Первую ракету пустили по Парижу. Лондон начали обстреливать на следующий день. И хотя англичане знали о немецкой ракете, сначала они ничего не поняли. Когда в 18 часов 43 минуты 8 сентября в районе Чизвик раздался сильный взрыв, подумали, что взорвалась газовая магистраль: ведь никакой воздушной тревоги не было. Взрывы повторялись и стало ясно, что газовые магистрали ни при чем. Около одной из воронок офицер из ПВО поднял кусок патрубка, который словно прилип к руке: металл был заморожен. Так стало ясно, что в ракете, очевидно, применяется жидкий кислород.

В отличие от англичан, у нас ничего не было, кроме докладов разведки о стартах в Польше и радиоперехватов восторженных речей Геббельса, который утверждал, что новое оружие способно изменить весь ход войны, – Геббельс давно усвоил, что самым невероятным «уткам» народ склонен верить больше, чем полуправде, и не стеснялся. Получены были сведения, что немцы собираются применять Фау-1 для бомбардировки Ленинграда. Подвешенные к бомбардировщикам «Хейнкель-111» самолеты-снаряды, пилотируемые летчиками-смертниками, собирались долететь до Куйбышева, Челябинска, Магнитогорска и других городов. Известный разведчик, любимец фюрера Отто Скорцени, уже начал отбор 250 летчиков-смертников для пилотирования Фау-1. Мы об этом знали. Маршал артиллерии Воронов поручил даже разработать на основе британского опыта «Предварительные указания по борьбе с самолетами-снарядами». Была продумана система ПВО. Позднее выяснилось, что для мести несдавшемуся Ленинграду в Таллин морем привезли несколько Фау-2. На территории псковского льнокомбината организовали специальную зону, где ракеты должны были готовить к запуску. Секретный эшелон с кодовым названием Р-13, в котором были отправлены шесть Фау-2, до Пскова не дошел, его подорвали партизаны. В общем, ни Фау-1, ни Фау-2 на Восточном фронте немцам применить не удалось, что не снизило, однако, интереса Ставки к этим ракетам. Едва войска маршала Конева приблизились к району «полигона Близна», как в НИИ-198 стали готовиться лететь в Польшу. Впрочем, первую партию «железок» генерал Курочкин (его дивизия захватила полигон) прислал сам. Самым ценным подарком в этой посылке оказалась камеру сгорания Фау-2.

– Вы представить себе не можете, какой огромный горшок! – Тихонравов снизил голос до потаенного шепота, и камера сгорания от этого стала еще больше. – Помните наши двигатели, хоть Глушко, хоть Душкина, критическое сечение сопла – кулак не пролезет, а тут сам можешь забраться внутрь камеры, представляете?! Я увидел, глазам не поверил, стали считать, получается тяга порядка 25 тонн! Не 250 килограммов, а 25 тонн, представляете, какой рывок вперед они сделали?!

Королев слушал не двигаясь, даже не мигая. Спросил отрывисто:

– Система подачи?

– Турбонасосный агрегат.

– Я так и думал! Я еще на Колыме понял, что при больших тягах, когда топлива много, вытеснительная система подачи не годится. Она потребует прочных, а значит, тяжелых баков. Да, в 39-м я уже понял, что мощный двигатель – это насосы...

В своей книге «Академик С.П.Королев» П.Т.Асташенков напишет: «Сергей Павлович, как и другие наши ученые-ракетчики, был знаком с немецкими жидкостными боевыми ракетами времен войны. Никаких „откровений“ в них не нашел: они в основном базировались на идеях К.Э. Циолковского». Нет, «откровения» были, и много «откровений»! Браун сделал принципиально новый шаг вперед, создав ракету такой мощности, о которой наши ученые-ракетчики только мечтали. Что же касается идей Циолковского, то действительно немецкие ракеты времен Гитлера, равно как и китайские времен мандарина Ван Гу, и американские времен президента Кеннеди «в основном базировались» на этих идеях. Рассматривая историю техники в таком ракурсе, можно сказать, что все фашистские самолеты «базировались» на формуле подъемной силы крыла, выведенной Н.Е. Жуковским.

Осколки секретного оружия вызвали очень большой интерес среди наших специалистов. Поглядеть на невероятную камеру и другие «железки» приходили многие – «люди Болховитинова», тогда еще не очень разбирающиеся в этом деле: Березняк, Черток, Мельников, Мишин; двигателисты, которые могли оценить мощь «немецкого горшка»: Тихонравов, Душкин, Исаев, Глушко. Что-то пробовали восстановить по осколкам, поставили токарный и фрезерный станки, стапель для распрямления искореженного металла. Рисовали, спорили и даже сочиняли отчеты по результатам своих анализов, впрочем, довольно умозрительные, хотя молоденький инженер Василий Мишин написал отчет «Некоторые вопросы проектирования ракет для вертикального полета», как потом выяснилось, весьма толковый и для дела полезный.

Работали быстро, всех очень торопил нарком авиапрома Алексей Иванович Шахурин, ведомству которого подчинялся теперь НИИ-1. А торопил всех Алексей Иванович потому, что на него самого нажимал Маленков, требовал справок, заключений. Шахурин передал новому начальнику НИИ-1 генералу Федорову записку Сталина. На небольшом листке бумаги размашисто красным карандашом было написано: «Феодоров, я очень прошу ускорить выполнение моего задания. И. Сталин».

Шахурину очень не хотелось всем этим делом заниматься. И без ракет хватало ему забот, а тут и не разберешь – то ли это снаряд, то ли торпеда, но, во всяком случае, нечто от авиации весьма далекое. И Болховитинов – правая рука Федорова в институте – был согласен с наркомом. Ну, Фау-1 – все-таки самолетик с двигателем-трещоткой, им еще можно заняться, но эта штуковина... Виктор Федорович относился к Фау-2 очень настороженно.

Но «Феодорову» после сталинской записки хочешь не хочешь, а заниматься Фау-2 придется, и лететь в Польшу за всеми этими «горшками» тоже придется: только так можно было выказать свое рвение вождю. Из ракетчиков он взял с собой Шварца, из управленцев Коновалова, Боровкова, Попова. Чтобы быть в Польше мобильнее и ни от кого не зависеть, решили взять с собой «виллис», закатили в самолет, а как надо не закрепили, и под Киевом он сорвался в воздухе...

– Представляете, – рассказывал Тихонравов, – в полетном списке одиннадцать человек, а трупов двенадцать. Долго разбирались. Оказалось, солдатик один, в награду отпущенный на неделю домой, торопился в свою часть, упросил взять его в самолет...

По глазам Королева Тихонравов понял, что он его не слушает. Только конец фразы зацепил его сознание.

– Жалко солдатика. Всех жалко, – рассеянно проговорил Королев. – И безо всякой связи с предыдущим вдруг сказал:

– А я в Германию лечу.