– У меня же ее нет, – удивился Лука.

– Зато шмотки отменные. Ей же одеться хочется. Девушку звали Наташей, у нее тоже была большая грудь, тонкая талия и большая округлая попа. И еще у нее была длинная русая коса.

– Таких иностранцы обожают, – сказал Луке Гарик.

Лифчик ей не подошел, оказался мал, как ни старались Лука и Гарик вдвоем одновременно натянуть его на ее огромную грудь, ничего не получилось. Пластмассовая застежка лопнула.

– Черт с ним, – сказал Гарик, потому что Наташка хохотала над двумя неуклюжими ухажерами, ее пышные голые груди тряслись и подскакивали от смеха, словно футбольные мячики. Это подогревало неудачливых ухажеров и вызывало такое желание, что Наташка сжалилась над ними – согласилась заняться сексом за кружевные разноцветные трусики под названием «Неделька». В пачке семь штук. На каждом из трусиков был написан по-английски день недели.

– Два комплекта... – загибая пальцы, считала она, переводя в своей абсолютно светлой голове весь товар на валюту, – значит, так, – опытным глазом она прикинула, что с клиентами долго возиться не придется, – раздевайтесь по-быстрому, оба сразу.

– Как это оба... с-сра-азу? – заикаясь, произнес Лука.

Игорь сделал вид, что ему это не впервой.

– Валютой с вас не возьмешь, поэтому... У меня время – деньги!

Неискушенные мальчишки, застыв от неожиданного предложения, разинули рты.

– Эх вы, салаги! Учиться надо!

– У кого? – наивно поинтересовался Лука.

– У европейцев, немцев, французов. Ну, живо!

Уложив их рядом с собой, она преподала им урок.

Лука, воспитанный в духовной семье, поразился дьявольскому удовольствию, которым одарила его совсем простая русская девушка. Хоть его поначалу и охватил стыд: казалось, не он принимает участие в жутком разврате, а где-то рядом движется, перекатывается клубок нагих тел, но чувство это, к собственному удивлению, быстро прошло. Потому как плотское наслаждение оказалось таким сладостным, что невозможно было и представить.

– Ну, салаги, прониклись европейским духом? – стоя обнаженной перед стареньким трюмо в съемной квартире и расчесывая свои длинные волосы, спросила проститутка. – Как вам любовь по-французски? Понравилась?

Не в силах вымолвить ни слова, оба закивали.

На прощание она хихикнула.

– Если будет еще товар, – она вытянула из пачки трусики и медленно стала натягивать их на себя, – приходите, я вам что-нибудь новенькое покажу. – Наташка хитренько улыбнулась.

– А что может быть еще новенького? – наивно спросил у Гарика Лука, когда они, ублаженные и с приобретенным мужским опытом, завернули в ближайший ресторанчик, чтобы отметить такое событие. – Любовь по-американски, что ли?

Гарик, уткнувшись носом в меню, пожал плечами:

– Про американскую любовь не слышал, а вот по-восточному... Камасутра называется. Хочешь попробовать Камасутру?

– Хочу, – сразу же согласился Лука.

Подошедший не вовремя официант удивился:

– Что вы собираетесь заказать? Не понял.

Ребята дружно рассмеялись.

– Принесите нам пока графинчик водочки и закуску, что там у вас есть, – вальяжно попросил Гарик.

После водки Луку развезло и потянуло на разговор о сексе.

В журналах, которые он покупал у немцев, было много секса. Совершенно голые девушки в разных позах зазывали, выставляя напоказ все свое бесстыдство, заставляя Луку по ночам ворочаться от желания. Они выглядели похотливыми и развратными. Смуглые, черные, желтые, в красных кружевах заграничного изысканного белья, совершенно не похожие на белотелую русскую проститутку Наташку с длинной косой.

Он поделился своими мыслями с Гариком, на что тот ему заметил:

– Эх ты, дурья башка! Это и привлекает чужаков, крашеных уродин они у себя насмотрелись! А у нас тут в России девичья краса – русая коса! Заметь, у Наташки все натуральное, даже губки не красит, чтобы помаду на твоем... теле не оставлять! – Гарик захихикал.

Той ночью, засыпая один в холодной общежитской койке, Лука припоминал, что выделывала русская проститутка Наташка во время секса с ним и Гариком, как в ее длинных волосах утопали их лица.

Вскоре Лука перестал считать деревянные. Появилась валюта. Он мог себе позволить не только шикарный ужин в ресторане, но и после приобретенного опыта с Наташкой двух девочек сразу. Наташка приводила подружек.

«Узнала бы матушка!» – иногда корил он себя. И представлял набожную, в длинной черной рясе попадью Аксинью, отмаливающую его грехи. Теперь она уже не наведывалась с узелком в руках в Москву, чтобы подкормить изголодавшегося отпрыска. Он лгал, что нанялся на хорошую работу, и временами подкидывал им свободные от бизнеса деньги. Родители не могли нарадоваться на сына: учится и еще подрабатывает!

Навсегда распрощавшись с родительским домом, Лука все же не забыл святые праздники и крашеные яйца на Пасху, и просвиру, и святую воду.

Поэтому, когда студенты собрались на Татьянин день в церковь на Ленинских горах, он хотел влиться в общую компанию. Накануне их строго-настрого предупредил комсорг: «К церкви близко ни-ни. Вылетите сначала из комсомола, а потом из университета. Все церкви в Москве будут оцеплены».

– В ней же Пушкин венчался, – раздался чей-то слабый протест.

– Пушкин жил при капитализме... его убили, – невпопад возразил комсорг.

И действительно, церковь на Ленинских горах оказалась окружена кольцом дружинников с красными повязками и службистами в штатском. Просочиться, конечно, можно было, но, помня наставления комсорга, Лука поотстал от группы сокурсников, зорко приглядываясь, чтобы не вляпаться в ненужную историю.

Неожиданно, через головы, он увидел Наташку, заходящую в храм.

Пробравшись сквозь толпу, он схватил ее за руку.

– Тебе что, можно? – забыв о ее древнейшей профессии, удивился он.

– Нужно, – засмеялась она. – Я ведь в комсомол не рвусь. И в институт тоже. У меня свои университеты. У меня подружка Танька была... ее день. – Она с горечью махнула рукой.

Что случилось с ее подружкой, Лука спрашивать не стал.

В церкви он не был давно. Пахнуло чем-то родным и знакомым, теперь уже казалось, что из совсем далекого детства. Молодой батюшка вел службу.

«А ведь мне тоже прочили такое будущее, – подумал Лука. – Выбрал ли я правильный путь, став безбожником?»

Наташка, расстроившись в Божьем храме, сопела рядом. Заслушавшись батюшку, она, горько всхлипывая, глотала слезы. Вспомнила все гадкое, что творилось в ее жизни, и свою товарку Татьяну, с которой, вероятно, случилось что-то нехорошее.

– Выпить хочешь? – услышал Лука ее шепот.

– Ты что? В церкви – это великий грех, – напомнил ей Лука.

– Пошли отсюда, – не выдержала она, – душу он мне рвет своей проповедью.

Они вышли из церкви, и Наташка, пригубив сама из початой бутылки водки, поднесла горлышко к его губам. Он отхлебнул. Потом она приложилась еще.

– Я вообще-то не пью, но сегодня такой день. Это ведь Танька меня... в профессию посвятила, а потом... – Она махнула рукой.

Лука не спрашивал, что случилось потом. Толпа, состоящая в основном из молодежи, окружила церковь и, несмотря на мороз, не расходилась. Однако своих Луке рассмотреть не удалось. Поймав на себе чей-то острый взгляд, он потащил Наташку подальше.

– Пойдем к тебе, а? Ты ведь где-то неподалеку живешь? – еле переставляя ноги, попросилась она.

– Я живу в общаге, не один. – Вести проститутку в общежитие совсем не хотелось. Одно дело – сокурсница... – Давай здесь, а? – показывая на пушистый белый снег Ленинских гор, захмелев, предложил он. – Я заплачу, у меня валюты...

– Холодно, – поежилась Наташка, – а деньги я сегодня не беру.

– Я тебя согрею.

Они спустились с гор вниз к Москве-реке, он подстелил свое пальто. Деревья Нескучного сада раскачивались над ними.

– Не двигаться, – раздался вблизи жесткий голос.

Два здоровенных дружинника вытащили их из сугроба.

В отделении милиции, куда доставили молодую пару, они встретили знакомых ребят, из тех, с кем направлялись в церковь. Их схватили раньше, до того как Лука улизнул с подругой.