Обеспокоенная мулатка тихим голосом посоветовала:

– Дружок… Придержи язык и не мели глупостей, а то еще нарвешься на неприятности! Улица кишит шпиками!..

Но Макале знал, что делает. Пожав плечами, он бросил:

– Не волнуйся, дуреха!..

А про себя подумал: «Нужно пустить этот слух. Иначе полиция спрячет концы в воду, скроет арест Свистуна. У помощника комиссара большие связи!»

Мулатка посмотрела на часы, висевшие над стойкой:

– Господи помилуй! Уже половина четвертого! В четыре я должна быть на службе. Если опоздаю, хозяйка выцарапает мне глаза!..

Макале и не думал удерживать ее. Он ограничился тем, что спросил:

– Когда мы встретимся в следующий раз?

– Я привыкла ходить в кино на двухчасовой сеанс, после того как приготовлю хозяевам второй завтрак.

– Ага! Мы увидимся, когда у меня заведется побольше деньжат и не будет такой суматохи, как сегодня…

– Итак, до свиданья. Большое спасибо за все и не забывай меня…

– Как же тебя зовут?

– Розалина!

– Прощай, Розалина!

Мулатка вышла из кафе и затерялась в толпе. Макале, загадочно улыбаясь, некоторое время следил за ней взглядом, но неожиданно его внимание привлек стоявший на полке радиоприемник. Музыка самбы была прервана, и диктор сообщил о передаче экстренного выпуска:

«Сеньоры радиослушатели, внимание! Сообщение собственного радиокорреспондента с места происшествия! Только что полиция напала еще на один след по делу об ограблении на улице Бугенвиль. Бывший помощник комиссара полиции Просперо Басселино, о котором писали газеты, обнаружен в бессознательном состоянии на полу в помещении кинотеатра „Альгамбра“. У Просперо Басселино сотрясение мозга, но его жизнь вне опасности. Агент полиции Бимбо, которому принадлежит заслуга ареста, заявил нашему корреспонденту на месте происшествия, что, как он полагает, бывший помощник комиссара пострадал в смертельной схватке с членами своей шайки, разгромленной полицией в последние дни».

Макале закурил сигарету, подошел к остановке, втерся в очередь и через несколько минут уже ехал на первом попавшемся автобусе, в первом попавшемся направлении…

Уголовная полиция буквально вцепилась в обвиняемую Себастьяну Алвес. Но женщина была верна себе, и все бесславно кончилось! Дальнейшее ведение следствия снова передали в полицейский участок по месту, где было совершено ограбление, для получения новых свидетельских показаний. Теперь допрос вел сам Барашо, а протоколист Сардинья, уткнувшись в клавиши пишущей машинки, коротко записывал показания новых свидетелей.

Сначала ввиду публичного признания Себастьяны дело казалось простым, не выходящим за рамки повседневных происшествий. Но это признание, как, впрочем, почти всякое, сделанное полиции, не стоило той канцелярской бумаги, на которой близорукий Сардинья записал его, обволакивая простые слова туманом юридических терминов.

Конечно, признания бывают разные… К примеру: если обвиняемый вдруг начинает приписывать себе устройство солнечного затмения, то полицейский комиссар, учтиво обходясь с ним, немедленно соединяется по телефону с психиатрической больницей. Если какой-нибудь человек, разыскав квартального полицейского, рассказывает ему, что не кто иной, как он, убил префекта в Маморэ, то это уже приобретает некоторый интерес, так как географическая карта велика, и если навести справки, то может оказаться, что такой населенный пункт действительно существует. В данном же случае, когда женщина, хоть и мерт-вецки пьяная, находясь в доме, где только что было обнаружено загадочное исчезновение ценностей, громогласно заявила, что именно она их выкрала, – признание, невзирая на то, что оно было сделано полиции, следовало принять в расчет, хотя впоследствии стало ясно, что даже такое признание ничего не стоит. Несчастная прачка, протрезвившись, уверяла, что не помнит ни слова из того, что говорила несколькими часами раньше, а в дальнейшем, твердо стоя на своем, со слезами утверждала, что она не причастна к краже на улице Бугенвиль и не имеет представления об этом деле.

Сеньора Барашо эта столь неуместная невиновность выводила из себя. Оставалось единственное – взять упрямицу за глотку. Но бедняжка Тьяна держалась стойко и упорно отрицала предъявленное ей обвинение. Чтобы ускорить ход дела, комиссар полиции поспешил закончить следствие. Украла Себастьяна Алвес – и все тут. Достаточно обратить внимание на ее лицо. У каждого вора лицо, как у порядочного человека, ясно?

Никто не должен осуждать начальство. Это никогда не приносит пользы и всегда рискованно.

У Барашо была единственная слабость – он был заядлым рыбаком, подобно тому как Просперо плешив, а протоколист Сардинья близорук. Черт побери, каждый сходит с ума по-своему! И вовсе не надо быть петухом, чтобы кукарекать.

Причина недоброжелательного отношения комиссара полиции к прачке объяснялась просто: он страстно желал как можно скорее покончить с порученным ему следствием и вернуть материалы в управление полиции, так как собирался на рыбалку. Что может быть увлекательнее рыбной ловли!

С яростью ухватившись за первое признание Тьяны, сделанное ею в доме на улице Бугенвиль, он не хотел отступать ни на шаг! Воровка она, и только она! Удовлетворенный этим заключением, он побежал в магазин «Стеклянный крючок», купил леску, бамбуковые удочки и другие принадлежности рыбной ловли и в своей памятной книжке отметил зелеными чернилами день предстоящего отъезда на рыбалку.

Будучи заинтересован в том, чтобы населению Сан-Пауло это стало так же ясно, как ему самому, Барашо решил пойти навстречу просьбам репортера из «О минуто» и дать ему интервью…

Он пространно и с увлечением говорил Даго об исповеди человеческого разума, когда внезапно появился Марио, чтобы разоблачить помощника комиссара Просперо.

Разоблачение вызвало скандал… Репортер Даго разразился статьей, и газета «О минуто» подняла вокруг этого дела страшную шумиху. Просперо исчез и был арестован только потому, что какой-то неизвестный сбил его с ног в уборной кинотеатра. На следующий день, во время налета на подвал на улице Жозе Кустодио, агенты застали там двух подозрительных лиц, Каролу и Сухаря, и арестовали их…

Следствие снова остановилось на мертвой точке.

Агент Даниэл Батиста, по кличке Бимбо, был назначен старшим детективом района и не замедлил занять место за столом Просперо, развалившись в его кресле. Рыболов поглядывал на приколотый к стене листок календаря и тревожился:

– Начинается нерест, дорадо и паку собираются косяками и устремляются в спокойные заводи. Нельзя терять ни одного дня!..

Последний допрос состоялся в управлении уголовной полиции. На деревянной скамье, до блеска отполированной большим количеством ерзавших по ней брюк и юбок, сидели Себастьяна Алвес, Карола Годишо, Марио Силва, Жозе Примо, известный под кличкой Сухарь, и Просперо Басселино, бывший помощник комиссара полиции. Макале, который должен был присутствовать на очной ставке в качестве свидетеля, а может быть, и обвиняемого, не был найден, так как не имел определенного местожительства. На этот раз о нем и не вспомнили.

На стульях разместились свидетели: толстяк Понсиано и тощий Бернардино, саксофонист, слышавшие, как Тьяна призналась в краже; Нисия, которая по мебельным и иным мотивам поддерживала определенные отношения с помощником комиссара; Бимбо, игравший роль посредника в знакомствах на почве кокады, который по воле случая арестовал Просперо, найденного в бессознательном состоянии возле уборной кинотеатра. Здесь же была и жертва ограбления – Оливио Базан. Он выглядел спокойным, хотя для этого не было никаких оснований – многое в его разорении еще оставалось окутанным тайной.

Увидев Нисию, он несказанно изумился и вполголоса спросил:

– Вы здесь?

– Я задаю вам тот же вопрос… Элезбан…

Оба умолкли и вопросительно уставились в потолок, строя всевозможные предположения о причине вызова другого в качестве свидетеля.