Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Пон-Бриан снова вздрогнул, вскинул голову, его взгляд стал осмысленным, будто он только сейчас увидел того, на кого смотрел, и понял наконец, кто этот человек. Он не ответил.

— По-моему, он уже совсем спит, — вполголоса сказала Анжелика. — Пусть он отдохнет и тогда расскажет нам о цели своего прихода.

Но граф де Пейрак настаивал.

— Так зачем же? У вас поручение ко мне? А если нет, тогда чего ради это путешествие, одному, в такое опасное время года?

Пон-Бриан медленно оглядел залу, несколько раз провел рукой по лбу и наконец изрек какой-то странный ответ:

— Потому что так нужно, сударь, так нужно.

Глава 16

Сумерки сгустились очень быстро, наступил вечер. Лейтенант Пон-Бриан находился в состоянии какой-то раздвоенности. Он вновь обрел свою речистость и теперь развлекал общество рассказами и новостями, которые принес из Новой Франции.

Лицо его раскраснелось, он словно снова вернулся к жизни. Он разглагольствовал о Квебеке, где недавно побывал, о бале, что был дан там, о театральной пьесе, которую сыграли в коллеже иезуитов.

Анжелика слушала его, от любопытства приоткрыв рот, потому что рассказывал он хорошо, и ко всему, о чем он вспоминал, особенно к городам, трем северным городам — Квебеку, Труа-Ривьеру и Монреалю, — она испытывала неутолимый интерес.

Она без конца смеялась, увлеченная его веселыми историями, и Пон-Бриан не мог удержаться, чтобы не бросить на нее влюбленный взгляд, хотя и старался притушить в нем пламя страсти, ибо к нему вернулось элементарное благоразумие. Он только вспоминал про себя, что и раньше, когда он слышал этот ее гортанный смех, у него по всему телу пробегала дрожь. Граф де Пейрак больше не спрашивал о цели его прихода, то есть именно о том, что ему очень трудно было бы объяснить. И вот сейчас лейтенант словно бы раздвоился: с одной стороны, он непринужденно беседовал в приятной компании, а с другой — в мрачных терзаниях вновь переживал те смертные муки, что одолевали его в последние месяцы, с того самого дня, когда он решил, что она погибла, и жизнь тогда показалась ему настолько опустошенной, что он не получал наслаждения даже от табака.

Никогда еще время не тянулось так тягуче медленно, как в те дни. Он видел себя бродящим по земляным валам форта, со взглядом, устремленным к горизонту, словно там могла возникнуть женская фигура, или погруженным в созерцание застывшей реки, шепот которой заглушил ледяной панцирь.

Он грубо выгнал из своего дома молоденькую индианку, жившую с ним последние два года, а поскольку она была дочерью вождя племени, расположившегося по соседству с фортом, это решение увеличило число его врагов.

Но ему было наплевать.

А потом вдруг, он и сам не знает откуда, появилась новость, что чужаки из Катарунка не погибли от ножей ирокезов. Все они спаслись, живут в горах… А женщины?.. Да и женщины тоже… О, несомненно, им покровительствует дьявол, если они избежали мести ирокезов… И тогда существование Пон-Бриана стало еще более невыносимым. Он попытался вернуться к прежней жизни, вновь обрести себя, попытался найти утешение с другими индейскими женщинами… Молодыми, бесстыдными. Но и этих он прогнал. Его воротило от их жирной, лоснящейся кожи. Он грезил о коже чистой и свежей, с нежным, возбуждающим ароматом, который вдруг обволакивает вас, проникает в ваши ноздри, опьяняет.

Даже то, что ему очень понравилось у маленьких индианок, когда он приехал в Канаду — у них на теле не было волос, — теперь отталкивало его, словно в этом было что-то противоестественное. А вдруг она тоже выщипала волосы на своем теле, как положено знатной даме? Но смогла ли она остаться ею в дикости лесов, куда завел ее сомнительный супруг? Ведь в этих дебрях никогда не бывало белых женщин. Она — первая женщина, которая отважилась на такое, и это уму непостижимо. Это безнравственно. Об этом говорит весь Квебек, об этом говорят по всей реке вплоть до самого Монреаля.

И сколько мессир де Ломени ни напоминал всем, что в свое время, когда мессир де Мезоннев прибыл со своими людьми, чтобы обосноваться на острове Монреаль и положить там начало Виль-Мари, мадемуазель Мане, которая сопровождала его, оказалась в аналогичной, даже, пожалуй, более сомнительной ситуации, чем госпожа де Пейрак сейчас, его не слушали. Нет, возражали ему, это не то же самое, ибо с мессиром де Мезонневом была целая когорта ангелов и святых, да еще его сопровождали два священника, эти уж во плоти и крови, и он собственноручно водрузил крест на горе Мон-Руаяль, в то время как этот де Пейрак окружил себя безбожниками, развратниками и еретиками, среди которых, разумеется, графиня выбирает себе любовников.

Пон-Бриан знал об этих разговорах. Во время своего пребывания в Квебеке, куда он вынужден был приехать, он предстал перед Главным советом и был допрошен монсеньером Лавалем, иезуитами и — в уединенной беседе — губернатором Фронтенаком. Он всем твердил, что эта женщина — самая прекрасная женщина в мире, что да, верно, он не может этого скрывать, она пленила его сердце. Он пел ей все более и более хвалебные гимны, и это в конце концов породило атмосферу какой-то истерии вокруг незнакомой женщины. Когда он проходил по улицам, на него глазели с ужасом, к которому примешивалась зависть. «Посмотрите, да чего она довела его!.. Бог мой! Возможно ли это?.. Одним лишь взглядом!..»

Его тоска не излечивалась. Он мечтал об Анжелике. Он бредил ею. Иногда в его памяти всплывал ее голос, иногда — ее округлое калено, которое ему мельком удалось увидеть, когда он, не постучавшись, вошел в ее каморку.

Он представлял себе это колено, гладкое, белое, словно мраморный шар, мысленно гладил его, сдавливал, чтобы приоткрыть прелестную ножку дальше… и, стеная, вертелся на своем ложе.

И вот теперь он в Вапассу, в двух шагах от нее, и он еще острее чувствует, как смешиваются в нем желание и страх, которые так долго неотступно преследовали его.

Пот каплями выступал на его лбу. Он много разговаривал в этот вечер, проявил себя блестящим собеседником, но его чарка была пуста и ему больше не предложили наполнить ее. Мужчины начали расходиться на ночлег …

Решение идти в Вапассу и встретиться с ней пришло к Пон-Бриану после одного визита, который нанесли ему в его форте Сент-Анн. Дотоле он и не помышлял об этом, ибо отправиться в путь зимой, уже суровой даже вначале, было бы безрассудством, к тому же на его обязанности лежало охранять форт. Но тот, кто пришел тогда к нему, отбросил не только все его сомнения, но и страх предстать одному, безоружным перед этими подозрительными людьми…

И вот сейчас, когда он остался за деревянным столом один, он особенно ясно осознал, что находится среди врагов, среди чужих. Он сразу же отметил: нигде не видно распятия, не было общей молитвы, снаружи, над входом в жилище, нет креста. Он слышал, как здесь разговаривали по-английски, по-испански. Святой отец был прав! Пусть они не опасные еретики, но уж нечестивцы и безбожники — наверняка. Он еще раз огляделся вокруг.

Анжелики уже не было в зале. Она ушла. За закрытой дверью этой комнаты она сейчас ляжет в постель рядом с этим «меченым»…

Пон-Бриана терзали жестокие муки ревности. Нет, его приход сюда — безумие. Она ускользнет от него. Она из другой породы… она недоступна…

И он снова словно услышал голос, который убеждал его: «Вырвать эту женщину из безнравственной жизни — богоугодное дело, оно зачтется вам во спасение. Вы один можете привести ее к добру».

Тогда он, помнится, вдруг сказал:

— А если она демон?.. Настоящий?..

— Мои молитвы защитят вас.

Тот, кто приходил к нему, носил черную сутану и деревянное с медью распятие на груди. В верхней части распятия, над изображением Христа, сверкал вделанный в дерево рубин. Человек немного сутулился, потому что у него еще не зажила рана на боку, полученная недавно от ирокезов во время неожиданной стычки. У него были необыкновенно красивые синие глаза, глубоко сидящие под кустистыми бровями, и курчавая, каштановая с золотистым отливом бородка, под которой скрывался несколько женственный рот.

80
{"b":"10322","o":1}