Дхарма, которую мы переводим как «обязанность», относится к актам предписываемого долга, главным образом к жертвоприношениям. Утверждают, что слово это среднего рода, когда его употребляют в этом последнем значении – отличие вполне естественное, хотя в сутрах и вообще в известной нам литературе доказательств на это почти не имеется.

Эта дхарма (обязанность) предписывается в брахманах; и они вместе с мантрами считаются составляющими всю Веду, так что то, что не мантра, есть брахмана, а что не брахмана, есть мантра. Брахманы состоят из видхи (предписаний), требований и из артхавад (толкований). Предписания имеют в виду или заставить нас сделать то, что не делалось раньше, или сообщить нам то, что раньше нам не было известно[113]. Далее видхи[114] делится на утпатти-видхи, первоначальные или общие предписания, вроде агнихотра-джухоти – (он совершает жертву Агни), и на винийога-видхи, указывающие на способ совершения жертвы. Последнее включает предписание разных подробностей, например, дадхна-джухоти (он совершает жертвоприношение кислого молока) и так далее. За этим следует прайога-видхи, определяющая точный порядок жертвоприношений, и наконец имеется последний разряд предписаний, определяющих, кто пригоден для совершения акта жертвоприношения. Эти предписания называются адхикаравидхи.

Гимны или формулы, употребляемые при жертвоприношении, хотя и признаются обладающими также трансцендентальной или таинственной силой – апурвой – понимаются Джаймини как имеющие главным образом целью напомнить приносящему жертву о богах, которые принимают его жертвенные дары.

Джаймини настаивает также на том, что он называет намадхея – техническое название каждой жертвы, вроде агнихотры, даршапурнамасы, удбхид и т. д. Эти названия встречаются в брахманах, и они считаются важными для определения характера жертвы; несомненно, они и были таковыми. Нишедхи (воспрещения) не требуют объяснения. Они просто говорят, чего не следует делать при жертвоприношении. Наконец, артхавады – это места в брахманах, объясняющие известные вещи; они различны по своему характеру, это – толкования, комментарии или объяснительные утверждения.

Всего лучше изложить главное содержание сутр Джаймини, как его излагает Мадхава в Ньяя-мала-вистаре[115]. Миманса состоит из двенадцати книг. В первой обсуждается авторитетность тех коллекций слов, которые отдельно понимаются под терминами: видхи (предписания), артхаведа (объясняющее место), мантра (гимн), смрити (предание) и намадхея (имя). Во второй мы находим некоторые вспомогательные рассуждения; например, об апурве, относительно различия разнообразных обрядов, опровержение ошибочно приводимых доказательств и различия совершения обрядов при обязательных и добровольных приношениях. В третьей книге рассматривается шрути (откровение), линга (знак или смысл места), вакья (контекст) и т.д. и их относительное значение, когда они противоречат друг другу; потом обряды, именуемые пратипатхи-кармани – вещи, упоминаемые мимоходом, анарабхьядхита – вещи, составляющие дополнение, аксессуар к главным объектам, например праяджа, и т. д., и обязанности приносящего жертву. Главный предмет четвертой книги – это влияние главного и подчиненного обрядов на другие обряды – плод, приносимый джуху, когда оно состоит из butea frondosa и т. п., и игра в кости и пр., составляющая часть жертвы раджасуи. Предмет пятой книги – порядок различных мест откровения (шрути) и т. п., порядок различных частей жертвоприношений (например, порядок семнадцати животных при жертве ваджапеи), умножение и неумножение обрядов, и относительная сила слов шрути, порядок упоминовения и т.д. как определяющие порядок жертвоприношения. Шестая книга говорит о лицах, имеющих право приносить жертвы, об их обязательствах, о замене предписанных материалов,,, о замене потерянных или поврежденных жертв, об искупительных обрядах, о приношениях саттры, о приличных даяниях и о различных платах за жертвоприношение. В седьмой книге трактуется о способах перенесения обрядов одной жертвы на другую по прямой заповеди текста вед или на основании вывода из «имени» или «знака». В восьмой говорится о Перенесении в силу ясно или неясно выраженного «знака» или в силу преобладающего «знака», а также о случаях, когда перенесение не происходит. В девятой книге рассуждение начинается с приспособления (уха) гимнов, когда их цитируют в иной, новой связи; далее говорится о приспособлении саман и мантр и о связанных с этим побочных вопросах. В десятой книге обсуждаются случаи, когда несовершение первичного обряда включает и несовершение (preclusion) обрядов, от него зависимых, и случаи, когда обряды исключаются потому, что другие обряды произвели их специальные результаты, а также приношения граха, отдельные саманы и различные другие вещи, так же как и разного рода отрицания. В одиннадцатой книге мы находим случайное упоминание о тантре, а потом более полное обсуждение тантры, при которой отдельные акты соединяются в один, и авапа – совершение акта не более одного раза. В двенадцатой книге идет обсуждение о прасандже, когда обряд совершается с одной главной целью, но с дальнейшими случайными последствиями, и о тантре – соединении конкурирующих обрядов (самучч-хая) и о выборе из них.

Из этого изложения содержания видно, что Платону или Канту тут нечему было бы научиться. Но нам приходится брать философские системы такими, какими они были; и мы испортили бы изображение философской жизни в Индии, если бы не рассмотрели их рассуждений в пурва-мимансе относительно жертвоприношений. Но и тут, однако, имеются места, относящиеся к философии, например глава о праманах (источниках знания), от отношении между миром и мышлением и тому подобных вопросах. Правда, что большинством таких вопросов занимаются также и другие философские системы, но они являются особенно интересными в изложении обрядовой пурва-мимансы.

Если обратимся теперь к объяснению пурва-мимансы относительно праман (мерила знания или авторитетов) как к законным средствам знаний, то мы снова должны заметить, что ведантисты не обращали на них особого внимания, хотя и были знакомы с тремя основными праманами: чувственным восприятием, выводом и откровением. Пурва-миманса, наоборот, посвящала много внимания этому вопросу и признавала пять праман:

1) пратьякша (чувственное восприятие), когда органы находятся в действительном соприкосновении с объектом;

2) вывод – анумана, то есть усвоение невидимого члена известной ассоциации (вьяпти) при посредстве восприятия другого, видимого члена; 3) уломана (сравнение) – знание, вытекающее из сходства; 4) артхапатти (предположение) – знание, получаемое не от самой воспринимаемой вещи, а от другой, предполагаемой первой вещью; 5) шабда – словесное сведение, получаемое от авторитетного источника. Одна из школ мимансаков (последователи Кумарилы Бхатты) кроме того признавали 6) абхаву (небытие), которое, по-видимому, есть только подразделение вывода, как, например, вывод о сухости почвы от небытия или отсутствия туч и дождей.

Все эти источники знания рассматривались последователями мимансы (мимансаками); и любопытно, что они признавали такое большое количество этих источников, хотя для их настоящих целей, для установления характера обязанности (дхармы), практически они допускали только одну из праман, именно писание (шабду). Они утверждали, что долг, обязанность не могут основываться на человеческом авторитете, так как долженствование, лежащее в основании всякой обязанности, может исходить только от авторитета сверхчеловеческого и непогрешимого, а такого авторитета найти нельзя, за исключением вед. Само собой разумеется, что onus probandi, обязанность доказать сверхчеловеческое происхождение вед, лежит при этом на Джаймини, и мы далее увидим, как он исполнил эту обязанность.