Стоял трескучий мороз. Пар, выскальзывавший из уст Анжелики, образовал в лучах солнца какой-то мимолетный вычурный ореол вокруг ее лица.

Чувство восторга, которое Пон-Бриан испытал в первые мгновения, сменилось страхом, побороть который ему мешала слабость. Он сказал грубым, охрипшим голосом:

— Приветствую вас, сударыня. Вы не узнаете меня?

— Конечно, узнаю! Вы лейтенант Пон-Бриан.

Он вздрогнул, потому что звук ее голоса, эхом отозвавшийся в его памяти, взволновал его.

— Откуда вы пришли? — спросила она.

— Оттуда. — Он жестом указал на север. — Две недели пурги или непрерывного снегопада. Это просто чудо, что мой гурон и я не остались погребенными под снегом.

Она подумала, что пренебрегает всеми законами гостеприимства, которые свято чтут в этих суровых краях.

— Но вы едва держитесь на ногах! — воскликнула она. — Идемте скорее в форт. Вы сможете дойти сами?

— Одолев столько лье, я без труда осилю еще несколько туазов. Спасение близко. Впрочем, что я говорю? Оно здесь. Ибо от одного лишь счастья, что я вижу вас, я чувствую, как силы возвращаются ко мне… — И он сделал попытку улыбнуться.

Часовые с мушкетами в руках шли им навстречу. Два испанца стали по обеим сторонам от французского лейтенанта и с помощью жестов осведомились у него, не идет ли с ними кто-нибудь еще… Для большей уверенности один из них прошел в ту сторону, откуда появились пришельцы.

Волоча ногу, подошел гурон.

— Он упал со скалы, — сказал Пон-Бриан. — Мне пришлось два дня нести его.

Анжелика вела их. Она шла без снегоступов по замерзшей тропке.

Теперь уже и форт был залит солнцем, и оттуда доносились перекликающиеся голоса, удары молотов, гудение горна. Дети шумно резвились около небольшого замерзшего водоема, с радостными криками скользили по гладкому льду.

Все мужчины, что были поблизости, прибежали посмотреть на пришельцев. При виде французов они дружно отпрянули и уже готовы были схватиться за оружие. Француз!

— Они одни, — предупредила Анжелика.

И послала за графом де Пейраком.

Пон-Бриан снял снегоступы и прислонил их к стене дома. Он поставил рядом и свой мушкет, но тот соскользнул и упал, а у лейтенанта не хватило сил поднять его.

Следуя за Анжеликой, он тяжело спустился по ступенькам, которые вели в залу форта. Свет туда проникал всего лишь через два небольших окна. Их только что открыли, и солнце заглядывало в залу, но в ней еще стойко держались ватные сумерки от табачного дыма и запах горячего супа; лейтенанту показалось, будто он попал в рай.

Он тяжело опустился на скамью подле стола. Индеец, словно больная собака, шмыгнул в глубину залы и присел на корточки, прислонившись к камню очага. Меховая одежда пришельцев на морозе стала совсем заскорузлой.

Анжелика быстро раздула огонь в двух очагах. В один из них она положила зеленоватый валун, чтобы с его помощью сделать потом парную баню.

В котлах уже кипела вода. Она всю ночь потихоньку подогревалась для завтрака.

— Вам повезло. Сегодня у нас в котле солонина, горох и лук. Мы празднуем первый солнечный день после пурги.

Она нагнулась, чтобы снять с котла крышку, и в этот момент под складками ее короткой накидки Пон-Бриан угадал ее обтянутые платьем округлые бедра. У него закружилась голова, и он почувствовал, как последние крупицы сил покидают его. Значит, это правда! Она жива, она существует! Он грезил не впустую!..

Анжелика наполнила миску и подала ему, не забыв и о чарке водки. Потом отнесла то же самое гурону.

— Особого комфорта мы вам предоставить не можем. Все, что у нас было, сожжено в Катарунке. Вы, верно, знаете об этом.

— Да! Я видел пепелище.

Он слушал ее мелодичный голос и, пожирая ее глазами, забывал о еде. «Этот лейтенант еще более обезумел, чем тогда, при первой нашей встрече», — обреченно подумала она. А вслух сказала:

— Кушайте же.

Он повиновался и начал есть — медленно, сосредоточенно, в каком-то блаженном оцепенении.

Сгрудившись у двери, жители Вапассу настороженно наблюдали за этой сценой, с подозрением смотрели на чужака. Испанец не сводил с него дула своего мушкета.

Пон-Бриан ничего не слышал, ничего не видел, кроме Анжелики. Он достаточно дорогой ценой оплатил эти минуты…

— Форт сгорел, но вы сумели спастись, — сказал он. — Как вам удалось удрать от ирокезов? В Квебеке весть о том, что вы живы, прозвучала словно гром среди ясного неба…

— Ну, это не должно было слишком обрадовать их, не так ли? Ведь вопреки мессиру де Ломени нам был подписан смертный приговор.

Она бросала ему вызов, взгляд ее потемнел.

«Как она красива», — подумал он.

Анжелика положила свою накидку на табурет. Туда же она положила пучок почерневших веточек, похожих на самшит, собранных ею утром на берегу озера, на опушке леса.

Пон-Бриан любовался ее тонким станом, освобожденным от тяжелой накидки, ее несравненной царственной осанкой, которую не могло скрыть даже это платье простолюдинки.

«Королева! — думал он. — В гостиных Квебека она затмила бы всех! Ей не место здесь, в дебрях леса! Ее надо вырвать отсюда…»

То, что Анжелика сейчас была рядом с ним, раздуло тлеющие угли его страсти. Даже в состоянии той безмерной усталости, которой он был охвачен, в нем пробудилось вожделение. Как и в первый раз, когда он увидел ее в лесу, он почувствовал, словно внезапный удар, влечение, смешанное со страхом, нечто такое, чего он никогда еще не испытывал. И сейчас, даже полуживой от усталости, он не мог заставить себя не желать ее.

Тепло залы понемногу согревало его, изголодавшийся желудок наполнялся пищей, и то, что он, вконец обессиленный, послушно подчинялся этому сладкому и повелительному напряжению своего тела, он принимал как свидетельство жизни, возрождающейся в нем после нечеловечески трудных и опасных часов, которые перед этим выпали на его долю.

Эта женщина имела над ним непреодолимую власть. Ради такой женщины стоило идти сюда, стоило рисковать жизнью. Может, она и правда демон? Ну и пусть, какое это имеет значение!

— Разве кто-нибудь мог пожелать вашей смерти? — запротестовал он, пытаясь своими потрескавшимися губами изобразить обольстительную улыбку. — Даже я не пожелал бы, хотя вы во время нашей первой встречи так любезно обстреляли меня.

При напоминании об этом Анжелике вновь представилась комичная картина — барахтающийся в воде Пон-Бриан, — и она расхохоталась. Этот звонкий и непосредственный смех доконал Пон-Бриана. Когда она подошла к нему, чтобы принять тарелку, он схватил ее за запястье.

— Я вас обожаю! — глухо проговорил он. Смех замер на ее губах, и она вырвала руку, бросив на него раздосадованный взгляд.

В залу вошел Жоффрей де Пейрак.

— Стало быть, вот и вы, мессир де Пон-Бриан, — сказал он, и в его тоне не было ни малейшего удивления. Можно было подумать, что он ждал его. Лейтенант не без усилий поднялся.

— Сидите же. Вы совсем обессилены. Вы пришли с реки Святого Лаврентия? Нужно незаурядное мужество, чтобы в такое время года отправиться в пустынную глубь страны. Вы истинный канадец.

Пон-Бриан ощупью искал трубку в кармане своего камзола. Граф протянул ему табак. Гурон, полуприкрыв веки, набил свою длинную индейскую трубку.

Анжелика принесла им уголек прикурить.

Несколько затяжек окончательно вернули лейтенанта к жизни, и он принялся расписывать трудности, которые испытал в дороге. Из-за пурги они много раз сбивались с пути.

— Но какая срочная необходимость принудила вас к этому путешествию зимой, сударь? — спросил граф. — Отправиться в такую даль! Какова ваша миссия?

Пон-Бриан, казалось, не слышал его. Потом он вздрогнул, словно очнувшись ото сна, и уставился на де Пейрака непонимающим взглядом.

— Что вы хотите сказать?

— То, что я сказал. Это случайность, что вы оказались у нас?

— Разумеется, нет.

— Вы имели намерение посетить наш форт? Встретиться здесь с нами?

— Да.

— С какой целью?