе не зарегистрировано. — Очень уж горд был выполненной работой Веня Портер, даже грудь выпятил.

Гриша Наумкин отложил забитый косяк в пепльницу и вышел из-за спины босса. Вынув из ладони бойца ствол, Гриша кивнул тому на дверь:

— Погуляй пока снаружи, понадобишься, аукнем, — и повернулся к Варваре Петровне, — вам, голубушка, присаживаться не предлагаю, разговор у нас будет короткий. И, чтобы никаких иллюзий, я вам предскажу ваше будущее не хуже гадалки.

Тетка напряженно мяла в руках сумочку.

— Я задам вам ровно три вопроса. Потом мы будем вынуждены вас связать и оставить здесь до утра. Неудобства будут компенсированы. Если же вы соврете, никто не вернется вас из гаража вызволять. С учетом того, что хозяин этого железа на два месяца укатил в Чехию, советую вам говорить чистую правду.

— Я все скажу, — как-то чересчур поспешно согласилась пленница, и это напрягло Константина Эдуардовича.

Он посопел и пролистнул паспорт:

— Какую сумму вы хотите за ответы?

— Смотря какие будут вопросы. Но ваш… работник обещал не меньше ста долларов.

— Вопросы для дебилов, не с экзамена по философии. Точный адрес места работы, сколько людей всего там трудится? И как площадка охраняется?

Пленница закашлялась, застучала себя по груди и резко зажмурилась. Из ее руки выпал стальной цилиндрик, покатился по бетонным плитам и наконец сверкнул ослепительней солнца. Гриша от боли в глазах выронил пистолет.

— Я ничего не вижу!!! — заверещал Костик, сжал пальцами фейс и грохнулся с раскладного стула в масляное пятно.

— Спрашивать вас про адрес Лунгинского завода, я понимаю, бессмысленно, — оскалилась тетка и появившимся из рукава лезвием рассекла кадык ловящему пальцами воздух тоже ослепшему от вспышки световой гранаты Наумкину. — Привет от Баева, на него не только Кандид работал! — крякнула дамочка, всаживая лезвие в основание черепа вставшему на карачки господину Мурзенко.

Осмотрев дело рук своих, мадам несвежим носовым платком протерла обернутую изолентой, торчащую ниже затылка Костика ручку заточки, подобрала пистолет и проверила обойму.

— Становлюсь такая рассеянная, как покойный Кандид, — извинилась Варвара Петровна перед трупами, — Я ведь забыла вас поблагодарить за него. Это очень помогло моему карьерному росту, — прежде чем толкнуть дверь наружу, госпожа Локтионова сняла ствол с предохранителя.

Фасады окружающих сквер домов были цвета дорожной пыли и время от времени перемежались влажными зевами дворовых садиков. По старому, покрытому небольшими, но частыми выбоинами асфальту сочились различного достатка прохожие. Вблизи, за деревьями, шуршали машины, которых было немного.

— НХЛ я не люблю, — рассудительно пояснила Таня, — хотя хоккей уважаю. Но эти американцы, понимаешь, все как пыльным мешком по голове ударенные, — она брезгливо сощурилась.

Сергей примирился, в конце концов он сам умеет терять башню. Вопросы геополитики и связей оной со спортом они обсуждали в том же скверике, за балдометром «Петровского». Пиво оказалось чуть ли не ершом, но было не привыкать. Болтанув остатки, чтобы лучше смешалось со спиртягой, Таня печально констатировала:

— Наверное, я алкоголичка? Не отвечай, это риторический вопрос. Все, пора.

Она опустила в урну пустую тару и пошла в те же набившие оскомину стеклянные двери. Вид у нее был почему-то понурый, а Сергей думал не о деньгах, а о том, во что втягивает эту бестормозную шизовую пацанку, ведь в его мире такие долго не живут. Потом стал смотреть, как бродячая кошка точит когти о шину припаркованного у конторы мерса. Вернулась агентша с таким же депрессивным менталитетом.

— Что наши «Могучие утки»?

— Смогли, — Татьяна кивнула, типа иначе и быть не могло, раз в вопрос вписался такой продвинутый специалист.

— Только не говори, что опять добила чем-то не прошедшим, — расклад Серегу стал прикалывать, к черту подробности, пусть и финансовые. Жить надо легко, даже если у тебя на шее петля.

— Да все прошло, — нетерпеливо отмахнулась Таня, — держи бабло. — Она протянула обернутую талоном пачку.

— Спасибо за помощь и поддержку. Что такая смурная? — пересчитывать заработок сейчас было дурным тоном.

— Накатило, — а ведь Татьяна до финала не верила. Надеялась, что этот симпатичный парень из ее мира, где чаще выворачивают карманы, чем выигрывают. Теперь романтика сдохла, перед девочкой выпячивался реальный профи, умеющий и знающий. А с таким рядом жить — чересчур смертным быть. Опасно смертельно — от многих знаний многие печали.

— Спрыснуть везение хочешь?

— Я просекла, что это — не везение, — обозлилась Таня, — знаешь, нервная становлюсь, наверное, к дождю. Кстати, — она порылась в сумке, быстро намалевала семь цифр в блокноте и выдернула страницу, — возьми-ка мой номер. — А ведь она всерьез рисковала, вписываясь, уже поняла, из какой жестокой он среды, тем не менее… — Захочешь — брякни как-нибудь. Пошатаемся, выпьем, турок добьем. В спорт-кабак надо будет завалиться — мне удобно, я живу на Караванной.

Пепел не стал оскорблять девчонку отказом и спрятал сложенный в четвертушку листок в нагрудный карман куртки.

— Ну, бывай. Рада была тебя увидеть. А в поезде… хорошо оттянулись.

— Взаимно.

Таня поправила на шее шарф, подтянула сползавшую с плеча сумку и, не затягивая сцену, свернула на Караванную.

В накинутом на плечи белом халате младший лейтенант Игнатик выглядел еще моложе.

— Вот, — отдельно положив на стул полиэтиленовый пакет и беззащитно улыбаясь, протянул он вперед нехилую картонную коробку. Посетитель явно гордился своим подношением.

Забеленные известкой до серебристости стены палаты создавали, черт их услужливость возьми, некое состояние покоя. Обязательная горизонтальная полоса, отделяющая побелку от бежевого масляного низа не напрягала, наоборот, рождала уют на уровне детства с его халявными ОРЗ, когда на законных основаниях можно манкировать школьные будни со сменной обувью, заседаниями пионерской дружины и списыванием проклятой алгебры на переменах.

— И что это у нас? — Насте доставляло какое-никакое удовольствие ловить взгляд Игнатика и потешаться, когда его глаза от ее шального взгляда шарахались, будто воробьи от опытной кошки.

А еще лейтенант изо всех сил старался не смотреть на высвобожденную из-под сиротского больничного одеяла красиво упакованную в бинты Настину ногу. Ведь в этой картинке не оставалось ни капли от инвалидной ущербности, наоборот, сплошная эротика.

— Телевизор, чтоб не скучала, — гордо сообщил Михаил Игнатик.

— Сам допер? — ну как же не помыкать таким скромным, милым мальчиком?

— Да он не тяжелый.

— Я имею в виду — сам проявил инициативу, или подсказал кто?

— Старлей Фролов.

— Ну, тогда я точно — новый начальник отдела. — Зря Настя брызжет завуалированным ядом по аурам будущих подчиненных. Но так нравится брызгать!

— А ты сомневалась? Кто б тебе тогда отдельную палату выделил?