Это традиционное представление.

Но я ожидал чего-нибудь посовременнее.

Учитывая интенсивность движения через Стикс в наши дни, больше подходят суда на воздушной подушке или один из суперпаромов, что курсируют между Кале и Дувром. И почему бы ради такого случая не построить мост с платой за проезд и покончить раз и навсегда с паромами, лодочниками, монетками в глазных впадинах и прочей безвкусицей?

Но и там, вероятно, будет бесконечное ожидание у таможенной границы.

Интересно, есть ли там беспошлинные магазины?

Кстати, какие сувениры можно купить в преисподней?

Меня будут встречать? Отец? Шорти? Дьюк? Или, может…

Впрочем, зачем гадать? Скоро я это выясню.

Форман стоял у помоста и тихо переговаривался с куратором курса. Кивнув, она вернулась на свое место, Форман поднялся на помост и посмотрел на меня.

– Вы все еще не верите, не так ли? Я заморгал.

Я по-прежнему сидел в парусиновом кресле. По-прежнему был на сцене. И по-прежнему участвовал в «Процессе выживания».

– Я… извините, задумался.

– Все правильно, – согласился Форман. – Вы демонстрируете стереотип поведения, связанный со стремлением выжить. – Он повернулся к аудитории: – Дальше нам предстоит следующее: я объясню некоторые принципы работы нашего мозга, потом мы это обсудим, поговорим об изучаемом нами процессе. Разговор и есть основная его часть. Благодаря этому вы увидите, насколько прочно стремление выжить сидит в каждом из вас.

Мой мозг снова погрузился в бред. Я мысленно рисовал картину ада.

Каких мучений следовало ожидать? Каких мучений я заслуживал?

Отец как-то раз создал ад в одной из своих игр, но никто не воспринимал его всерьез. Это была всего лишь компьютерная игра. Но однажды, в интервью, он , что представляет себе ад как «вечную экскурсию по Малому Миру в Диснейленде».

Тем временем Форман продолжал: – Первая реакция мозга при встрече с информацие которую он не хочет воспринимать или которой не хочет верить, – отступление. Он утрачивает сознание. Мы ви-дели, как это драматично продемонстрировал нам Мак-карти, упав в обморок.

Но существуют и другие варианты бессознательности когда вы грезите наяву, например. Здесь кроется фокус. Вы хотите засечь момент потери сознания – если получится, – потому что та вещь, от которой ваш мозг пытается отгородиться, может оказаться самой необхо-димой для вас. Маккарти, вы слушаете? Помните, чтопроцесс будет продолжаться, пока вы не умрете.

Я встрепенулся. В зале раздались смешки. Я опять грежу? Похоже на то.

– Прекрасно. Маккарти – хрестоматийный случай Только не надо гордиться своим превосходством. Любой из вас здесь, на сцене, тоже являл бы собой хрестоматий-ный случай. Главное, чтобы вы сохраняли сознание се-годня, в самый, возможно, важный день всей трениров-ки. И уж точно самый важный день для Маккарти. Вер-но, Джеймс?

Я начал его ненавидеть. Как можно говорить о моей смерти так спокойно?

– Вспоминаете Африку? – поинтересовался Фор-ман. – Помните, как жили там на деревьях и иск блох? Помните все эти миллионы лет эволюции, намерт во высеченные на подкорке вашего мозга? Нет? Ну, н важно – они все равно там есть. Беда в том, что посколь-ку вы не осознаете этого, то и думаете, что там пусто, каким-то образом вам удается быть разумным существ вом, свободным от эволюционного наследия. Вы свободны от него не больше, чем рыба от воды. Вы плаваете в своей истории – и она так же прозрачна и неощутима, как вода для рыбы. – На лице Формана мелькнула улыбка, словно он вспомнил что-то смешное. – Разница между вами и рыбой только в том, что она не тратит половину жизни, чтобы объяснить себе другую ее половину. Правильно, посмейтесь. Смех – еще один способ уклониться от сути. Бегство от реальности. Намек на то, что, мол, не стоит принимать это всерьез. Вот-вот, вспомните еще, как мы шутили по поводу хторран и смеялись над людьми, утверждавшими, что они видели их.

– Это совсем другое дело! – выкрикнул кто-то. Форман даже не посмотрел в ту сторону.

– Если хотите что-то сказать, поднимите руку. Да, РодМэн.

Встал мужчина с длинными, до плеч волосами, похоже индеец-навахо.

– Все это розыгрыш, – заявил он. – Причем, я согласен, весьма ловкий. Очень убедительно. Но в действительности вы не собираетесь убивать Маккарти – армия потеряет хорошего офицера.

– Это вы думаете, что, во-первых, мы не собираемся убивать Маккарти и, вовторых, что он хороший офицер. Я, признаться, слышал обратное.

– Но от этого он не перестает быть человеком! – выкрикнула женщина, вскочившая, не дожидаясь разрешения. – Вы не можете, не имеете права убить разумное существо.

– Могу, имею и убью, – отчеканил Форман. – И докажу это на примере. Пусть встанет тот, кто когда-либо оборвал человеческую жизнь – независимо от обстоятельств.

Поднялось по меньшей мере человек сто. Форман удовлетворенно кивнул: – Хорошо, не садитесь пока. Кто хоть раз видел насильственную смерть?

Встало еще не менее ста пятидесяти курсантов.

– Вы говорите о ситуациях, возникающих на фронте, а это совсем другое дело! – запротестовала женщина.

– Допустим, – спокойно парировал Форман. – Но мы сейчас не знаем, действительно ли гибель последовала в результате боевых действий. Это, конечно, вполне логичное допущение, так как курс набран в основном из офицеров. Но с равной вероятностью можно утверждать, что большинство слушателей – убийцы, условно освобожденные из камеры смертников. – Он жестом попросил всех сесть.

– Вы несносны! – воскликнула женщина.

– Да, несносен. И что с того?

– Не следует шутить с такими вещами!

– Полностью с вами согласен. Это совсем не смешно. На кон поставлена человеческая жизнь. А это никогда не вызывает улыбку. Приношу свои извинения. Суть же в том, что для большинства присутствующих в этом зале насильственная смерть не является чем-то необычным или невероятным. Так что ссылка на то, что здесь творится нечто из ряда вон выходящее, несостоятельна.

– Мы говорим о человеческой жизни!

– Знаю. – Форман был невозмутим.

– Вы не можете так просто взять и убить его!

– Могу. И убью – если это необходимо, – чтобы убедить вас в серьезности моей позиции.

– Это незаконно!

– Нет, законно.

На экране снова появился президентский указ.

– Все равно это неправильно.

– Ах, неправильно? Да: жизнь правильна, смерть неправильна. Поэтому убивать нельзя. Снова ваш стереотип, нацеленный на выживание. Откровенно говоря, вы лично и куска дерьма не дали бы за жизнь Джима. Вы просто боитесь, что если мы создадим прецедент убийства без видимой причины, то следующей под дулом этого револьвера окажетесь вы. Так?

Женщина ответила не сразу. После напряженной паузы она огрызнулась: – На язык вы бойкий. А если вы сами окажетесь под его дулом?

– Так ведь не я под дулом. Значит, вопрос бессмысленный. Этот процесс касается не моего выживания. Речь идет о вас. И о Маккарти. – Неожиданно Форман заметил, что Родмэн все еще стоит и терпеливо ждет. – Послушайте, Родмэн, не торчите столбом – вы мешаете, сядьте. Ну, что еще?

– Ничего. Просто я не верю вам. Я думаю, что пистолет – какой-то психологический фокус, чтобы разозлить нас или запугать. Вы хотите, чтобы мы прыгнули через обруч, и это, похоже, вам удается. Вы же запугали ее до бесчувствия. – Родмэн сел, довольный собой.

– Спасибо, что поделились своими наблюдениями, – заметил Форман. – Но ваши домыслы не имеют ничего общего с тем, что должно произойти. У нас есть заряженный револьвер, и я намереваюсь сегодня воспользоваться им. – Он обратился ко всем: – Родмэн не верит. Он считает это каким-то трюком. Давайте-ка посмотрим, что на этот счет сказал Сэмюэл Джонсон?4 Ага, вот. – Форман процитировал: – «Можете не сомневаться, сэр, когда человек знает, что ему предстоит быть повешенным через две недели, это прекрасно концентрирует его мозг».

– До вечера еще далеко, – сказал Форман. – Сейчас, я уверен, большинство из вас пока еще думают, что этот револьвер нужен лишь для «концентрирования» вашего мозга. Ладно, пусть так, но это только часть его предназначения. Револьвер, несомненно, обостряет внимание, но я должен напомнить вам, что сказал Чехов. Тот, который Антон. – Форман раздраженно нахмурился, заранее предвидя нашу слабую начитанность, и перевернул страницу. – «Если в первом акте на сцене висит ружье, то оно непременно должно выстрелить к концу второго акта». Обещаю, что сегодня мы воспользуемся этим револьвером. То, что сейчас происходит в этом зале, – первый этап процесса умирания – отрицание. Большинство включая даже Маккарти – отказываются верить, что совершенно серьезно настроен довести процесс до кон-| ца. Мы задержимся на этом этапе до тех пор, пока все без исключения не убедятся, что это не розыгрыш. Я собира-юсь попросить полковника Марисову застрелить капитана Маккарти. Процесс будет продолжаться до тех пор, пока капитан Маккарти не будет мертв. Отрицание процесса – часть того, что вы, как вам кажется, должны сделать, чтобы выжить. Вот почему вы так поступаете. Итак, где я остановился? – Он шагнул к пюпитру с лежащей на нем инструкцией. – Ах да. Я говорил о нашем эволюционном наследии.