Подруги шли в беспокойном молчании.

— Может, оно и к лучшему, — спустя какое-то время сказала ведьма. — Конечно, каким бы ужасным ни был тиран, он все-таки поддерживает порядок, а после его свержения наступает анархия, часто не менее кровавая. Вдруг из всей этой неразберихи выйдет что-нибудь путное? Папа всегда говорил, что манчики — смышленый народ, и главное — им не мешать. Все равно Несса была здесь чужой, несмотря на наследственный титул. Выросла она среди квадлинов и сама, как выяснилось, могла быть наполовину квадлиншей. Кто знает, вдруг без нее дела пойдут на поправку?

— Упокой господи ее душу, — сказала Глинда. — Или ты все так же не веришь в душу?

— Про чужие души говорить не буду, не знаю.

Они снова шли молча. То и дело им попадались манчики с соломенными человечками на рубашках. Большие, в человеческий рост, пугала высились над полями.

— Жутковатые они какие-то, — кивнула ведьма на пугала. — Я вот еще о чем хотела тебя спросить — Нессу я уже спрашивала, — ты помнишь, как мадам Кашмери собрала нас у себя и предложила стать Наместницами, тремя самыми могущественными волшебницами в стране Оз? Чем-то вроде тайных жриц, чтобы влиять на общественное мнение, укреплять или, наоборот, расшатывать порядок по приказу некой высшей власти?

— Да, конечно, это представление, этот жалкий фарс! Как я могу забыть?

— Я все думаю: что, если она нас тогда околдовала? Помнишь, она запретила нам это обсуждать, и мы действительно не могли.

— Сейчас-то мы можем. Если и было какое-то колдовство, оно давно уже рассеялось.

— Но только посмотри, в кого мы превратились. Несса стала Восточной ведьмой — да-да, ее так звали, не делай круглые глаза. Я живу в замке на западе, окруженная арджиканцами, которые с тех пор, как их лишили княжеской семьи, видят во мне новую правительницу. И ты, могущественная волшебница, сидишь на севере и купаешься в роскоши.

— Да какая я могущественная? — отмахнулась Глинда. — Так, слово одно. Но если ты помнишь, Кашмери предлагала мне стать Наместницей в Гилликине, тебе — в Манчурии, а Нессе — в Квадлинии. Про Винкус и слова не было. Так что если она предсказывала будущее, то все напутала. Вы с Нессой оказались совсем не там.

— Это все мелочи, — поморщилась ведьма. — Я говорю о гораздо более важных вещах. Вдруг всю нашу взрослую жизнь мы провели околдованными? Откуда нам знать, что мы не были пешками в чьей-то темной игре? Ты, вижу, хочешь опять сказать, что я повсюду ищу заговоры. Но мы ведь были там вместе. Ты слышала то же, что и я. Ты уверена, что не танцуешь под чью-то злую волшебную дудку?

— Я часто молюсь, — сказана Глинда. — Может, не слишком искренне, но все-таки. Мне кажется, если бы меня околдовали, Бог пожшшл бы меня и снял заклятие. Ты так не думаешь? Или ты все такая же убежденная атеистка?

— Мне всегда казалось, будто я не властна над своей жизнью, — сказала ведьма. — Родилась непонятного цвета, все детство зачем-то протаскалась с родителями по болотам, в университете рванула защищать Зверей, мой любимый умер, а своего призвания я так и не нашла. Животноводство разве что, если это можно так назвать.

— Зато я сама себе хозяйка, — сказала Глинда. — И если делаю ошибки, то сама в них виновата. Эльфи, милая, да ведь вся жизнь — одно большое волшебство. Зато у нас всегда есть выбор.

— Не уверена, — пробормотала ведьма.

Они прошли мимо статуй, чьи постаменты были обезображены разноцветными надписями. «Что ты теперь скажешь, ведьма?» — кричала одна. Глинда неодобрительно цокнула языком.

Перешли через мостик. Птицы старательно выводили над ними трогательные песни.

— Я послала Дороти в Изумрудный город, — призналась Глинда. — Сказала, что никогда не видела Гудвина. Не смотри на меня так. Если бы я сказала ей правду, она бы ни за что туда не пошла. Я пообещала, что Гудвин пошлет ее домой. С его-то шпионами он наверняка знает, где находится этот Канзас. Если не он, то кто же?

— Жестоко с твоей стороны.

— Да ну, она такая безобидная малютка, кто ее тронет? — беззаботно сказала Глинда. — Вот если бы манчики сплотились вокруг нее, присоединить Манчурию было бы сложнее, чем мы надеемся. Гораздо больше крови бы пролилось.

— Ты, значит, за воссоединение? — поморщилась ведьма.

— К тому же, — продолжала щебетать Глинда, — я дала ей на всякий случай Нессины башмачки. Они ее защитят.

— Как?! — Ведьма молнией повернулась к Глинде. Злоба душила ее, мешала говорить. — Эта девчонка свалилась с неба, раздавила мою сестру, а ты ей — башмачки? По какому праву ты ими распоряжаешься? Папа сделал их специально для Нессы, а она завещала их мне.

— Да? — с напускным спокойствием спросила Глинда, насмешливо оглядывая ведьму с головы до ног. — И что бы ты с ними делала? Надевала бы вот с этим платьем? Чекан изящества, зерцало вкуса, как говорил поэт. Будет тебе, Эльфи. С каких пор ты носишь башмачки? Ты ж вон в солдатских сапогах ходишь.

— Это уж мое дело. Но как ты посмела раздавать чужие вещи? Сколько труда вложил папа в эти башмачки. А ты и раньше их без спросу заколдовала.

— Да они бы иначе рассыпались, вот я и залатала их моим специальным связывающим заклинанием. Вы-то с отцом даже этого не сделали для Нессы. Я помогала ей, когда ты бросила ее в Шизе. Бросила нас обеих. Да-да, не сверкай так глазами, это правда. Я была ей за сестру и как близкая подруга наделила башмачки способностью ее поддерживать. Прости, если я тебя расстроила, но, по-моему, у меня было больше прав распоряжаться этими башмачками, чем у тебя.

— Мне надо их вернуть.

— Да брось, это всего лишь обувка, а не святые реликвии. Красивые, да, но если честно, такие башмачки уже не в моде. Пускай остаются у девочки. У нее же ничего больше нет.

— Всего лишь обувка, говоришь? Смотри, к чему они привели. — И ведьма показала на стену конюшни, вдоль которой огромными красными буквами было написано «Гори в аду, старая ведьма!».

— Ах, перестань, — вздохнула Глинда. — У меня голова разболится.

— Где эта девчонка? — прошипела ведьма. — Если ты не вернешь мне башмачки, я сама их у нее отберу.

— Знала бы я, что они тебе так дороги, специально сберегла бы их для тебя. Мне главное было удалить их из Манчурии, а то бестолковые манчики слишком верят в их магическую силу. И чего они в них нашли? Волшебный меч — это я понимаю. Но башмачки?

— Так ты заодно с Гудвином? Никакой ты не благотворительностью занимаешься, а готовишь захват Манчурии! Себя хоть не обманывай. Или ты и правда все еще во власти старого заклятия мадам Кашмери?

— Не кричи на меня. Хочешь знать, где девочка? Она ушла по Дороге из желтого кирпича неделю назад. Она ласковая и добрая и очень расстроится, если узнает, что нечаянно взяла чужое. Вот только тебе эти башмачки без надобности.

— Как ты не поймешь, для Гудвина это оружие в борьбе с Манчурией. Слишком много они значат для манчиков. Нельзя, чтобы Гудвин ими завладел!

Глинда примирительно взяла ведьму за руку.

— Любовь отца ты за них все равно не купишь, — сказала она.

Ведьма отдернула руку. Они стояли, буравя друг друга взглядами. Слишком много объединяло женщин, они были как два башмачка пара, но именно башмачки пропастью пролегли теперь между ними. Ни одна из них не могла настоять на своем, ни одна не хотела отступить, и ведьме оставалось только обиженно повторить:

— Мне нужны эти башмачки.