А вечером грянул большой прием. Юноши и девушки в белых одеждах, стоящие на парадной лестнице Большого Кремлевского дворца, осыпали входящих цветами. Певцы из Большого театра грянули хор «Славься!» Глинки, вскоре причудливо трансформировавшийся в «космическую» песню Туликова.

Незнакомыми ароматами дышала шеренга дипломатического корпуса. Черной стайкой скромно стояли седобородые отцы церкви. Королев не знал почти никого из этих людей, и люди эти не знали его. Иногда возникало лицо узнаваемое, он видел этого человека в газете или журнале, тогда Королев слегка наклонял голову и улыбался.

Главный стол в торце Георгиевского зала предназначался для главных виновников торжества: Хрущева, Брежнева, других членов Политбюро, Малиновского и, конечно, Гагарина. Места для Королева там не было. Если бы Сергей Павлович и надумал сам пойти к этому столу, его непременно остановил бы вежливый молодой человек в строгом костюме и, едва дотронувшись до локтя, тихо сказал бы ему на ухо:

– Пройдемте вот сюда... Здесь вам будет удобно...

Все столы щедро были уставлены бутылками с водкой, коньяком и вином, закуска была обильна и изысканна. Потекли речи. Хрущев снова стал поздравлять и обнимать Гагарина и произнес еще одну длинную и трескучую речь. Следом пошли новые спичи, начиная с шведского посла Рольфа Сульмана-дуайена дипломатического корпуса, кончая придворным писателем Леонидом Соболевым. Речи не мешали выпивать и закусывать. Георгиевский зал уже начинал наполняться глухим вокзальным гулом, но вдруг снова притих: Никита Сергеевич опять начал говорить, убеждать всех, что имя первого космонавта «всегда будет жить в веках». Хрущев не знал усталости. Энергичные взмахи руки, когда напоминал он о поступательном движении страны к коммунизму, не становились плавнее, а розовость щек говорила вовсе не о выпитом вине, а о душевном жаре, негасимо горевшем в груди вождя. Молодой белозубый этот майор был для Никиты Сергеевича прообразом людей будущего, тех, кому предстоит жить в светлом здании быстро и дружно отстроенного коммунизма. Гагарин укреплял его великую, чистую веру в реальность близкого завершения этого исторического строительства, и уже за это Никита Сергеевич – единственный из наших вождей, который искренне верил в достижимость своих идеалов за пролет одного поколения, – любил его всей душой.

Сверкали люстры, гремели оркестры, Гагарина тянули то к одной группе, то к другой. Тяжело, по-медвежьи облапав, мял его сейчас маршал Малиновский. Быстрый взгляд Хрущева бежал по лицам гостей и налетел на Королева.

Королев с Ниной Ивановной стоял в группе других конструкторов, не тушуясь, но и не выпячиваясь, понимая, что и в минуты ликования Хрущев помнит, что здесь – дипкорпус и западные журналисты, и не нарушит игры в секретность. Однако Никита Сергеевич, широко улыбаясь, подошел к их группе, говорил приятности, чекался. Королев представил ему Исаева:

– А это, – сказал Сергей Павлович, – тот самый человек, который тормозит все наше дело...

Хрущев понял, рассмеялся, снова благодарил. Гагарин увлек Никиту Сергеевича, а за ним и других вождей в Святые сени, где в дальнем углу тихо пировали космонавты, выглядевшие непривычно в штатских костюмах. Юре было как-то не по себе, что за срок, измеряемый скорее часами, чем днями, ушел он от этих лейтенантов в такую необозримую даль, что и подумать страшно...

Когда Брежнев прикреплял к груди Гагарина Золотую Звезду, Юра почувствовал легкий аромат дорогого коньяка и ему тоже захотелось выпить, но он понимал, что делать это нельзя, иначе все окончательно может сместиться и перепутаться, а все смотрят на него, – нет секунды, чтобы его не разглядывали...

Волшебный этот день окончился для Гагарина в чистом прохладном особняке «для почетных гостей» на Ленинских горах, куда привезли их с Валей поздно ночью. Юра подошел к большому зеркалу, посмотрел на свое отражение, потрогал Золотую Звезду и сказал тихо:

– Понимаешь. Валюша, я даже не предполагал, что будет такая встреча. Думал, ну слетаю, ну вернусь... А чтобы вот так... – не думал...

Отзвуки торжеств долго еще рокотали в прессе, по радио и телевидению. В десятках министерств составлялись и визировались длинные наградные списки. Награждали всех: от министров до техников. Да что там министры! И сам Никита Сергеевич, и Леонид Ильич Брежнев, и Дмитрий Федорович Устинов – разве без их забот мог бы взлететь Гагарин?! Все получили по Золотой Звезде Героя Социалистического Труда за освоение космического пространства. Королев, Келдыш, Глушко, Пилюгин стали дважды Героями. Золотые Звезды получили по тому же закрытому указу от 17 июня 1961 года председатель Госкомиссии Константин Николаевич Руднев и почти все «генералы» королевского КБ: Сергей Сергеевич Крюков, Михаил Клавдиевич Тихонравов, Борис Евсеевич Черток, Игорь Евгеньевич Юрасов, Дмитрий Ильич Козлов, Аким Дмитриевич Гулько, Роман Анисимович Турков. Не был забыт и Семен Ариевич Косберг. Слесари опытного завода Григорий Егорович Еремин и Сергей Степанович Павлов вместе с механиком-сборщиком Дмитрием Михайловичем Зерновым тоже стали Героями Социалистического Труда. Количество орденов и медалей измерялось сотнями. Подлипки ликовали несколько дней кряду.

Узнав, что вторая Золотая Звезда вручается без ордена Ленина, Королев расстроился. Приехав 20 июня из Кремля, где вручали награды, Сергей Павлович показал Нине Ивановне коробочку со звездой и по-детски грустно вздохнул:

– А орден пожалели...

Наградить решили не только Гагарина, но и еще не летавших космонавтов.

Заочно и досрочно. Титов был представлен к ордену Красного Знамени. Но Хрущев распорядился дать ему орден Ленина, а всем остальным ребятам из первого отряда (кроме погибшего Валентина Бондаренко) – ордена Красной Звезды. Орден Ленина получил и Карпов.

Еще на приеме в Кремле Никита Сергеевич поинтересовался, чем награждена жена первого космонавта. Ему сказали, что непосредственный ее начальник Евгений Анатольевич Карпов, у которого она работает лаборанткой, представил ее к медали «За трудовую доблесть».

– Это в корне неверно! – страшно закипятился Хрущев.

Валентине Ивановне был вручен орден Ленина. Надо отдать должное ее скромности, представлениям о собственных заслугах: она не надевала этот орден ни разу в жизни...

На следующий день после кремлевского приема Королев чествовал Гагарина в Подлипках. Трибуну соорудили прямо под открытым небом, поставили динамики. Из-за сверхсекретных каменных заборов, отороченных колючей проволокой, по всей округе разносился уже всем знакомый звонкий голос Гагарина:

– Спасибо вам, творцам нашей ракетной техники, за замечательный космический корабль...

Иностранцы, которые ездили мимо ОКБ в Загорск, могли только улыбаться, скромно потупив глаза...

В ОКБ и министерстве все только и говорили о будущих щедрых наградах. Королев подписал списки с представлениями своих людей и, не дожидаясь никаких указов, 6 мая улетел с Ниной Ивановной в Объединенный санаторий «Сочи». А в Звездном городке тем же числом были подписан приказ по части: «предоставить активный отдых всей группе».