С такими неутешительными мыслями я начала одеваться. После недели, проведенной в четырех стенах, мне хотелось гулять, на свежий воздух, и я вовсе не собиралась отказывать себе в этом удовольствии. А раз так, то мне было совершенно наплевать на то, как отреагирует на это мое желание ослабленный организм. В конце концов, прогулки еще никогда никому не приносили вреда.

Тенью выскользнув за дверь и на цыпочках прокравшись мимо задремавшего семейного лекаря, буквально доставшего меня своими зельями за последнюю неделю, я прошлась по пустынным залам и галереям поместья, любимого мной с детства. Солнце уже взошло, но в воздухе пока еще веяло утренней прохладой, смешанной с запахом росы и ночных цветов… люблю эти запахи, как и запах моря, разливающегося не так далеко отсюда. С чердака поместья его даже видно. Но к морю я пока не пошла, а просто направилась на открытое крыльцо. Светлый мрамор, рвущиеся ввысь колонны, оплетенные гирляндами уже почти закрывшихся на день цветов. Мой дом, в котором я не была так давно, по которому я скучала и в который так всегда стремлюсь. Дом, из которого я ухожу без сожаления, пускай и с оттенком печали в сердце.

Каблуки негромко цокали в тишине, окутавшей дом. Видимо, сейчас все еще рано… прохладный утренний ветер заставил еще не до конца высохшие серебряные пряди рассыпаться по плечам, легко коснулся щеки и полетел дальше. Я вспомнила богиню в саду того постоялого двора, где жила в Длаире, и усмехнулась.

Ноги сами собой несли меня прочь от дома, и я поняла, что хочу к морю. Пускай даже это желание возникло только что, просто появившись в голове и позвав меня за собой.

Море… я люблю его, и я не представляю без него жизни. Для меня море, как и ветер, всегда было олицетворением свободы, а также чего-то такого, что мне не дано. Стихия, такая же дикая и необузданная, как ураган, и такая же спокойная и ласковая как легкий бриз, спутывающий волосы и заставляющий одежду трепетать складками. Стихия, неподвластная никому…

Воздух и море… две стихии, которые человек еще не смог подчинить себе. Свободные, независимые… яростные… Две стихии, без которых жизнь кажется пресной и скучной.

За мыслями я вышла на берег моря. Скинув туфли, прошлась прямо по кромке волны, чувствуя, как ноги ласкает теплая вода, и с наслаждением вдохнула чистый соленый воздух с горьковатым морским привкусом. В мое сознание ворвался, мигом завладев им, какой-то пьянящий восторг от того, что меня окружается свобода. Свобода… она была повсюду, и одновременно — внутри меня. Она наполняла меня, как сила во время опьянения, да я и была сейчас, наверное, пьяна этой свободой. Вырвавшись после недельного лежания в постели на улицу, я была так рада этому факту, что ощущение свободы действительно наполняло меня. Всю, до кончиков ногтей и волос.

Я подняла руки за головой и немного покружилась. Улыбнулась, сделала один шаг… другой… я танцевала, но чувствовала, будто сейчас взлечу. Раскинула руки, на несколько секунд представив, что у меня есть крылья, и закрыла глаза, чувствуя на лице соленый морской ветер. Интересно, со стороны мой танец кажется безумием? Наверняка. Да это и было безумие. Безумие свободы, слияние с ветром и морем… Серебряная душа захлебывалась безудержным веселым смехом, и я смеялась вместе с ней. Видимо, уже схожу с ума.

Нет, я вполне адекватна. Просто… просто я не могу долго сидеть взаперти, вот и все. Не могу постоянно находится в четырех стенах, особенно сейчас, когда уже приближается стадия опьянения силой. Сейчас я была не совсем я, я была пьяна и силой, и свободой… и даже не пыталась контролировать себя, а просто кружилась в танце по морскому берегу. Будь я в Длаире, даже танец мой нес бы чары.

Но я не в Длаире и вряд ли когда-нибудь там еще окажусь, учитывая последние события. А впрочем, чем Стихии не шутят, может, и окажусь. Мне безумно понравилось творить чары с помощью скрипки, а тюрьма на меня особо не повлияла. В конце концов, ничего серьезного в самом Длаире со мной не случилось.

— Каиса! — громкий окрик брата заставил меня резко обернуться, прервав свой танец. С удовольствием я почувствовала, что опьянение уходит, уступая место трезвому и холодному рассудку. Что ж, это к лучшему, хотя ближайшую неделю мне все равно лучше не колдовать.

— Что случилось? — крикнула я в ответ, слыша, что ветер сносит слова в сторону. Но брат услышал. Подошел ближе, посмотрел на меня. Вид у Алемида был несколько встрепанный и встревоженный.

— Уже ничего. Просто мы пришли к тебе, а в комнате пусто. Лекарь говорит, что не видел, как ты ушла, — ну еще бы он видел, если спал здоровым сном младенца. — Мы уж подумали, что ты в Долину от опеки сбежать решила.

— Прямо сейчас? С утра пораньше и не предупредив? К тому же я только что смогла более-менее нормально передвигаться, — фыркнула я. Ну почему бы просто не предположить, что я пошла прогуляться? Видимо, все уже давно привыкли к тому, что со мной простые предположения не пройдут. Собственно, и правильно сделали, что к этому привыкли.

— Мало ли что, — пожал плечами брат. — Пойдем, уже завтрак накрыли. Ты есть хочешь?

Я жадно кивнула, поскольку после тех отваров и бульонов, которыми меня поили всю неделю, желудок яростно востребовал материальной пищи.

— Тогда пойдем.

— А что вы маме и Асвилере сказали? Надеюсь, не правду?

— Нет, конечно, — Алемид аж поперхнулся так и не сказанным словом. — Сказали, что ты вымокла под ливнем и простыла. Ни слова про Ту Сторону и связанные с Длаиром неприятности. Впрочем, про неприятности в Длаире мы и отцу не сказали.

Я кивнула еще раз. Все как всегда. Маме вовсе не обязательно знать обо всех неприятностях, в которые ввязалась ее любимая дочка, иначе она упадет в глубокий и продолжительный обморок, а уж Асвилере и подавно. Двоюродная сестра и так на меня смотрит как на диво дивное, чудо чудное, особенно на мой меч, а уж если ей рассказать про все, так тоже лишится либо чувств, либо дара речи. Но если эти двое ограничатся только обмороком и долгими причитаниями, то с отца станется запереть меня в комнате и объявить, что его дочь выходит замуж. Думаю, что женихи найдутся. Так что пусть лучше пребывает в счастливом неведении и полагает, что проблемы его благоразумной дочери в большинстве своем незначительны.

— Я скоро приду, вот только переоденусь, — сказала я брату, когда мы уже поднимались по ступенькам. В принципе, можно было пойти и так, все-таки всего лишь семейный завтрак, но что скажет мама, если увидит облепленные песком туфли и подол платья, вымокший в море? Почему-то мне казалось, что она будет не слишком рада.

Я поднялась на жилой этаж и уже хотела идти к себе, когда услышала громкие вопли неподалеку от моей комнаты. Причем вопли в мамином исполнении, ее голос я бы не спутала ни с чьим другим. Словно музыка… но вот сейчас, видимо, мама была сильно не в настроении. Интересно, с чего бы, она ведь всегда такая сдержанная?..

— Да как ты мог заснуть, а? А если бы она решила отправиться в Долину с утра пораньше?

— Госпожа, я… я не мог подумать, что в таком состоянии… — кажется, лекаря она довела уже почти до припадка. Стихии, не могу поверить, что они все настолько волновались из-за меня.

— Ты что, не знаешь мою дочь? И можно задать один небольшой вопрос?.. — голос мамы немного смягчился.

— Да, госпожа… — я решила пока не выглядывать. Мало ли, еще попадусь под горячую руку… странно, я всегда думала, что более спокойный характер, чем у моей матери, даже придумать сложно. Раньше думала…

— Как у тебя язык повернулся сказать, что у нее обычная простуда? И кому — мне! — пожалуй, теперь я знаю, откуда у моего брата такой скверный вспыльчивый характер. А я-то на отца грешила, думала, что у него по молодости был такой темперамент. — Ты думаешь, я не почувствовала прикосновения Той Стороны? Да меня десять лет учили с закрытыми глазами и во сне чувствовать ее малейшие проявления!

— Госпожа… мы просто решили Вас не волновать…

— Волновать? Меня? — в голосе послышалась легкая издевка. А ситуация становится все интереснее и интереснее… Вот только почему я узнаю о некоторых подробностях биографии моей матери только сейчас?