Жан был в отчаянии; он так привык к своему новому господину, ему было так трудно с ним расстаться… Сцена прощания была очень трогательна. Викарио тоже опечалился, но не от разлуки с Жаном, а оттого, что де Нанжери ловко выскользнул из его цепких лап.

В день отъезда Жана привратник подал ему безграмотное письмо, написанное на простой серой бумаге. На конверте стояло:

«Мосье Маресьяку в городе».

– Это тому жильцу, который квартировал у нас до мосье Викарио Пильвейра, – пояснил он ему.

– Еще что за штука? – удивился Фрике и конфисковал послание.

Это была уже последняя услуга, оказанная ему обстоятельствами в дни пребывания его у господина Викарио.

Юноша и не подозревал, что услуга эта была самой важной из всех.

На следующее утро Фрике спокойно завтракал с Николем, тогда как все считали его уехавшим в департамент Оны, в замок де Нанжери.

На завтраке этом друзья наши держали последний военный совет. Надо было атаковать неприятеля.

– А ведь уметь ломать комедию бывает иногда очень и очень полезно, – рассуждал Фрике.

– Да, ты и актер-то не последний, хотя и молод! – хлопнул его по плечу Николь.

– Но все же мне никогда не сравняться с вами, мосье Николь, – покачал головою ученик. – Никогда не сумел бы я превращаться так ловко, так искусно из стряпчего в солдата, из солдата в знатного барина, из барина в простого комиссионера… Ах, кстати, заходили к вам еще Гедены и Ревершены?

– Заходили, только им объявили, что контора уже прекратила свои операции. Новость эта была им, конечно, не особенно приятна, ну да нам-то до того какое дело, требовалось только развязаться с ними. А вот тебе, дружок Фрике, могу порекомендовать прекраснейшего извозчика. Если понадобится карета, воспользуйся этим адресом. Парень сметливый.

И он подал ему карточку возницы, обозревавшего кабачок вдовы Сулайль.

– Отлично. А это что за бумажка? – спросил гамен, вытаскивая из потайного ящика бюро аккуратно сложенный лоскуток бумаги, испещренный какими-то непонятными цифрами.

– Это козыри, которые нам дал в руки Пьер Ларфульо, – улыбнулся Николь. – Это копия с шифрованной записки, которую Викарио посылал в Версаль. Я не понял иероглифов, но надо постараться разобрать эту галиматью. Главное – никогда не надо отчаиваться, дружок Фрике.

– Мы с вами люди бывалые! – расхохотался гамен. – Какие письмена могут быть нам не понятны, когда мы разгадали и не такие загадки…ен и…ер тоже чего-нибудь стоят.

– Да, сведений собрано немало, – задумчиво проговорил Николь.

– Сусанна Мулен, переулок Гласьер. Клянусь вам, мосье Николь, что никогда не пришло бы мне в голову искать этих негодяев на Итальянском бульваре. И что это за Сусанна Мулен?

– Способность мышления отличает человека от животного, дружок Фрике. Раскинь немножко мозгами… Ты видел в доме мосье X., в Версале, высокую брюнетку, которую называли мадам.

– Так вы предполагаете, что это и есть Сусанна Мулен?

– Без сомнения! Твой Викарио только тогда переехал в квартиру этой Сусанны, когда узнал, что господин X. остается в Версале.

– Постойте, постойте… Ведь франт этот, обобрав бумаги раненого, не взял его денег… Значит, ему нужно было только его имя! Под этим-то именем он теперь, конечно, и живет в Версале.

– Достойный, действительно достойный ученик! – дружески потрепал его по плечу Николь. – Способностью логических выводов и заключений ты владеешь в совершенстве, дружок Фрике.

– Ах, дайте же мне договорить! – нетерпеливо топнул ногой юный следователь. – Мы имеем в руках, действительно, немало данных, но многое, еще очень многое нам не известно. Какая цель руководила этим человеком? Что понудило его присвоить себе чужое имя? Вот в чем загадка, мосье Николь.

– А я тебе скажу, что разгадывать ее – совсем не наше дело.

– Ошибаетесь! По крайней мере, мне все это очень близко к сердцу, так как в глазах господина Лефевра я остаюсь по-прежнему презренным негодяем, способным ограбить и убить человека! А я не хочу, чтобы благодетель, приютивший и воспитавший меня, был обо мне такого мнения. Да и к тому же, так как сама судьба наводит нас на след какого-то гадкого, низкого дела, мы должны как честные люди постараться раскрыть ужасную тайну, помешать даже, если это только возможно, исполнению злого умысла. Без вас один я, конечно, не мог бы ничего сделать. Вы помогли мне не только советами, но и деньгами, мосье Николь. Немало потратили вы их на это дело.

– Ах, оставим это в стороне. Да, у меня есть деньги, я пользуюсь ими, как хочу. Разве лучше прожигать деньги? Я и так прокутил большую часть своего капитала, остатками-то можно распорядиться как-нибудь иначе… Да и притом действую я совсем не бескорыстно, как ты воображаешь, дружок Фрике. А драма-то, драма, сюжет которой будет почерпнут из действительной жизни, – ты забыл об этом? Она будет поставлена на театре и выдержит по меньшей мере двести представлений! Как автор я буду пожинать лавры и… заработаю деньги. А ты еще толкуешь об убытках! Да я наживу себе новые капиталы!

– У каждого, конечно, есть свой интерес, мосье Николь. Но скажите же мне, где должен я основать теперь свою главную квартиру? В Версале, не так ли?

– В Версале, дружок Фрике. Понятно, в Версале. Надо следить за главным вожаком, а уж свита сама попадет к нам в руки.

– Эти Карлевали да Буа-Репоны – ничего не стоящая дрянь, мелкота…

– Ты чрезмерно строг к ним, мой милый Фрике.

– Но я их знаю, хорошо знаю, мосье Николь. Журналист Медерик – еще туда-сюда, да и тому цена-то не велика. Просто добрый малый, и только. Я считаю его честным человеком, но не рассчитываю на его поддержку. Он, видимо, хочет остаться в стороне, ему не нравится роль соучастника господина X.

– Ну, а женщина?

– Одна уже сослужила нам службу, мосье Николь. Это маленькая цветочница Этиоле.

– Ну, а та, в Версале?

– А-а! Подруга, любовница или жена, но во всяком случае соучастница этого мосье X. А? Надо подумать… Я и сам не знаю, как за нее взяться. Девиз мой – осторожность… А что сказали бы вы, мосье Николь, если бы мне удалось открыть настоящее имя этого господина?

– Что бы я сказал? Да сказал бы, что ты умнее меня, что ты превзошел своего наставника. И притом это было бы прекраснейшим началом для третьего акта моей драмы.

Имя это было уже у Фрике в кармане, оно стояло на конверте безграмотного послания, которое он не успел еще прочесть.

Небольшой городок Версаль может считаться почти предместьем Парижа. Добраться до него всякому парижанину гораздо легче, чем попасть в Плезанс или в Мезон-Бланш. Но, несмотря на свою близость к Парижу, благодаря железнодорожному сообщению, Версаль остался по-прежнему тихим, уединенным уголком, притаившимся в густой зелени садов и бульваров. Целые кварталы этого городка застроены маленькими домиками, отделенными один от другого тенистыми садами и высокими каменными оградами. Всякий устраивается и живет там, как ему нравится, так что самые близкие соседи очень часто не знают друг друга в глаза.

В одном из таких уединенных уголков Версаля более пятнадцати лет жило небольшое семейство. Люди эти вели самую скромную, замкнутую жизнь, ни с кем не знакомились, никого не принимали. Их-то покой и вздумал потревожить наш неутомимый Фрике.

Семья д'Анжель искала уединения, потому что хотела скрыть свое горе, свои слезы от посторонних глаз. Она пряталась от любопытных расспросов и пошлых утешений. Уже давно не видала она радостей и счастья, но все не могла свыкнуться с нагрянувшей на нее бедой. А беда эта обрушилась на их головы именно пятнадцать лет назад, когда внезапно, неожиданно для всех, исчез из Парижа Арман – старший сын барона д'Анжеля.

В настоящее время причина этого внезапного исчезновения была известна одной старой баронессе д'Анжель, матери Армана, но никогда никому не заикалась о ней старушка.

Другой, такой же ревнивый хранитель этой тайны, – отец Армана. Он унес ее с собой в сырую землю. Барон умер от апоплексического удара только год тому назад.