Мальчик, небрежно нацарапавший «Им ничего не светит!» под фотографией выпускного класса, с гордым видом подписал свой блестящий комментарий и рассмеялся прямо в лицо Полли Кроу, возвращая ей альбом. Впрочем, что с него взять? В конце концов, у него не было причин бояться девушки, которая пришла ниоткуда и уйдет в никуда.

Полли поплотнее запахнула белый кашемировый кардиган и сделала глубокий вдох. Сильный ветер, дувший с озера Вашингтон, казался горьковатым на вкус – так бывает на исходе лета. И такое же лето стояло в ту давнюю пору, когда она почти поверила, что Брэд Шпилька – Полли не могла вспомнить его фамилию – и его друзья, вероятно, правы. Ведь если ее однокашникам «ничего не светило», то она бы обязательно победила. Победила бы просто потому, что какую-либо другую награду она ни за что не смогла бы завоевать.

По Брэд ошибался. Они все ошибались, как и сама Полли, и именно потому, что в ней действительно что-то было. И теперь, совсем как прежде, когда у нее все шло отлично, кто-то снова пытался отравить ей жизнь, напугав до смерти.

Полли брела вдоль плавучих доков в южной части города, и районе порта Киркленд. Она любила гулять здесь после дневных съемок. Длинноногие, нетерпеливо вздрагивающие, сверкающие гвоздики – оранжевые, пурпурные, белые – склонялись над деревянными кадками цветочников. Из корзин, подвешенных на столбах, свисали выцветшие от долгого пребывания на солнце побеги герани. Еще немного, и наступит пора хризантем и поздних анютиных глазок.

В воздухе распространялся пряный «вечерний» запах и слышался таинственный шелест сонных шелковых волн.

Ноги девушки путались в длинной хлопчатобумажной юбке, но она этого не замечала. Как жаль, что нельзя было так же не замечать всего остального, например, ощущения опасности, с которым она жила все эти дни!

«Ладно, ничего, – успокаивала себя Полли, – просто какие-то маньяки нашли себе развлечение: угрожают людям, появляющимся на телеэкране. Такое случалось во все времена. Иногда они добиваются своего».

Но с ней подобный номер не пройдет. Она не изменит свой образ жизни, не станет затворницей и никому ничего не расскажет – кое-кто и так уже знает об угрозах.

«Но ведь ничего пока и не случилось, – подумала Полли. – Просто кто-то оставляет сообщения на ее автоответчике».

Она не знала кто: незнакомец говорил шепотом. Он утверждал, что она совершила одну ошибку в своей жизни, но это простительно, говорил, что раньше она была «хорошей», а теперь ей якобы нужен он, чтобы снова сделать ее «хорошей».

Произнести это вслух Полли не решалась – тогда все стало бы слишком реальным, а ей этого не хотелось. У нее не было желания делать окончательный выбор – сказать: «Я хочу, чтобы ты был со мной» или – «… чтобы ты исчез». Если бы Полли так поступила, то ей пришлось бы признать, что она не выдумала эти звонки. А ведь по телефону прозвучала и прямая угроза. «Я знаю, ты сделаешь все, что я хочу, чего хотим мы оба, – шептал неведомый собеседник, – и я уберу любого, кто встанет у нас на пути. Или же ты сама это сделаешь».

Каково? Она совершила только одну ошибку?

Полли понимала, о чем, возможно, идет речь. В свои двадцать семь лет она успела побаловаться наркотиками, но сумела вовремя остановиться. Полли выросла без отца, никогда не была замужем и одна воспитывала семилетнего сына.

В юности ее изнасиловал Сэм Додж, смазливый забияка, возжелавший ее из-за того, что она строила ему глазки. Сэм так грубо овладел Полли, что она потом едва не умерла. Но все-таки выжила. И теперь Полли брела по берегу и улыбалась ветру, улыбалась тому, что жгучие слезы застилали ей глаза, улыбалась своим беспорядочным воспоминаниям, одновременно грустным и радостным.

Собственно, Бобби ее и спас. Беременность не только не стала обременительной для девятнадцатилетней девушки, но и остановила ее падение.

Когда Полли рассказала Сэму о своей беременности, он только прорычал в ответ: «Никакой ребенок меня не удержит. Если хочешь остаться моей женщиной, избавься от него». А когда она отказалась, то услышала в ответ, что она жалкая дрянь и никогда ничего не добьется без него.

Полли содрогнулась, вспомнив об этом, но продолжала улыбаться. Сэм поставил ее перед выбором между пьянками, наркотиками, половыми извращениями и Бобби, ее сыночком, самым дорогим, что было у нее в жизни. Впрочем, Полли не колебалась ни минуты и приняла решение с легкостью.

И вот теперь гнусный тип, шепчущий по телефону, называл Бобби «ошибкой» и угрожал уничтожить его.

Конечно, Полли не спрашивала у Бобби согласия, отправляя его к своей матери, Венере Кроу, жившей неподалеку от Беллвью. Мальчик поверил, что у мамы на работе проблемы, поэтому ему придется какое-то время пожить с бабушкой в колонии художников, где ему уже случалось жить. Венера была управляющей в Хоул-Пойнте, а Бобби любил это местечко.

Впрочем, Полли нисколько не сомневалась в том, что Венере в любом случае придется принять мальчика.

Некоторые из участников программы «Дом Полли» находились рядом с ней, когда она получила первое сообщение.

Тогда она только рассмеялась и больше никогда не упоминала о том, что звонки продолжаются.

Внезапно возникшее стеснение в груди заставило Полли остановиться и глубоко вздохнуть. Ее сердце билось тяжко и неровно. Конечно, ей следует попросить о помощи. Но ведь полиция ничего не станет предпринимать до тех пор, пока что-нибудь… не произойдет. В груди снова кольнуло. Пока не пострадает она сама или кто-нибудь из ее близких, полицейские будут твердить, что ничего нельзя поделать.

Полли, продолжив прогулку, побрела вдоль причала, у которого теснились лодки и катера. Из кубриков и рубок доносились взрывы смеха. Было чудесное время, время ужина, и вечерний ветер разносил над заливом ароматные запахи и звуки веселых голосов лодочников.

Однако Полли приходила сюда так часто вовсе не из-за этих людей. Истинной причиной вечерних прогулок было нечто иное, нечто запретное, извлеченное из длинного списка «нельзя» и «никогда больше». В этом ей еще предстояло как следует разобраться.

«Но разве женщина не может просто взглянуть на мужчину? – спрашивала себя Полли. – Особенно если этим все и ограничивается – только взглянуть?»

Она не спеша дошла до конца самого далекого от берега причала и осмотрелась. Увы, поблизости не было ничего похожего на знакомый черный ялик. И никого, кто походил бы на мужчину в мокрой ветровке, на мужчину, который обычно в это время занимался тут какими-то своими делами. Может, из-за наступления осени и приближения холодов он больше не станет приплывать к этому причалу?

Полли была разочарована. Разочарована и раздосадована – ведь у нее, вероятно, не будет больше возможности украдкой наблюдать за незнакомцем в ветровке.

Он никогда не обращал на нее внимания, а может, просто делал вид, что не замечает ее. Они не были знакомы. Более того: Полли никогда даже не слышала его голоса.

Она остановилась и, прищурившись, стала разглядывать далекие вершины Олимпийских гор. Полли думала о рослом незнакомце с выгоревшими на солнце волосами и пытливыми карими глазами. Интересно, о чем он разговаривает со своей черной кошкой? Эта кошка всегда находилась вместе с ним на ялике, заваленном снаряжением для подводного плавания.

Полли завораживали его блестящие карие глаза. Они казались ей какими-то… далекими и холодными. Иногда она случайно встречалась с ним взглядом и всегда первой отводила глаза.

Впрочем, Полли гуляла у причала в разное время, а незнакомец, возможно, просто опаздывал.

Она не сразу заметила ялик. Он выплыл из тени, окружавшей причал, выплыл бесшумно, с заглушённым двигателем. Лишь когда Полли повернула к парку, примыкавшему к порту, двигатель ожил и разорвал ревом умиротворяющую тишину осеннего вечера.