Келли рассеянно потерла руку, левую, ту, что когда-то в припадке пьяной ярости сломал ей отец. Она помнила и другие случаи, когда он бил ее, оставляя кровоподтеки и синяки на лице, под глазом. Она знала, что он далеко не чужд жестокости. Если б он покалечил кого-то в драке, она вполне могла бы в это поверить. Но убийство… Само слово звучало ужасно.

При всей своей ненависти к отцу, Келли не хотела верить, что он способен на убийство.

– Что будем делать теперь, Келли?

Глубоко вздохнув, она перевела дыхание, борясь с охватившим ее гневом, загоняя его вглубь.

– Поедем в город, думаю. Назад в Дарнел.

– Но они будут поджидать вас там.

– Вы имеете в виду моих коллег – журналистов? – с горечью спросила она, потом оглядела лесистые кущи. – При всей безмятежности пейзажа я не могу оставаться здесь вечно. Раньше или позже, но мне придется с ними встретиться. А потом встречаться еще и еще, и так каждую минуту. Но мне нужно было собраться с духом для первой встречи. – Она вскинула на него глаза. – Спасибо вам за это, Сэм.

– Не стоит. – Он повернул ключ зажигания.

Шум мотора и свист ветра в открытом джипе затруднили дальнейший разговор. Они ехали обратно в город в глубоком молчании.

Диди напустилась на Келли в первую же минуту, как та появилась в дверях.

– Где ты была? Хью уже звонил тебе раз пять! Ему не терпится узнать, что происходит. Расскажи, Келли?

– Ты присутствовала там. Моего отца обвиняют в убийстве барона Фужера. – Неожиданная резкость, с которой это было сказано, объяснялась необходимостью, как никогда, быть настороже. Тактика оказалась верной: услышав ее тон, Диди моментально прикусила язык.

Келли прошла мимо нее прямо к телефону, стоявшему в изящной викторианской гостиной, и, мысленно сосредоточившись, набрала личный номер Хью. Он ответил со второго звонка, ответил отрывисто, с британской четкостью.

– Привет, Хью. Это Келли.

Делая усилие, чтобы изобразить спокойствие, она тискала телефонный провод и наматывала его на пальцы.

После секунды тяжелого молчания он заговорил голосом чересчур спокойным и уравновешенным.

– Келли, как хорошо, что ты позвонила! Ведь ты понимаешь, что твоя фамилия уже разнеслась по всей стране?

– Я предполагала это.

Профессиональное чутье подсказывало ей, какой это благодатный материал для журналиста, настоящая сенсация – богатый французский барон убит на прославленном винодельческом предприятии отцом популярной телевизионной журналистки. Такой материал может дать толчок чьей-нибудь карьере!

– Предполагала, правда? – Он старался сдержать гнев, но тот неумолимо рвался наружу. – Тогда, может, ты будешь любезна объяснить, в чем, собственно, дело? Этот человек – твой отец? Но я ясно помню, как ты сказала мне, что отец твой умер.

– В свое время солгать было легче, чем сказать правду. – Вряд ли он понял ее.

– Ах, Келли, Келли… – пробормотал Хью с мягким, но все же сердитым упреком. – Пресса еще только начинает обсасывать эту историю. В этом здании полно людей, которые… скажем так, не совсем довольны тем, что увидели и услышали. Он действительно виновен?

– Возможно. Не знаю. – В голове у нее стучало. Она потерла висок.

Послышался смиренный вздох сожаления.

– В этих обстоятельствах самое лучшее тебе будет взять отпуск и на время исчезнуть из программы.

– Нет! – мгновенно и резко запротестовала она.

– Это не предложение, Келли.

– Но мне необходимо работать, Хью, я сойду с ума, если…

– Тогда остается надеяться только на какое-нибудь стихийное бедствие, чтобы это вытеснило твою историю с передних полос, – отрезал он и тут же важно добавил: – Я сделаю все от меня зависящее, но…

Он уже обдумывает, как бы снять ее с программы.

Келли чувствовала это по его голосу. Если это произойдет, это будет означать крах, конец ее карьеры. Она посвятила этому жизнь, это было главным, центром всего. Люди, с которыми она работала – операторы, режиссеры, сценаристы, составлявшие штат программы, – ее семья, ее друзья. А Хью… Она понимала, что он будет раздосадован, даже рассердится, но была уверена, что он защитит, горой встанет за нее, напомнив всем, что грехи отца не есть ее собственные грехи. А вместо этого он вот-вот повернется к ней спиной.

Горло, грудь стянула какая-то отвратительная петля. После всего пережитого она все же чувствует боль предательства и пренебрежения.

Как в тумане слушала она голос Хью.

– Келли, послушай, Диди здесь?

Она слегка повернулась, чтобы удостовериться, что Диди находится рядом – стоит в дверях, под сводчатым входом в гостиную и слушает.

– Да, здесь.

– Мне надо с ней поговорить. Обязательно передай ей все твои наброски и материалы по Джону Тревису. Ей следует его проинтервьюировать. А ты, Келли, будь умницей и исчезни на время. Линда Джеймс все разнюхала и жаждет крови.

Келли передала трубку Диди.

– Он хочет говорить с тобой.

Как только Диди взяла трубку, Келли немедля поднялась по лестнице красного дерева в комнату, которую в такой спешке оставила всего несколько часов назад. Бросив на неубранную кровать свою дорожную сумку, она подошла к окну.

Там за падубами на виноградниках виднелись склоненные фигуры сезонников, снимавших с кустов гроздья. Стояло раннее утро, и впереди был долгий день, поэтому они двигались, экономя силы, чтоб их хватило до вечера. «Не один ли из них и играл вечером на гитаре?» – подумала она. Казалось, с тех пор минула вечность, унеся с собой грезы, пробужденные жарким поцелуем Сэма.

Она прикрыла веки, не желая поддаваться внезапной и острой до боли потребности найти утешение в чьих-то объятиях, ощутить тепло сильных рук, которые обовьют, успокоят, отдадут частицу своей силы. Так устала она встречать жизненные передряги в одиночку! Но разве не было так всегда с того времени, как умерла мама? Разве жизнь не научила ее, что надеяться можно лишь на себя? Она почувствовала, что глаза ее начинает щипать от слез, и открыла их пошире. Слезами горю не поможешь, жизнь научила ее и этому тоже.

В дверь легко постучали, и затем раздался голос Диди:

– Келли, это я. Можно мне войти?

Келли прогнала остатки жалости к себе и, собрав воедино все свои защитные силы, расправила плечи и быстро отошла от окна.

– Там не заперто.

Едва услышав щелканье замка, она направилась к чемодану и вытащила оттуда толстые папки материалов по Джону Тревису.

– Хью велел отдать это тебе.

Секунду помедлив, Диди взяла материалы.

– Извини меня, Келли. Хью беспокоит судьба программы. От нее зависит работа многих из нас.

– А что значит в сравнении с этим работа одного! И тем не менее это моя работа! И моя карьера!

– Он только хочет, чтобы ты взяла отпуск, Келли. Вся эта история через день-другой может уладиться, и ты опять приступишь к работе. Никто тебя не увольняет.

– Я этого и не допущу, – заявила Келли, перекладывая вещи в чемодане.

– Понимаю, какой это ужас для тебя! – Диди смотрела на нее с жалостью. Келли ненавидела, когда ее жалели. – Что же ты собираешься делать?

В красноречивом жесте Келли передернула плечами.

– Не знаю. Хью хочет, чтобы на время я исчезла.

– И ты послушаешься?

Соблазнительная мысль. Один Господь знает, до чего соблазнительная. «Сколько я себя помню, вечно я пряталась, лгала, лицемерила. И что это мне дало?» И все же она чувствовала себя в ловушке, ощущала смятение, беспокойство и нервное напряжение.

– Если тебе оставаться, так уж лучше не здесь. Сейчас все уверены, что ты отправилась к отцу в тюрьму. – Было ясно, что под всеми Диди подразумевала многочисленные группы журналистов, занятых делом об убийстве. – А едва они узнают, что это не так, они расположатся здесь настоящим лагерем.

Келли это уже и самой приходило в голову.

– Мне нужна машина.

Диди локтем расправила складки юбки, затем, порывшись в кармане, вытащила ключи от машины.