Вдруг в бесстрастно торжественном тоне могавка послышалась более живая интонация, которая тут же вызвала бурный взрыв веселья у Никола Перро.

— Он говорит, что никогда не пришел бы сюда, знай, что встретит меня, а предпочел бы сразу схватиться за томагавк.

Переговоры заканчивались. Уттаке спустился на берег реки к своим братьям, а европейцы вошли в форт, чтобы посовещаться. Солнце уже стояло высоко в небе, и, кроме всего, было самое время подкрепиться.

Анжелике показалось, что французские офицеры возвращаются в форт с довольно унылыми минами. Она подошла поздороваться с ними.

— Ну как идут переговоры? — спросила она у де Ломени. — Вы согласны с графом де Пейраком, что можно избежать сражения с ирокезами?

— Что вам сказать? С ирокезами всегда одно и то же, — ответил полковник.

— Будь они даже в десять раз слабее противника, они считают, что оказывают ему величайшую милость, договариваясь с ним о мире, они считают, что мы должны пойти им на всяческие уступки. Сейчас они уже отказываются дать обещание не трогать другие племена, возвращаясь в свою долину. Если мы на это согласимся, то все будут считать, что мы потерпели поражение, а ирокезы будут кичиться и высмеивать нас.

— Что мы с ними церемонимся! Пока они здесь, совсем рядом, уничтожим их!

— с жаром воскликнул молодой Модрей.

Пон-Бриан молчал. Он смотрел на Анжелику, не в силах отвести от нее глаз.

Молчал и Жоффрей де Пейрак, он переводил свой взгляд с одного лица на другое и не мог уловить, что думают канадцы. Де Ломени вдруг обратился к нему:

— А что скажете вы, мессир граф? Вы же боитесь ловушки со стороны ирокезов? Что если их уверения в желании союзничать с нами окажутся лживыми?.. И стоит только нам уйти отсюда, как они нападут на ваш форт и разграбят его. Что же касается вас и ваших…

— Я иду на этот риск.

— Мы не знаем точно, сколько их… Ясно только одно: им не одолеть нас, пока мы вместе. Но когда вы останетесь только со своим отрядом…

— Пусть моя судьба не беспокоит вас, — ответил ему де Пейрак, и чуть заметная ирония мелькнула в его глазах. — Допустим, что я делаю неудачную ставку, веря в честные намерения индейцев… Что ж, пусть заранее торжествуют те, кто еще вчера хотел моей гибели! Сейчас мне кажется важнее другое. Надо думать о том, чтобы снова не вспыхнула вражда между Новой Францией и Союзом пяти племен. Вы решитесь взять на себя ответственность за действия, которые смогут привести к новым кровопролитиям?

— О! Посмотрите-ка, кто к нам пришел! — удивленно воскликнул Фальер.

В дверях стоял вождь могавков. Было ясно, что он вернулся сюда не для того, чтобы еще до конца переговоров ответить согласием на все условия белых.

— Ты забыл нам сообщить что-то важное? — спросил его Перро.

— Ты угадал, — ответил Уттаке. — Мой брат Сваниссит поручил мне передать тебе, что в лесу, неподалеку отсюда, у наших воинов находится ребенок белой расы. Это сын твоей сестры, твой родной племянник, — сказал он, обращаясь к Л'Обиньеру. — Наш великий вождь готов вернуть вам ребенка, если французы и их союзники разрешат нам вернуться в Священную долину, не чиня нам препятствий.

От неожиданности у всех даже вытянулись липа.

— Маленький Марселен, мой племянник! — вскричал Л'Обиньер. — Значит, он жив?

— Подлец! — прошипел Модрей. — Почувствовал, дело плохо! Вот и бросил свой последний козырь.

Глядя на полковника де Ломени, Л'Обиньер умоляющим голосом проговорил:

— Мессир граф, мы должны сделать все, чтобы спасти этого ребенка! Вырвать его из рук дикарей, которые воспитают его в ненависти к предкам и к нашему Богу!..

Де Ломени торжественно кивнул головой.

— Я думаю, нам следует согласиться… — промолвил он, взглянув на де Пейрака. И затем обратился к ирокезу:

— Пусть будет так. Как только вернете ребенка, вы сможете уйти за реку.

При Уттаке барон де Модрей пытался сдерживаться, но стоило тому выйти, как он мгновенно взорвался:

— Нет, это немыслимо! Не могут же они уйти из-под самого нашего носа, не получив по заслугам! Стыдно будет даже сказать после, что Сваниссит был совсем рядом, и я не снял с него скальп!..

— Значит, тебя не касается спасение души моего племянника, тебе безразлично, останется он в живых или нет? — в бешенстве вскричал Л'Обиньер, хватая его за воротник.

— Что говоришь ты! Ведь Сваниссит вырезал мою семью. Он рядом, и я не могу отпустить его живым. Я обещал его скальп Богородице.

— Успокойтесь же! — старался привести их в чувство де Ломени.

Как безумный, сверкая глазами, Модрей бросился складывать свои вещи. Молодые люди были слишком вспыльчивы, и недаром Анжелика с каждым днем все больше восхищалась де Ломени, который, прожив столько лет в Канаде, сумел сохранить выдержку и мягкие манеры обхождения.

Полковник, понимая, что Модрея необходимо удалить отсюда, не противился его отъезду. Его безрассудному поступку он решил придать вид официальной миссии. Он вызвал его к себе, пожурил по-отечески и поручил ему передать послание отцу д'Оржевалю, а затем отправиться к барону де Сен-Гастину, коменданту форта Пентагоет, расположенному в самом устье Пенобскота. Долгое путешествие, которое Модрей вынужден будет совершить, охладит его горячую голову.

— Форт Пентагоет находится по соседству с Голдсборо, где граф де Пейрак основал поселение гугенотов. Мне необходимо дать Сен-Гастину некоторые инструкции по этому поводу. Если вы еще застанете там парусник нашей корабельной компании, который рассчитывает вернуться в Квебек до заморозков, садитесь на него, если нет — перезимуйте с Сен-Гастином. Еще один совет: не берите с собой гуронов. Вы только будете разжигать друг у друга свою ненависть к ирокезам. Я дам вам в попутчики своего верного Утануиса.

Передача французам маленького племянника Л'Обиньера состоялась на следующий день после полудня.

На этот раз ирокезы приплыли по реке. Они появились в легких красных челноках, похищенных, должно быть, у одного из прибрежных племен. Высадившись на каменистый берег, они поднялись к форту.

Как и вчера, белые ждали их на площадке у входа. Гуроны, алгонкины, абенаки, тесно сгрудившись, облепили склоны холма. Анжелика вместе с двумя другими женщинами и детьми расположилась у самого палисада. Хотя войны, кажется, удалось избежать, у ирокезов была такая репутация, что при их появлении все сразу же настораживались.

Ирокезов было всего десять, и никто из них не нес с собой огнестрельного оружия. Они держались очень самоуверенно, всем своим видом выражая глубочайшее презрение к остальным индейцам, смотрящим на них с лютой ненавистью.

Парламентеры могли быть спокойны. Вампум, лежащий на полпути между рекой и фортом, обеспечивал их неприкосновенность. Впереди шли Сваниссит и Уттаке, между ними, держа их за руки, семенил худенький мальчуган лет семи-восьми. Вся его одежда состояла из узкой полоски кожи, прикрывавшей бедра, и мокасин. Даже под толстым слоем жира его волосы золотились на солнце, а светлые глаза казались совсем прозрачными на загорелом личике. Сходство этого мальчика с Л'Обиньером было так велико, что в их родстве не приходилось сомневаться.

При виде его у Анжелики от жалости и страха защемило сердце, и она крепче прижала к себе Онорину. Эльвира тоже с тревогой взглянула на своих сыновей, послушно сидящих на лужайке, чуть поодаль. Обеих женщин пронзила одна и та же мысль. А разве их дети не могут оказаться однажды в лесу, в руках дикарей? Доказательство, что такое здесь вполне возможно, было у них перед глазами. Этот несчастный малыш растрогал и взволновал их да слез. Женщины уже представляли себе, как они его отмоют в теплой воде, когда через несколько часов он, наконец, попадет к своим.

На этот раз ирокезы и белые опустились на землю друг против друга, по обе стороны вампума. Их лица были довольно сумрачны.

— Почему вы не принесли с собой Трубку Мира? — спросил Никола Перро. — Вы приступаете к переговорам, заранее отвергая всякую возможность мира?