Тэнсин Сёдэн Катори Синто Рю — древнейшая школа традиционного японского фехтования и признана правительством Японии в качестве самой выдающейся воинской традиции.

Основал ее Иидзаса Тёисай Иэнао шесть веков назад, и с тех пор во главе школы неизменно один из его наследников.

По преданию, в возрасте шестидесяти лет прославленный воин Иэнао принял решение отслужить непрерывную тысячедневную службу в храме Катори. В это время и после выполнения аскетических обрядов очищения он посвящал себя воинским тренировкам, проходившим в необычайно суровом режиме. Как утверждают легенды, именно в этот период духовной дисциплины Иэнао посетило видение бога Фуцунуси-но микото. Это могущественное божество, переодетое мальчиком, появилось перед мастером, восседающим на ветви старой сливы, около которой тренировался Иэнао. Это видение вручило Иэнао книгу «Хэйхо-синсё» («Божественное писание о военной стратегии») и предсказало ему: «Ты будешь великим учителем всех фехтовальщиков». После этого Иэнао основал собственную воинскую традицию, которую назвал Катори Синто рю. Перед этим официальным названием школы мастер поставил выражение «тэнсин сёдэн» — «правильная передача небесной (божественной) истины» — в знак того, что эта традиция была санкционирована свыше и пользуется божественным покровительством Фуцунуси-но микото.

В настоящее время прямой наследник основателя школы не является мастером пути меча, но лишь хранителем традиций семьи — преданий и реликвий, выполняющий административные функции.

Сейчас в мире существует 3 крупных ветви школы: Отакэ Сэнсэя, Сугавара Сэнсэя и Сугино Сэнсэя.

Самой известной и пользующейся уважением в Японии является ветвь Отакэ Рисукэ и тесно связанного с ним нынешнего наследника. Отакэ Сэнсэй единственный человек, который получил лицензию Гокуи Кайден (высший сертификат школы) от семьи Иидзаса.

В России Катори развивает как раз Женькин сэнсэй, Листьев Владимир Сергеевич, президент российской федерации Кобудо. Много лет он обучался Катори в Японии непосредственно у Отаке Сэнсэя, да и сейчас ежегодно ездит к нему вместе со своими старшими учениками. Ему единственному Сэнсэй дал официальное разрешение преподавать Катори в России. Причем в мире только пять (!!!) неяпонцев, представителей разных стран, кому Отакэ Рисукэ дал разрешение учить Катори на их родине.

Имена всех учеников Отакэ Сэнсэя написаны на табличках и выставлены рядами. Их много, за каждой табличкой — чьи-то несомненные успехи в Катори. Табличка с именем Листьева была в четвертом ряду. После получения им сертификата мокуроку табличку передвинули в середину первого.

Это единственный русский, который добился таких успехов.

После мокуроку он может получить только сертификат кёси мэнкё — и все (высший сертификат школы, Гокуи Кайден, дается, как правило, только тому, кто будет возглавлять школу). На данный момент кёси-мэнкё имеют два или три иностранца, которые занимаются (или занимались) у Сэнсэя с 60-х годов.

Напрочь прибитая такими фактами, я оторвалась от сайта Женькиной школы Катори и недоверчиво спросила:

— Что, про Листьева тут все правда написано или так, рекламная акция?

— Иди ты, — обиделся он. — Ты про моего сэнсэя говоришь!

Я внимательно посмотрела на него. С облегчением отметила, что на лице от ожогов не осталось и следа.

— И что, он реально так крут?

— Выше него по линии Отакэ-сэнсея в России нет никого, — горделиво кивнул он.

Я посмотрела на фото Листьева и Отакэ-сэнсея. Седой японец, слишком маленький рядом с плечистым русским парнем, а вокруг — ошеломляюще прекрасная природа явно не российского розлива. На это же указывал и столб слева от Листьева, щедро испещренный замысловатыми иероглифами.

Ну, если все реально так — то невозможно не уважать этого человека, который умеет ставить себе цели — и их добиваться. И единственной достойной похвалой ему будет склоненная голова и смятенное молчание, ибо слова здесь излишни.

— И как бы мне к вам в школу-то попасть? — несмело спросила я.

— Звони Владимиру Сергеевичу, — пожал он плечами. — Телефон на сайте его есть.

Я поежилась. Звонить парню с такими регалиями было как-то страшновато. Он — круу-той японский сэнсэй, а я что? Простая русская девчонка. Не, я стесняюсь и вообще…

«Звони!», — рявкнул внутренний голос.

Что делать бедной сиротке под давлением обстоятельств? Вздохнув, я натыкала номер сэнсэя.

— Добрый день, могу я услышать Владимира Сергеевича?

— Я слушаю, — спокойно отозвался мужской голос.

— Меня зовут Магдалиной. Я нашла сегодня сайт вашей школы, заинтересовалась и хотела бы учиться у вас. Это возможно?

«Из тебя самурай», — заржал внутренний голос.

— Магдалина, разумеется, — опроверг его сэнсэй. — Сегодня, в полвосьмого вечера у нас тренировка в старшей группе. Вы можете прийти, посмотреть, как она проходит и определиться.

— Спасибо, — облегченно улыбнулась я в трубку. — Форма одежды какая, оплата?

— Вы же гость, так что приходите в обычной одежде и никакой оплаты не требуется. После тренировки, если все же захотите у нас заниматься — мы с Вами поговорим. Как проехать к нам — знаете?

— Я на сайте посмотрела.

— Тогда до встречи, Магдалина.

Я положила трубку, отчего-то светло улыбаясь. Вот у человека энергетика — просто поговорила с ним, а уже на душе как-то легко и радостно. Единственное, что смутило — он так произносил слово «Вы», что было очень понятно, что это с большой буквы и никак иначе. А мы, ведьмы, к официозу непривычные.

— Мне только непонятно, что же ты надеешься найти у нас в школе? — задумчиво спросил Женька.

— Я просто стучусь во все двери, — пожала я плечами. — Лучше скажи — есть у тебя там друг, который разбирается в медитации и которому можно доверять?

— Тау, — не задумываясь ответил он.

— А он хорошенький? — тут же с любопытством спросила я.

— Магдалина, — предупреждающие нотки в его голосе резанули слух.

— Уж и пошутить нельзя, — насупилась я.

— Друзей ведьмам не сдаем!

Он еще улыбался, когда я встала и пошла из комнаты.

— Ты чего?

— Ничего, — сухо ответила я. — Я пошла наверх, в свою девичью спальню. И давай договоримся — туда тебе вход заказан.

— Ты обиделась, что ли?

— О чем ты? — уронила я и вышла из комнаты.

«Мы все играем в эти игры», — меланхолично думала я, шагая по лестнице. Скрываем мысли и чувства. Говорим не то, что думаем, а что требуется сказать.

Мудро это или глупо?

Не знаю. Я блондинка, и на этот вопрос мне ума ответить не хватит.

А в спальне я упала на кровать, натыкала на телефоне Верин номер и сказала ей:

— Привет. Не занята?

— Да нет, только Лорка—Святоша ушла. Ну что там у тебя? — настороженно отозвалась она. — Прояснилось насчет ауры?

— Да как тебе сказать, — вздохнула я. — Не покойник это оказался…

— А кто же еще?

— Дух человека, который в коме лежит.

— Ты чего мелешь? — возмутилась она. — То ли я не отличу ауру больного от ауры мертвого? Говорю тебе — покойник то был!

— Вера, — терпеливо сказала я. — С этим вопросом я уже разобралась. У меня к тебе другая просьба. Ты часом не знаешь, каким образом загнать дух, что вышел из тела и не может попасть в тело обратно?

— Глупые вопросы ты задаешь, — сердито ответила она. — А еще некромантка. Я вон без всякой некромантии тебе скажу — ежли дух не может попасть в тело — значит помер человек!

— Да как помер, если тело — живое, только в коме???

— А это вопрос не ко мне. Но я тебе точно говорю — помер!

Я поморщилась. У Веры все же начался старческий маразм. Она и в прошлый раз серую покойницкую ауру во мне углядела, а это всего лишь Женька оказался…

— Оставим споры, — вздохнула я. — То есть ты не знаешь, как дух обратно в тело вогнать?

— Да сроду о таком даже и не слыхала!

Я прямо видела, как она недовольно поджимает губы.