— А что, надо было? — безмерно удивилась я.

С того дня знакомые долго надо мной мерзко хихикали и при встрече обязательно просили рецепт пирожков по-потемкински. Я гордо отмалчивалась, но кулинарные эксперименты прекратила.

— Ресторан «Мари», слушаем вас, — раздался в трубке нежный девичий голос.

Я, за воспоминаниями уж забывшая куда звоню, вздрогнула и спросила:

— Девушка, вителло тоннато есть у вас в меню?

— А это что такое? — озадачилась она.

— По-моему — из итальянской кухни, — пожала я плечами.

— Так может быть есть смысл позвонить во «Флоренцию», они именно на этом специализируются? — улыбнулась девушка в трубку. — А у нас, простите, нет такого в меню. Зато нашему повару сегодня удались медальоны из телятины и …

— Спасибо, — вздохнула я, — но мне надо именно это вителло тоннато, будь оно неладно.

Попрощавшись с ней, я добыла в справочной телефон той самой «Флоренции». Как ни странно, искомое блюдо значилось у них в меню.

Я заказала пять порций, поменяла воду в ведерке, прополоскала тряпки и пошла в Нинкину комнату.

Она оказалась просторной, светлой и пыльной. Сюда явно с неделю никто не заходил. Легкие перистые занавески на окнах, темная поверхность монитора, светлое дерево стенного шкафа — все было покрыто тонким, почти незаметным слоем пыли.

На столе стояла фотография в рамочке, я подошла, взяла ее в руки — о да, именно эту девушку я видела тогда в Женькином доме. И сегодня в своем сне.

Именно она сказала мне: «Вы все умрете».

Я вгляделась в ее полную фигурку в темном закрытом платье, в юное и невыразительное лицо. Нинка, Нинка, что же с тобой приключилось? Что ты натворила?

— Опять ворон ловишь?!

Я вздрогнула и обернулась.

— Вы же спать обещали и не лезть под руку! — обвиняюще посмотрела я на хозяйку.

— А ты и рада!

— Послушайте, мадам, — холодно сказала я. — Мы же договорились — я уберу вам квартиру и не уйду, пока не закончу. Что вы за мной ходите и меня пугаете, а?

— Вот уборщицы наглые пошли! — возмутилась она.

— Жизнь жестока, — сочувственно покачала я головой и указала на фото: — Это кто такая красавица? Дочь ваша, наверно?

Женщина бросила взгляд на изображение, и рассеянно сказала:

— Да, это Нинель.

— Прямо глаз не оторвать, чудо, до чего хорошенькая, — не унимала я восторгов. — А где она у вас сейчас?

Женька страдальчески закатил глаза и покрутил пальцем у виска. Потом с ним разберусь, мне сейчас главное — расположить хозяйку и на разговор о дочери ее вытянуть. А какая мать не любит, когда хвалят ее ребенка?

— Да бегает где-то, — так же рассеянно отозвалась Ольга Павловна.

— И давно? — не меняя тона, спросила я.

Что-то меня в ее поведении откровенно настораживало.

Женщина взглянула на фото дочери, нахмурилась…

«Ну же», — мысленно подталкивала я ее.

Что-то происходило, я чувствовала это.

И тут как назло зазвонил мой сотовый.

Мы все вздрогнули, Ольга Павловна отдала мне фотографию и строгим голосом велела:

— Маша, вы тут не картинки рассматривайте, а работайте, ясно вам?

— Конечно, — кивнула я, цепко осматривая ее лицо. Глаза ее, секунду назад бывшие такими тревожными и серьезными, снова заволокло игривым туманом.

Она ушла, а я ответила на звонок. Это был водитель из «Флоренции», доставили мое вителло тоннато. Схватив мусорное ведро, я пошла его встречать.

Спустя несколько минут я вернулась, и в ведре под крышкой теперь лежали белые лоточки.

— Сходи, проверь — мегера спит? — хмуро попросила я Женьку.

Тот ушел, вернулся и доложил:

— Мадам раскладывает пасьянс на компьютере. В ушах вата.

— Аминь, — облегченно перекрестилась я, вывалила кусочки мяса из лотков в глубокую сковородку и засунула ее в духовку, установив маленькую температуру. Скажу потом, что все это жарилось-парилось, пока я убиралась.

А потом я вернулась в Нинкину комнату.

— Знаешь, Женька, что мне странным кажется? — рассуждала я, надраивая пыльный монитор. — Девчонки явно дома нет уже около недели. И мать совершенно этим не обеспокоена.

— Значит, знает где она, — сказал Женька.

— Логично, но как бы нам узнать об этом? Заметь, я по телефону ее прямо спрашивала об этом — она уклонилась от ответа. И сейчас в разговоре тоже поменяла тему. Эта ее отговорка, что Нинка бегает где-то, звучит просто глупо. Что-то тут нечисто, как думаешь?

— Ну, может быть она в психушке нервы лечит, вот мать и не сдает дочурку, — пожал плечами парень.

— Да уж, с тобой точно в дурдом угодишь, — вынуждена была признать я.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, но ничего не сказал.

— Ты ничего не слышал, квартиру они давно решили продавать? — не унималась я. — Нет ли тут связи?

— Магдалина, я с этой семьей особо не общался и они мне не докладывали о своих планах.

— Мда? — задумчиво хмыкнула я, выдвинула ящик стола и присвистнула — он был полон Женькиных фотографий. — Смотри-ка, что я нашла.

Он хмуро посмотрел на находку и скривился:

— Говорю же, придурочная.

— Нельзя так о девушках, — холодно сказала я. — Тем более о влюбленной в тебя девушке.

— Поменьше бы той любви, достало неимоверно, — так же холодно ответил он.

Я только головой покачала. Парни — они такие бесчувственные и жестокие. На глаза попался ножик для резки бумаги, я схватила его и нырнула под стол. Открутила шурупы у системника, сняла кожух и вытащила жесткий диск.

Женька неодобрительно смотрел, как я мародерничаю.

— А кому сейчас легко? — меланхолично ответила я на его взгляды и засунула диск во внутренний карман куртки. — Посмотрю дома, чем девочка дышала, может, и найду зацепку какую-нибудь.

— Слушай, а тебя, похоже, в приличные дома пускать нельзя, — присвистнул он.

Я хмыкнула, хищно огляделась, и фото Нинки так же отправилось в карман. И, не обращая более внимания на него, я принялась рыться в письменном столе. Надо же, какая щепетильность. Тут вопрос жизни и смерти, а он мне морали читать вздумал. Будем считать это изъятием вещдоков.

В первом же ящике я нашла интересные фотографии. На одной был Женька, сфотографированный явно из засады, и в сердце его была воткнута игла.

На второй фотографии наверняка был тоже он, но за точность я бы не поручилась — на месте головы был вырезан аккуратный кружок.

— Дружок, да тебя привораживали! — присвистнула я.

— Не говори ерунды.

— Смотри сам.

Он скользнул взглядом по фотографиям и пожал плечами:

— Неубедительно.

Я молча встала и принялась методично рыться во всех ящичках и шкафчиках. Буквально через пять минут я позвала Женьку:

— А вот на это что скажешь?

В углу платяного шкафа сидели две тщательно изготовленные куклы. Желтоволосый мальчик в кимоно и с картонной катаной, девочка с темными короткими волосами. Они держались за руки и сердце мальчика было проколото длинной иглой, закапанной воском.

— Ничего не напоминает? — усмехнулась я.

— Дела, — озадаченно почесал он в голове.

Я разодрала небрежно сшитую ткань, порылась в вате и вытащила вырезанное из фотографии лицо.

— И что это значит? — спросил парень. — Что-то я себя влюбленным в нее совсем не чувствую.

— Значит то, что девушка хотела тебя приворожить, да умения не хватило, — скупо отозвалась я, продолжая рыться в Нинкиных вещах.

И вскоре я нашла еще одну странную вещь. В кармане курки обнаружился чек на семь тысяч из «Изумруда», ювелирного салона города, и тут же — бирка, гласящая, что еще недавно она была прицеплена на обручальное кольцо.

— Нинка собралась замуж? — недоверчиво спросил Женька, рассматривая находки.

Я неопределенно пожала плечами, рассматривая чек. Девица сделала в салоне две покупки, и было это в среду.

— Впрочем, теперь мне все понятно, — удовлетворенно улыбнулся парень. — Нинка вышла замуж, назло мне, а мать недовольна выбором. Согласись, в это все укладывается. И то, что мать о ней говорить не хочет, и то, что не переживает из-за ее отсутствия.