- Бен, Кларк, О'Нейл! - рявкнул Харменсон. - Возьмите палки, пойдёте вперёд. Чтоб прошерстили каждый дюйм дороги. Пропустите хоть одну яму - сам вам ноги выдерну!

Матросы, осторожно ступая, спустились на обочину, вырезали себе по дрынку и пошли вперёд, шаря палками по дороге словно слепцы. Хорошенький походец, чёрт бы его побрал… А тут ещё подскочил капитан Фолкингем, верный слуга его величества: "В чём дело? Кто стрелял? Почему ползёте как беременные мухи?" Харменсон едва удержался, чтобы не вставить в свой рассказ несколько солёных словечек, красочно живописующих фамильное древо бравого королевского офицера. Впрочем, тот оказался парнем сообразительным. Одного взгляда на ловушку и воющего от боли Томми оказалось достаточно, чтобы претензии были сняты. Что ж, сен-доменгцы - "зажиревшие", чёрт возьми! - добились своего. Скорость продвижения десанта снизилась вдвое. А каждая минута задержки, как крепко подозревал капитан Харменсон, обернётся лишней проблемой под стенами города.

И его подозрения оправдались полностью…

- Ты, приятель, в молчанку играть со своим нанимателем будешь, - спокойно, даже буднично говорил Этьен. - Со мной такие игры плохо заканчиваются. Объяснить, что я сейчас с тобой проделаю для начала?

Лейтенант Девре дураком не был, и прекрасно понимал, куда влип. Чёртов англичанин… Уж лучше бы осудили за растрату и отправили отрабатывать украденное на копях. А теперь что? За этим Бретонцем тянется дурная слава. С него станется на дыбу вздёрнуть и продержать над огнём, пока не вытряхнет пытаемого наизнанку. Но и признаться в своей вине нельзя. Мешает гордость. Кто такой этот Этьен? Чёрная кость, быдлота пиратская. Чтобы офицер и дворянин, даже бедный, падал на колени перед безродным выскочкой? Этьен может его насмерть запытать, может даже добыть нужные сведения. Но на это уйдёт слишком много времени. Да и англичане наверняка уже подбираются к бухте и готовятся высадить десант. Хиггинс производил впечатление честного человека…

- Мне нечего вам сказать, месье, - с долей издёвки проговорил Девре. - Вы же не хотите, чтобы я, желая избавиться от пыток, начал рассказывать вам сказки?

- Не хочу, - согласился Этьен. - Но отчего мне кажется, будто сейчас вы были неискренни, лейтенант?

- Очевидно, вы недоверчивы по своей природе, месье.

- Верное наблюдение. - Этьен прошёлся по комнате. А затем… Затем Девре даже не понял, что случилось. Ноги перестали его держать, и он повалился лицом вниз на красивый персидский ковёр - напоминание об алжирском походе. Чёртов Бретонец, зверски заломив ему руку за спину, пребольно надавил ногой на позвоночник.

- Я крайне недоверчив, месье, и на то у меня масса причин, - всё так же спокойно произнёс Бретонец. И, не меняя тона, добавил: - А теперь, гнида, слушай меня внимательно. Я сосчитаю до трёх. Если не заговоришь, на каждый следующий счёт буду ломать тебе по одной кости. Начну с пальцев, потом переломаю по очереди руки, ноги, рёбра и хребет. Клянусь, я проделаю это так, чтобы ты не помер, а до девяноста лет пускал слюни и ходил под себя. Как тебе такой расклад? Не нравится? Тогда начинаю отсчёт. Раз, два…

Форты Бон Шанс и Либертэ стреляли. Стреляли, несмотря на бешенный огонь англичан. Стреляли, зная, что осталось у них уже от силы по сотне снарядов на батарею из четырёх орудий. Стреляли, зная, что если они прекратят огонь, вражеские корабли высадят десант прямо на набережную. А у каждого канонира в городе был свой дом или квартирка, у двоих из троих - семья. Пушки раскалялись, их остужали водой, давали короткий отдых и снова стреляли, стреляли, стреляли… Английские тяжёлые снаряды дробили камни кладки, выли, пролетая над головами, поднимали фонтаны воды пополам с коралловым песком, вспахивали мостовые. Кому другому уже хватило бы с головой. Но англичане ещё ни разу так плотно не сталкивались с джентльменами удачи, защищавшими своё. Потому бастионы, которые по всем законам войны должны были уже замолчать, не прекращали огонь. И не уставали благословлять дрезденца Мартина Лангера, выдумавшего бездымный "белый порох"…

Отряд Николя Жюстена быстренько обернулся - за новой партией ракет и на новую позицию. Между фортами Бон Шанс и Либертэ. Там, где нет старой испанской стены, а улицы выселок выходят прямиком на новую набережную. Конечно, неудобно превращать крыши домов в стартовую площадку для ракет, так недолго дома пожечь, но что поделаешь? Война. А на ней потери неизбежны. Хотя… Крышы-то крыты не пальмовым листом по испанскому обычаю, а на французский манер, хорошо обожжённой черепицей. Ходить по такой кровле - сущее наказание. В башмаках потопчешь до осколков, а босиком - черепица под южным солнышком раскалилась что те адские сковородки. Жюстен плюнул и пошёл в башмаках… Установить направляющие на крыше было не так-то просто, но на полигоне чёртов германец гонял их до седьмого пота. Вот сразу видать - мужик когда-то был офицером. Зато ракетчики теперь смогли бы поставить направляющие не то, что на крыше дома - на шпиле собора!

Вторая линия англичан, уже пострадавшая от их умения на один целый фрегат и такелаж пары его товарищей, медленно подходила к месту сражения. Да… Расстояние - полмили от берега. Тут придётся извернуться, чтобы попасть, ракеты может заметно снести ветром вправо. А если так, то прицеливаться нужно с учётом ветра, левее. Так и сделали.

- Готовы, черти? - окликнул он помощников, расположившихся на соседних крышах.

- Готовы!

- Поджигай фитили!

Снова шестнадцать ракет. Только на этот раз одна рыскнула вниз и упала в воду. Остальные пошли в нужном направлении. И четырём из них повезло взорваться над ещё одной парой фрегатов-неудачников. А в ответ на стрельбу тяжёлых фрегатов заговорили молчавшие до тех пор скрытые батареи. Пушки там стояли как на сторожевиках - небольшого калибра, но длинноствольные. Приятного для фрегатов будет маловато.

Дела ракетчиков Сен-Доменга пока складывались удачно. А форт Осама, самый мощный на острове, молчал. Его тяжёлым пушкам, что уцелели при взрыве Турель де Рош, попросту нечем было стрелять.

Комендант Франческо Бенедетти, уроженец богатой Венеции, крыл англичан такими словами, что даже камни вверенной ему крепости, имей они уши, покраснели бы от стыда. Сбежавший от правосудия родной республики (наколол соперника на шпагу), от преследования инквизиции (был замечен в богомерзкой алхимии) и французских кредиторов (взял в долг три тысячи ливров и, само собой, не отдал), пять лет назад он не знал, куда податься, чтобы не угодить на плаху, костёр или в долговую тюрьму. Нетипичным он был венецианцем, что попишешь… Переменчивый ветер судьбы вовремя принёс его во французский Брест, в один из припортовых кабаков, где местные моряки как раз обсуждали последние новости с Антильских островов. Мол, тамошние пираты, награбив чёртову кучу золота, придумали какую-то республику и приглашают хорошо знающих своё дело людей на Антильские хлеба. Бенедетти сразу вспомнил, что он не только бретёр, алхимик и должник, но ещё и канонирский офицер. Завербовался. Переехал за океан и ни разу за пять лет о том не пожалел. Даже дослужился до коменданта главного форта! А тут такой пассаж. Предатель Девре, чтоб ему пропасть, наверняка использовал не только фитиль, но и фугасную трубку, дабы отсрочить взрыв и улизнуть. Если бы не ополченцы, ушёл бы, гадёныш. Ну, теперь Бретонец, не к ночи он будь помянут, вынет из него все жилы! Что бы там ни было, проклятый лейтенант ответит за всё - и за разрушенную крепость, и за загубленную карьеру синьора Бенедетти.

"Почему это вдруг - загубленную? - мысленно одёрнул себя комендант. - То, что было в ящиках у лафетов, побило камнями, в пушку эти калеки уже не станут. Хорошо хоть вовсе не рванули… В стволах было по снаряду - есть три штуки… Нет, на линкор мало… Девре говорил, с заводика привезли всё, что там было… Мадонна! Почему я должен ему верить после всего открывшегося? А вдруг он нарочно солгал?… Ещё не всё потеряно, клянусь ключами святого Петра!"