Слева расстилалась широкая квадратная поляна, на которой форинги нещадно гоняли новобранцев. Говоритель закона остановился и некоторое время наблюдал, как дружинники сражаются друг с другом, бегают по скользкому бревну и строятся в «голову вепря» для совместной атаки. Лютый форинг Бьерн Треска издалека поклонился Говорителю, прижал кулак к груди и с новой силой набросился на измотанных дружинников.

Торгейр вздохнул и нехотя зашагал дальше, поеживаясь в промокшем плаще. Сегодня он отдал бы все, лишь бы не идти туда, где предстоял противный разговор. У западных ворот, больше похожих на глубокий тоннель, несли стражу люди с драккара «Голова оленя». Они молча приветствовали пожилого Говорителя и проследили, как он поднимается к воротам башни.

— Смотри, смотри, у него руки — как вороньи лапы… — шепнул один стражник товарищу.

— Отпереть, — каркнул Торгейр.

Даг, подумал он. Колдунья назвала его Дагом…

— Там сейды медведя и лося, — с почтением произнесла Пиркке Две Горы. — Смотри вокруг, что ты видишь?

— Вижу две горы…

Мальчик и старая женщина остановились в ложбине между двух скал, густо заросших можжевельником. Издалека на фоне мшистых проплешин скалы могли показаться еловыми островами. На вершинах островов Даг увидел каменных лося и медведя. Лось не слишком походил на свой живой прототип, зато сидящий медведь высотой в два человеческих роста выглядел весьма достоверно.

— Пошли наверх, только молчи, — шепнула вельва. — Мы принесем наши дары малым сейдам. К самим хозяевам нельзя обращаться, когда приспичит.

Следующий час они карабкались среди кривых корней, угрюмых муравейников и скачущих сверху шишек. Чем выше они взбирались, тем прозрачнее и весомее становилась тишина. Это казалось очень странным. Даг хорошо помнил, что на всех пригорках вокруг фермы Северянина гулял ветер. Подножие «лосиного» камня прочно вросло в землю. Возле него полукругом располагались еще пять валунов, каждый ростом выше Дага, и на каждом камне виднелись следы угощений — косточки птиц, какие-то ошметки. Лес вокруг давно вырубили и выжгли, получилась поляна шагов в сорок. Ощутимо несло горелым.

— Люди уже жгли малые кокко, во славу весны, — прошептала Пиркке. — Скоро они придут жечь большие кокко и будут веселиться много дней. Хорошо, что мы успели, мальчик.

Вельва обнесла угощеньями малые сейды. Возле каждого она падала на колени, поминала громовика Укко, солнечного бога Пейва и покровителя ночи Куу.

— Мы останемся здесь на ночь, — прошептала она, завершив дела. — Туонен-укко сегодня незлобив. Мы будем читать закатные тени. Следи внимательно за тенями, мальчик. Они могут многое рассказать, но приходят лишь раз… Ты можешь возвращаться к сейду хоть каждую ночь, но больше никогда не увидишь свое будущее… Смотри внимательно, не шуми и не спи…

— А почему нельзя разжечь костер?

— Духи учуют дым и не придут.

Пожалуй, главное, чему научился Северянин в стойбище вельвы, — это терпению. Он уже спокойно переносил беззлобную ругань старухи, не вспыхивал, как прежде. Иногда Дагу очень не хватало парней, избравших его своим херсиром, не хватало отцовской грубой ласки и тепла матери. Но дни были настолько заполнены событиями, что он даже не нашел пока времени разыскать Лалли и его гордячку сестру. Даг и сам не понимал уже, хочет он отомстить глупым лопарям или лучше помириться. С утра до вечера Пиркке гоняла его по разным делам. Даг научился выискивать в зарослях птичьи гнезда и собирал для старухи вдвое больше яиц, чем Нелюба. Еще он научился сам водить оленей на северные пастбища, и лесовик пропускал его через невидимую преграду. Но самое главное, чем несказанно гордилась вельва, — Даг научился находить дом с расстояния в два дня пути. Пиркке четырежды вывозила его в глухомань с мешком на голове, но юный Северянин всякий раз безошибочно находил стойбище. Даже в пасмурную погоду, когда не было ни звезд, ни солнца. Вельва приписывала эти достижения своему мастерству, Даг с ней не спорил.

Последнее время, внезапно просыпаясь среди ночи, он ощущал в себе тягучее сладостное движение, словно внутри него текла замерзшая река, и на ней потихоньку подтаивал лед. Он стал гораздо лучше ориентироваться и без всякого «солнечного камня». И слух заметно обострился, то ли от ведьминых наставлений, то ли сам по себе. Даг теперь по далеким птичьим переливам угадывал, кто идет сквозь чащу, зачем идет и куда…

— Мужичком становишься, — обронила как-то Нелюба, наблюдая, как Даг с разбегу прыгает из бани в сугроб.

— Ты хозяйку-то слушай, на ус мотай, — продолжала девушка. — Самое твое время молодецкое. Потом-то что? Заматереешь, заберет тебя нойда, уж ничего не запомнишь. Слушай хозяйку-то…

Убежать домой Северянин пока не стремился. Хотя бы потому, что увлекся охотой. Это была совсем не такая охота, в которой ловкачем считался дядя Сверкер. Сверкер Северянин, конечно, метко попадал в зайцев и уток из своего лука, но до саамов ему было далеко. Вельва нарочно уговорила двух опытных охотников, чтобы они брали неугомонного парня с собой. Звали охотников так, что Даг даже не пытался выговорить. И оба недовольно бурчали, вовсе не радуясь лишнему «напарнику». Но очень скоро их отношение изменилось.

Дагу показали, как самому вырезать маленький, сильно изогнутый лук. Первый лук, вырезанный Дагом, охотники кинули в костер. Туда же отправился второй и третий. Даг скрипел зубами, но вслух ничего не сказал. Он твердо решил, что научится делать так же, как эти вредные узкоглазые саамы!

Наконец, под руководством старичков, лук был собран из нескольких плоских отрезков разного дерева. Изрядно намучившись, Даг вырезал для своего лука две дюжины стрел. И снова оказался неправ. Потому что для предстоявшей деликатной работы требовались совсем маленькие стрелы, с крошечным наконечником и мощным оперением.

Охотиться пошли на белок. Даг пускал стрелу за стрелой, но лишь напрасно расходовал «боеприпасы». Старички видели шустрых зверьков сквозь листву, тратили одно мгновение на то, чтобы поднять лук и оттянуть тетиву, а в следующее мгновение крошечная белка уже валилась на землю.

Финский лес изумил Дага своим богатством. За девять дней охотники убили почти полсотни зверьков, но белки, кажется, так и не стали пугливыми. Наконец, Даг заслужил расположение старших товарищей, когда без лишних слов уселся снимать шкурки.

— Почему белки? — осмелился спросить Северянин, когда лопари покушали и подобрели. — Можно убить лисицу или зайцев. Будет больше меха.

Финны печально переглянулись.

— Потому что Глум любит беличьи хвосты.

— Глум? — нахмурился Даг. Это имя ему что-то смутно напомнило. Вроде бы, не так давно, человек с таким именем попадался на пути. Что-то не совсем приятное было связано с этим именем…

— Его так зовут. — Охотник дул на пальцы, снимал с палочки запекшиеся в золе грибы. — Глум Бешеный Кот. Он приплывает раз в году. Или его дружок — Льот. Тот еще хуже. Они требуют белку. Белка маленькая. Ее удобно везти и, наверное, легко продать.

— Я не понял… — у Дага пересохло во рту. — Почему вы должны отдавать какому-то Глуму своих белок?

— Потому что так было всегда. Норвежцы собирают тут дань, потом отдают своим ярлам. Белок, тюленей, птичий пух.

— Сейчас стало даже лучше, — подхватил второй охотник. — Прежде здесь высаживались люди из Согна, из Хердаланда и других мест, я не помню их названий. Они все приходили, жгли дома, убивали мужчин и требовали дани. Потом стало лучше. Норвежцы договорились между собой, и дань уже много лет собирает один ярл. Зато нам дают соль.

— А Глум? Разве он — ярл?!

— Нет… но с ним лучше не спорить. Пусть лучше возьмет своих белок и убирается домой!

— Но вы же… вы же охотники! Вы можете защищаться! — Даг какое-то время пытался увещевать стариков, но ничего не добился.