Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Хорошая мысль, — одобрил де Пейрак.

Одним духом он опрокинул чарку, немного напряженным шагом, хромая, прошел к камину и сел на скамью.

Анжелика подбежала к нему и опустилась на колени у его ног.

Нет, пожалуй, даже не опустилась, а рухнула перед ним на колени, настолько счастье в эту минуту как-то странно совсем лишило ее сил. Она хотела снять с мужа сапоги, но едва ее руки коснулись его мускулистых ног, покрытых обледенелой тканью коротких штанов, как она вспомнила все, и ей снова стало не по себе. Она не знала, что послужило тому причиной — беспредельное ликование, ее любовь к нему или страх при мысли, что столь дорогой ей человек так неожиданно мог быть отнят у нее, — но она, словно поверженная этим откровением, вдруг утратила свою волю, чтобы отныне жить только в тесном единении с ним, только ради него. Она обхватила его руками, сжимая его колени, обнимая его и глядя на него широко открытыми сияющими глазами, из которых катились молчаливые слезы, она смотрела и никак не могла насмотреться на лицо этого человека, необычные черты которого неотступно преследовали ее всегда, всю ее жизнь с того самого дня, когда она увидела его в первый раз.

И он тоже, чуть склонившись, бросил на нее пристальный взгляд.

Это было всего мгновение. Всего лишь на одно мгновение встретились их взгляды. Но этого было достаточно для того, чтобы у всех, кто наблюдал эту сцену, она оставила неизгладимое впечатление. Но, пожалуй, никто не смог бы сказать, что потрясло их в ней больше всего: обожание, которое всем своим видом выказывала коленопреклоненная Анжелика, или обжигающая страсть, озарявшая властное лицо графа, человека, которого они привыкли видеть неуязвимым, неподвластным никаким людским слабостям.

Чувство удовлетворения и в то же время какая-то неясная тоска сдавила сердца всех. Неожиданное целомудрие заставило их опустить глаза. Каждый, полный своими печалями, своими мечтами и разочарованиями, увидел в этот миг, словно в свете молнии, сверкнувшей из тучи и осветившей два существа, устремленные друг к другу, лицо самой Любви.

Граф де Пейрак нежно положил обе руки на плечи Анжелики, чтобы подбодрить ее, и повернулся к застывшим в неподвижности людям.

— Приветствую вас, друзья мои, — сказал он хриплым, глухим от усталости голосом. — Я рад видеть вас снова.

— Мы тоже, мессир граф, — ответили они хором, словно ученики в классе.

Все они еще были как в тумане, и хотя с момента встречи пробежали лишь минуты, они показались им бесконечными. Воцарилась тишина. Эльвира, с трудом удержав набежавшую слезу, прижала к себе руку Малапрада.

— А как же я? — раздался вдруг голос Флоримона. — Я едва жив, а на меня никто не обращает внимания.

Все обернулись к нему и разразились смехом. Флоримон, покрытый снегом, с бахромой сосулек на шапке, стоял, привалившись к двери.

Граф бросил на сына дружески участливый взгляд.

— Помогите ему. Он совсем выбился из сил.

— Ну нет, больше ты меня не проведешь, — ворчал Флоримон, — больше я с тобой не пойду…

Только тут все увидели, что бедный парень и впрямь превратился в ледышку и был, как говорится, при последнем издыхании.

Кантор и Жак Виньо подхватили его и отнесли на постель. Они сняли с него обувь и одежду, Анжелика подбежала осмотреть сына.

— Бедный мальчик! — шептала она, целуя его. Она с головы до пят растерла Флоримона водкой, потом села рядом и долго массировала его окоченевшие ноги.

Он уснул безмятежно, как в детстве, а госпожа Жонас принялась готовить для всех грог.

Глава 25

— Стало быть, вы убили его? — спросила Анжелика, когда они с мужем остались вдвоем в своей крохотной спальне. — Вы его убили, не так ли? Вы рисковали своей жизнью из-за такой глупости? Только из-за того, что какой-то волокита решил поухаживать за мной?.. Скажите, ну разумно ли это, мессир де Пейрак?

Граф рывком бросился поперек кровати и с наслаждением вытянулся на ней. Иронически глядя снизу вверх на Анжелику, он слушал ее гневные речи.

— Пон-Бриан — он ведь оттуда, с севера, — снова заговорила она, наклоняясь к нему. — Теперь, когда в Канаде узнают об этом, они придут отомстить за него, они расторгнут договоры…

— Договоры давно уже расторгнуты, — сказал де Пейрак. — Едва высохли на них чернила, как нас приговорили к смерти и подослали к нам патсуикетов.

Он приподнялся и ласково взял ее за прядь волос на лбу, чтобы заставить ее смотреть ему прямо в глаза.

— Слушайте меня внимательно, радость моя. В моей душе живет одна страстная потребность, и она не скоро умрет во мне. Это потребность обладать вами. И естественно, я хотел бы, чтобы вы целиком и полностью принадлежали лишь мне одному. Называйте это ревностью, если вам угодно, пусть! Но ведь ни вы, ни я не достигли еще возраста, когда тело становится равнодушным, нам пока еще далеко до этого. И я никогда не оставлю вас бороться один на один с вашими соблазнителями…

— Уж не боитесь ли вы, что меня обольстит кто-нибудь вроде этого Пон-Бриана?

— Нет, не боюсь. Но я предчувствую, что здесь могут объявиться более смелые, чем этот лейтенант. Просчеты одних — хороший советчик другим. Знайте же, что уметь защитить свою честь в этих диких странах — вопрос жизни и смерти!.. А вы — моя жизнь!.. И я убью всех, кто попытается отнять вас у меня… Вот это я должен был сказать вам.

И так как она сидела, склонившись к нему, он внезапно притянул ее к себе и с силой приник к ее губам своими пересохшими, потрескавшимися на морозе губами.

Флоримон доверительно рассказывал Кантору.

— Я уже думал, что не выдержу. Отец мчался с такой легкостью, словно он краснокожий или канадец.

— На шпагах или на пистолетах?

— На шпагах. Это великолепно. Отец знает все финты, особенно один выпад… О, нужно быть жонглером, чтобы его сделать, честное слово… Тот хорошо защищался. Фехтует он так себе, но быстрый и выносливый.

— И… он убит?

— Ясно, что убит. От такого удара он уже не поднимется! Прямо в лоб!..

Флоримон снова бросился на свое жалкое ложе, глаза его горели.

— О, шпага! Вот оружие дворянина! Здесь, в этой дикой стране, уже и не помнят, что такое шпага. Здесь выясняют свои отношения с помощью томагавков и кастетов, как индейцы, или с помощью мушкетов, как наемники. Нет, пора вспомнить о шпаге! Шпага — вот оружие дворянина… Как это великолепно, тебя оскорбили, и ты доставляешь себе такое удовольствие — дерешься на дуэли!..

Глава 26

Придя в себя после трудного похода, Флоримон однажды тайком забрался в кладовую и выбрал там пузатую тыкву, золотистую, словно солнце. Острым ножом он вырезал на ней глаза, нос и рот, раскрытый в широкой улыбке.

Сделав в верхней части дырку, он очистил тыкву от мякоти и вставил внутрь свечу. Потом хорошенько спрятал свое творение. Приближался сочельник.

По обычаю с приходом волхвов в крещенский сочельник должно наступать всеобщее веселье, а после того, как на голову счастливца, «бобового короля», возложат корону, начинается пиршество и в подражание волхвам все преподносят друг другу подарки.

Готовясь к празднику, каждый старался превзойти других в выдумке. Эльвира отправилась на опушку леса наломать веток остролиста с красными ягодами. Октав Малапрад пошел помочь ей. Они вместе поставили их в две большие чугунные ступки, ради такого случая принесенные из мастерской. Получилось очень красиво, и они, став поодаль, чтобы оценить свою работу, залюбовались блеском глянцевых листьев с такими же глянцевыми ярко-красными ягодами, стоявшими в двух огромных темных «вазах» на противоположных концах стола. Потом они посмотрели друг на друга и улыбнулись, охваченные светлой и нежной радостью. Благостное умиротворение, в котором люди пребывают обычно в рождественские дни, казалось, охватило и их, и они робко соединили свои руки.

Надо сказать, что после возвращения графа с севера, вернее, после того как они увидели Анжелику на коленях перед графом, сжимающую его в своих объятиях, увидели ее взгляд, который не забудут никогда, что-то изменилось в их отношениях.

94
{"b":"10322","o":1}