Вот и все. Но напряжение не спало; расслабившись, Келли повернулась, чтобы встретить взгляд Сэма, и тут же опять вся сжалась. Молчаливая пауза затянулась, оба чувствовали смущение.
– Похоже, твой отец говорил правду, – наконец сказал Сэм. – Он невиновен. На этот раз.
– Мне надо было выяснить это, Сэм. Трудно ожидать, что ты это поймешь, но я не могла больше жить среди лжи! – Она сделала шаг в сторону конторы. – Пойду позвоню в полицию.
– Келли! – Он протянул руку, словно затем, чтобы остановить ее. – Я поспешил домой, чтобы сказать тебе. По радио только что сообщили, что отец твой пойман.
– В каком он состоянии? – спросила она, пристально глядя на него, потому что в голосе, каким он это сказал, ей послышалось что-то странное.
– Он грязный, измучен и поцарапался о кустарник, а все остальное – прекрасно.
Кивнув, Келли оглянулась на Клода.
– Мне понадобится с ним встретиться, все ему рассказать и сделать так, чтобы его освободили.
– Нет никакой надобности тебе с ним встречаться, Келли. Полиция и без того его отпустит. Максвейн все это устроит. Твое присутствие там необязательно.
– Нет. Оно обязательно. – И, сказав это, она пошла в контору.
– Он не поблагодарит тебя, Келли! – крикнул ей вслед Сэм, раздраженный тем, что она не видит этого сама и неизбежно испытает боль, столкнувшись с реальностью.
Через несколько минут прибыла полиция, и Клод был взят под стражу. Как только он дал показания, Сэм отправился на поиски Келли; он решил, что коль скоро не сумел переубедить Келли не встречаться с отцом и не участвовать лично в его освобождении, то должен сопровождать ее. Он не может допустить, чтобы она одна прошла через это испытание.
Но он опоздал. Ее уже не было. Когда полицейская машина с Клодом отбыла, Сэм пошел туда, где оставил свой джип. Кэтрин с Гилом, стоя возле джипа, глядели вслед полицейской машине. Ни тот, ни другой Сэма не заметили.
Гил все еще выглядел смущенным, ошарашенным.
– Так это был старый Клод, – бормотал он, словно должен был повторять это вновь и вновь, чтоб наконец поверить этому. – А я-то все считал, что Клей… – не договорив, он стиснул челюсти.
– Мы два сапога пара. – Кэтрин улыбнулась ему, грустно и проницательно. – Я думала, что это сделал ты. Думала, что видела тебя там.
Рот Гила искривился в невеселой усмешке.
– Ты так думала. А я пошел предупредить Клея, что Эмиль следит за ним. Я срезал путь, идя через лес, чтобы найти Клея раньше, чем это сделает Эмиль, и заблудился. А когда наконец выбрался сюда, застал тебя… над телом Эмиля.
Гил покачал головой, вспоминая, как все это было, как он догнал Клея и сказал ему только: «Эмиль погиб». Клей побелел от такого неожиданного известия, а он усмотрел в этом доказательство вины сына и не стал больше ни о чем его расспрашивать. Он чуть не расхохотался, поняв сейчас, что Клей, возможно, считал виновником гибели барона его, своего отца.
Придя в себя, он поднял глаза на Кэтрин и прищурился с плохо скрытой подозрительностью:
– Если ты считала, что видела там меня, почему же ты не сообщила это полиции?
– А ты почему не сказал о Клее?
– Он мой сын.
– Вот именно.
Во взгляде его промелькнуло замешательство. Потом он кивнул, и на губах его появилась тень улыбки. Привычно свернув на старую вьючную тропу, он прошел обратно к машине. Сразу сникшая и почувствовавшая страшную усталость Кэтрин повернулась к Сэму:
– Отвези меня домой, Сэм.
Молча он помог ей сесть на переднее сиденье машины, а сам, обойдя джип, сел за руль. Ключ был в зажигании, но Сэм не тронулся с места. Он лишь внимательно глядел на Кэтрин.
– Ты думала, что барона убил Гил, но ничего не сказала полиции. Почему, Кэтрин?
– Считала, что Гил тогда мне померещился, – начала было она, но вздохнула, осекшись. – Нет, это ложь. Просто я хотела так считать. Как хотела, чтобы убийцей Эмиля оказался Дауэрти. А не мой сын.
– Твой сын тебя ненавидел – и, возможно, все еще ненавидит. Между вами, сколько я себя помню, всегда шла холодная война. Зачем же защищать его, Кэтрин?
– Если б у тебя были дети, ты бы не задавал подобный вопрос.
– Вот оно что, оказывается. Думаешь, он проявил бы такую же преданность тебе?
– Возможно, и нет. – Она махнула рукой, как бы говоря о чем-то незначащем. – Но разве это важно, по-твоему? – В просвете деревьев виднелись виноградные посадки. – Мне кажется, грозди подсыхают. Видимо, вертолеты сыграли свою роль.
– Вне всякого сомнения.
– В последнее время я во многих вопросах проявляла слепоту… Сэм, – сказала она, намеренно сделав паузу, прежде чем выделить его имя. – Подозреваю, что виной всему возраст. Так или иначе, но от дел я теперь отойду. Имение Ратледж отныне будет на твоем попечении.
Он покосился на нее и губы его искривились легкой улыбкой.
– Ты не сможешь это сделать, Кэтрин. У тебя не получится!
– Нет, ты еще посмотришь и удивишься. В конце концов, и Клоду потребуются в эти недели или месяцы мое время и мое внимание, – решительно заверила его она.
Разумеется, она не оставит старика Клода, он должен был это понимать. Виновен Клод или невиновен, Кэтрин встанет за него горой. Как и он за Келли. По отношению к ней он вел себя неверно, и его добрые намерения его не извиняют. Как бы объяснить это ей? Как ему заставить ее понять?
24
День клонился к вечеру, когда Келли подъехала к своему бывшему дому. Сорняки вокруг были выполоты, а мусор убран. Все, что могло еще пригодиться в хозяйстве, лежало в кучке возле старого сарая. В прогнившие ступени переднего крыльца были вставлены новые доски. Эти мелочи мало что улучшали в общем виде строения, но, едва выйдя из машины, она сразу же их заметила. Дверца машины хлопнула, закрываясь. – Ты только погляди! – вскричал ее отец, махнув рукой в сторону виноградника. – Погибло, все погибло, весь урожай, должно быть, пошел к черту, на гроздьях плесень! Если б не эти проклятые Ратледжи, что захотели пришить мне убийство, я бы успел собрать виноград до дождя! А теперь скажи спасибо, если хоть что-то останется!
Не реагируя на эту возмущенную тираду, Келли потянулась к заднему сиденью и достала оттуда пакет с покупками.
– Вот.
Он взглянул на пакет, потом на нее.
– А ты разве не зайдешь?
– Нет.
– Но я думал, что поэтому-то мы и заехали в магазин. – Нахмурившись, он взял у нее пакет. – Думал, что мы приедем и вместе пообедаем, отпразднуем мое освобождение.
Отпразднуем. Знакомое это слово заставило ее вспылить.
– Чем отпразднуем? Бутылкой виски? – негодующе бросила она. – Отпустили на свободу! Чем не повод напиться в стельку, ведь так? Но к счастью, и я на свободе! Я свободна от тебя и твоего пьянства!
Возмущенный, рассерженный, он запротестовал:
– Я сказал, пообедаем! Разве я говорил хоть слово про выпивку?
– Не говорил. Но это не имеет значения, потому что мне все равно, напьешься ты или нет. Ни один из твоих поступков больше не может причинить мне боль!
Вспомнив это, Келли оборвала разговор, чтобы не дать ему перерасти в открытую ссору. Порывшись в сумке, она извлекла оттуда и передала отцу карточку.
– Максвейн просил меня отдать это тебе, – сухо сказала она.
– Что это такое? – Все еще досадливо хмурясь, он силился прочитать надпись на карточке, загораживаемой пакетом.
– Это точное название и телефон местного отделения Общества анонимных алкоголиков.
– Зачем это мне? Я не алкоголик.
– Нет, алкоголик! – решительно возразила Келли голосом, ровным от сдерживаемой ярости. – Не пора ли прекратить лгать себе самому и признать то, что есть на самом деле? Может быть, они смогут помочь тебе. Я не в состоянии.
И резко отвернувшись от него, она села в машину.
– Куда ты?
– Еще не знаю. Завтра утром поговорим. – И захлопнув дверцу, она нажала на стартер.
Когда она выезжала со двора, отец все еще стоял возле дома.