Королев не умел отдыхать. Как танк, созданный для боя, неуклюж на пахоте, так и Королев. На отдыхе чувствовал себя не в своей родной стихии. Приходилось читать, что Главный конструктор работал без устали, без выходных, годами не бывая в отпуске. Это неверно. Работал много, часто без выходных, но в отпуске бывал регулярно, за редким исключением почти каждый год: я смотрел его курортные книжки, сохраненные Ниной Ивановной.
И все-таки Королев не умел отдыхать. Часто тяготился отдыхом. На юге, в каком-нибудь санатории он поначалу исправно ходил на все процедуры, гулял с Ниной, вечерами смотрели кино, даже на танцплощадке они появлялись, но при всем при этом в подсознании он работал. Уже через несколько дней начинались телефонные звонки в Москву, из Москвы. Случалось, что рядом отдыхали опять же «свои» – Козлов, Бушуев, Ключарев, Ивановский. Не говорить с ними о делах он не мог. Но если даже и не говорил...
Чрезвычайно характерную деталь приводит в своих воспоминаниях Олег Генрихович Ивановский. Вместе с Королевым летом 1963 года он оказался на Кавказе. На пляже Олег игриво сказал Главному:
– Сергей Павлович, а между прочим, сегодня в парке – лекция: «Достижения СССР в освоении космического пространства». Читает не кто-нибудь, а кандидат наук, член Общества по распространению политических и научных знаний из Москвы...
Королев мгновенно встрепенулся:
– Непременно надо сходить!
И он пошел, и слушал очень внимательно...
Что мог нового сказать ЕМУ столичный лектор? Но лектор этот (знал ли он, кому рассказывает?!) вернул Сергея Павловича в желанный мир его трудов и грез.
В редкие праздные воскресные дни Нине Ивановне иногда удавалось вытащить его на природу.
– Помню, однажды небольшой компанией мы уехали на машине за город, – вспоминает она, – очень долго выбирали местечко, где бы нам остановиться: то место некрасивое, то народу много. Наконец, Сережа нашел полянку.
– Тут, – говорит. – Замечательное место!
И улегся где-то в тенечке на раскладушке, а мы сели, начали в карты играть. Потом чувствуем, что-то под нами мокреет. Оглянулись, а мы сидим на болоте. Сережа спал...
Когда я просил Сергея Павловича рассказать мне о себе, он начинал объяснять, как он занят, и улетать надо, и вообще... В следующий раз как-нибудь... Забыв о том, что он вырос в Одессе, я однажды предложил:
– Поедемте за грибами. Будем собирать грибы и вспоминать вашу жизнь...
– За грибами? Собирать грибы? – переспросил он с какой-то ироничной задумчивостью и разговор этот не продолжал. Я понял, что дело не только в том, что он, как каждый южанин, ничего в грибах не понимает и не может любить грибную охоту, но и в том, что у него есть свои, на первый взгляд простые вопросы, даже для него неразрешимые.
Когда в воскресенье Сергей Павлович не уезжал на работу и оставался дома, он был очень непохож на Королева, всем известного. Он долго спал, неохотно вставал, медленно завтракал, снова ложился. Набирал в постель целую кипу газет и журналов, но быстро засыпал. При этом не любил оставаться дома один: должен был знать, что Нина в доме.
– Однажды я собралась к сестре, – рассказывала Нина Ивановна. – Дело было в воскресенье. Сережа говорит:
– Я отдохну: устал что-то, а ты поезжай... Только аппарат телефонный поставь мне рядом...
Я уехала. Приезжаю, мне сообщают: «Сережа звонил». Позвонила ему. Он говорит:
– Ну что же ты уехала, бросила меня...
– Хочешь, я вернусь?
– Нет, не надо. Я спать буду... Через двадцать минут звонок:
– Это я. А что вы там делаете?
Я не выдержала и вернулась. Он спал...
Но чаще всего он не знал никакого различия между праздниками и буднями. Праздники даже раздражали его. Помните, как помешал ему Первомай 1953 года продолжить испытания ракеты Р-5? То же часто было и на Байконуре. Астрономически выверенный старт неудачной (как вскоре выяснилось) «Луны-4» требовал заправки ракеты 31 декабря 1962 года. Королев искренне не понимал и раздражался, когда ему говорили, что обидно работать в новогоднюю ночь. Какая разница?! Присутствия Главного вовсе не требовалось, но Сергей Павлович встретил Новый год на стартовой площадке. Наверное, здесь ему было интереснее, чем за праздничным столом с генералами...
Для «украшательства образа» о Королеве писали, что он любил работать в саду, возиться с цветами. Это уже стало стереотипом: и в книгах, и в фильмах положительный герой обязательно что-то сажает, окучивает, опершись на лопату, с мудрой улыбкой смотрит на младую поросль. Так вот, Королев любил цветы – сирень, розы, гвоздику, но в саду работать не любил и цветами не занимался.
Кроме творческой биографии К.Э. Циолковского, о которой уже шла речь, Королев мечтал написать книгу воспоминаний.
– Я напишу! – говорил он. – Надо, надо написать!
Но и этого он тоже не мог себе позволить.
Входя в избранный круг научно-технической элиты страны, был ли Королев богат? Не был. Он получал много денег, но богатым человеком Королев не был. До осенней денежной реформы 1960 года все его доходы, включая и «академические составляли 15 тысяч рублей в месяц. Позднее – соответственно 1500 рублей. В доме Королева – в этом может убедиться любой посетитель мемориального музея – есть хорошие вещи, но назвать дом богатым нельзя. И телевизор был, и магнитофон, но обычные, магазинные, хотя, конечно, он мог себе позволить японскую или немецкую дорогую технику. Из Ленинграда Сергей Павлович однажды привез картину: опушка леса. Почему она ему понравилась – неизвестно. Купил. Дома жене рассказывает:
– Представляешь! Пока они там спорили: Клодт это или не Клодт, я ее купил по дешевке...
В день рождения сослуживцы подарили ему его портрет, инкрустированный из кусочков дерева. Портрет Сергею Павловичу понравился. Он разыскал автора – художницу Ингу Сергеевну Сущинину и заказал ей такой же портрет Нины. Заплатил по современным ценам что-то около двухсот рублей и радостно поставил портрет в своем домашнем кабинете.
Он никогда не «вкладывал деньги» в произведения искусства. Понравился пейзаж – купил, понравился портрет – заказал. Он получал (или не получал) удовольствие от вещей вне зависимости от их цены. Ничего не собирал, не коллекционировал. Мебель в доме была хорошая, но не антикварная. Посуда красивая, но не драгоценная. Библиотека большая, но не редкая. Неверно было бы сказать, что он относился к деньгам совершенно равнодушно. Нет, это не так. Но он относился к ним спокойно. Где-то, кажется у Хемингуэя, есть: постель должна быть мягкой, фуфайка теплой...
Так он и жил.
Впрочем, была у Королева одна действительно дорогая вещь. Из Германии он привез двухстволку «Зауэр-три кольца» – настоящие охотники знают, что это такое. Но на охоту Сергей Павлович так и не собрался и о двухстволке забыл.
– Ружье лежало в сундуке совершенно беспризорное, – вспоминала Нина Ивановна, – смазка в нем затвердела. Я отдала его знающему человеку. Он его вычистил, смазал, говорит мне: «Ему цены нет, этому ружью...» А потом Сережа подарил двухстволку хирургу Вишневскому.
«Королева многие считали очень богатым человеком, – рассказывает Нина Ивановна. – Мария Николаевна однажды спросила у него: „Сережа, у тебя открытый счет?“ Он улыбнулся и говорит: „Да, мама. А сколько тебе надо?“ – „Шестнадцать рублей“. Он поморщился: ведь он давал матери каждый месяц 250 рублей217.
Помню, он получил премию – пять тысяч рублей – и говорит:
– А куплю-ка я тебе шубу норковую!
Я его отговаривала, но он купил. Другой раз подарил мне заграничный киноаппарат. Он стоил 800 рублей. Потом я случайно узнаю, что деньги на этот аппарат он занял и потихоньку выплачивает...
Останкинским домом Сергей Павлович был награжден правительством. Но забыли внести какой-то пункт в постановление, и мы платили довольно большие деньги за дом и за участок земли, на котором дом стоит. Сережа часто одалживал людям деньги, а то и просто давал. Приходит, помню, однажды и говорит: «Солдатика тут привез с полигона. На работу к нам устраивается. Нет у него ничего. Я дал ему...» Какая-то давняя его пассия, певица из Пскова, прислала письмо, просила «взаймы» денег на концертное платье. Он послал 300 рублей. Одна из первых фотографий Сережи 1907 года – ему и годика нет – на руках у няни. Варвары Ивановны Марченко, молоденькой деревенской девушки. Вдруг объявился ее брат: «Надо бы денег на оградку варвариной могилки...» Опять послал. Не помню точно, но какие-то деньги он давал на памятник Цандеру в Кисловодске... Деньги мы все тратили. После смерти Сергея Павловича у него на сберегательной книжке было 16 рублей 24 копейки...»
