— Не знаю, правда, где вы будете спать, — я оглядела комнату, из мебели в которой присутствовали только кровать, шкаф, стол, стеллаж с книгами да маленький чайный столик, за которым мы только что сидели. Кровать, естественно, я уступать не собиралась, так что могла предложить парням в качестве альтернативы только ванную. Надо было видеть эти вытянувшиеся лица… — Что ж, тогда спите на полу, — подытожила я, кидая каждому по вытащенному из шкафа запасному одеялу. Подушки в обилии лежали на полу: я очень любила сидеть на них, используя вместо кресел. Алемид и Мьоллен даже не стали ворчать, поскольку оба часто бродили со мной и поодиночке по переплетению дорог и тропинок и за свою жизнь вполне привыкли спать в самых различных условиях.

Как только они устроились, я тоже легла в кровать и лишь сейчас почувствовала, что после Охоты у меня болят от перенапряжения мышцы. Вот что странно — в своей жизни, связанной с путешествиями, мне много раз приходилось попадать в самые неприятные ситуации (из которых меня спасало только звание мастера клинка), где часто требовалось так напрягать мышцы, что казалось, будто еще немного — и они порвутся. Но никогда они еще у меня так не болели, да и напряжение для мышц уже давно стало вполне привычным делом.

Я повернулась на бок и натянула одеяло до макушки. В сонной тишине слышалось размеренное дыхание Мьоллена и посапывание брата, заснувших почти сразу же. А вот мне не удавалось: все тело ныло даже после горячей ванны.

Я села, коснувшись босыми ногами холодного пола. Тихо, стараясь не шуметь и не наступить на кого-нибудь из спящих на полу, я дошла до небольшого шкафчика с резными дверцами. Достала оттуда небольшую бутылочку из темного стекла, придирчиво осмотрела и, не размениваясь на разбавление водой, отхлебнула прямо так. Вряд ли будет передоз, это зелье заставляет организм поверить в то, что он здоров. Мне совсем не улыбалось болеть сейчас, летом, когда дороги так и манят к себе, к тому же я хотела успеть на праздник воды, ежегодно отмечавшийся в Лартиэйме, небольшом городе недалеко отсюда, только праздником воды и славящемся. В этот городок лучше всего было именно приходить, во всяком случае, я сама любила делать именно так, поэтому не могла позволить себе сейчас свалиться с температурой или простудой. Праздник длится всего пару дней, и хотелось бы к этому времени все же попасть в Лартиэйм. Именно поэтому я и отправилась в Ирвингэйл: отсюда лучше всего было уезжать, поскольку лежавший от города тракт вел к самому Лартиэйму.

Но все-таки мне определенно нехорошо. Может быть, дело вовсе не в простуде, а в чем-то другом. К примеру, в практически бесконтрольной растрате сил… нет, там симптомы другие… Но и на симптомы простуды это было не похоже. Я зажмурилась и героически сделала еще один глоток. До чего же противное зелье… но оно все-таки вернуло мне нормальное состояние. Как только вернусь из Лартиэйма, сразу же займусь лечением.

Я вернулась в постель и свернулась клубком, поджав колени к груди. Почему-то стало грустно, в голову лезли воспоминания о доме. После праздника нужно будет обязательно заехать домой. Кажется, я начинаю скучать. Оно и понятно — полгода там не была.

Я представила себе, как приеду. Отец улыбнется, оторвавшись от вечных дел, и поприветствует меня, заключив в крепкие мужские объятия. Мама, поджав губы, посмотрит на мой меч, но ничего не скажет и тоже улыбнется, радуясь ненормальной дочери, предпочетшей опасные разбитые дороги спокойно размеренной жизни среди шелков, мехов и блеска камней. А двоюродная сестра, утонченная и изысканная, ужаснется, когда в термах увидит у меня на спине узкий, бледно-розовый шрам, рассекший кожу от левого плеча до правого бедра. Конечно, он заметен, только если приглядеться, но она все равно высмотрит. Зажмет ладонью рот, выдохнет… а потом весь вечер будет удивляться тому, что только что вернувшаяся из странствий в сомнительных и явно недобропорядочных компаниях девушка ведет себя как настоящая благородная леди. Уж что-то, а правила поведения у меня на уровне рефлексов.

Интересно, смогу и захочу ли я потом уезжать из дома? Покинуть это красивейшее место, где меня любят. Место, где я родилась и провела все свое детство. Этот дом, эти дорожки, вымощенные плитами, теряющиеся в глубине сада, эти старающиеся пронзить небо колонны, оплетенные лилиями с белыми звездочками бутонов… Смогу ли я уйти, оставив комфорт жизни, в которой не нужно думать о том, как устроиться на ночлег в проливной дождь, если вокруг нет ни одного укрытия, оставив жизнь, в которой не нужно уворачиваться от кинжалов, выпущенных засевшими в засаде разбойниками, получая новые шрамы взамен сошедших; жизнь, в которой известен завтрашний день, продуманный до мелочей.

Я точно знала — смогу, потому что уже через пару недель мне станет скучно жить в четырех стенах, отлучаясь лишь в сады, да и то под присмотром. Скучно…

Уеду, не пожалев, хотя грустный осадок, возможно, и останется. Всегда оставался.

Но с другой стороны, хорошо, что есть дом, в который всегда хочется возвращаться. И хотя я уезжаю без сожаления, было намного тяжелее, если бы я, бродя по просторам, не знала о том, что где-то есть место, где меня всегда ждут. Где мне всегда рады, что бы ни случилось.

Место, куда всегда хочется возвращаться.

Я и не заметила, как заснула, просто провалившись в пучину глухого глубокого сна без сновидений.

Сон пришел уже ближе к рассвету, когда дрожащий серый свет уже неуверенно начал проникать в комнату. И сложно было назвать этот сон радостным и спокойным.

Я бежала… неслась по пустошам, чувствуя, что пряди волос хлещут по лицу, путаясь от ветра, свистящего в ушах. Я бежала, зная, что должна.

Должна… дыхание с хрипом вырывается изо рта.

Должна… потому что иначе я умру. Не знаю, почему. Не знаю, отчего. Не знаю, как.

Должна… пусть даже колючая пыль оседает на коже, а дышать становится все труднее.

Я проснулась, обнаружив, что во сне так стиснула кулаки, что побелели костяшки пальцев, а одеяло, зажатое в ладонях, смялось. За окно уже блистало яркое солнце, свежий воздух долетал в комнату из чуть приоткрытого окна, а в комнате было пусто. Алемид и Мьоллен уже уехали, оставив мне на тумбочке записку, кратко повествующую об этом факте, и ворох подушек вперемешку с одеялами в углу комнаты.

Хмыкнув, я потянулась. Мне уже было гораздо лучше, чем ночью, хотя назвать свое состояние прекрасным я бы тоже не решилась. Ночные раздумья и сон можно было забыть как страшный кошмар (будто кошмары бывают не страшными).

Приведя себя хотя бы в относительный порядок, я спустилась вниз по шаткой деревянной лестнице, где натолкнулась на улыбающегося Торела, мигом заказав крепкого горячего чая с сахаром.

— С сахаром? — уточнил он, подумав, что ослышался.

— Именно, — кивнула я, присаживаясь за стол. Чай с сахаром являлся для меня одним из сильнейших энергетиков, хотя бы частично восстанавливая силы.

Торел в кои-то веки принес заказ сразу же, без лишних напоминаний и взываний к его совести, давно либо почившей, либо взявшей бесконечный отпуск.

Видимо, сегодня она решила вернуться, поскольку уже через пару минут передо мной стояла покрытая узорами чашка, а рядом — невысокий пузатый чайник с плескавшейся в ней медового цвета жидкостью.

Я налила чай в чашку, полюбовавшись игрой света на струе, и сделала глоток. Да, конечно, я не любительница сладкого, но иногда… взяв с блюда еще и дольку колотого горького шоколада, я почувствовала себя вполне довольной.

— Слэрейн уже уехал? — поинтересовалась я у Торела, проходившего мимо. Тот покачал головой, присаживаясь рядом.

— Нет пока. По-моему, они хотят остаться в городе на некоторое время: наследнику и его свите здесь очень понравилось.

Ну еще бы. Я сама влюбилась в Ирвингэйл. Конечно, мне хотелось бы пообщаться с наследником, но праздник воды ждать не будет, и я хотела отправиться ближе к вечеру, вот только сначала все-таки полистаю «Изначальную летопись», а то если Л'арминдел узнает о том, что я взяла эту древнюю книгу с собой в путешествие под проливные дожди, снегопады и прочие прелести природы, то смерть моя будет скорой.