— А разве не могло быть прямого контакта между хирлайцами и Пришельцами в тот период, когда хирлайцы только становились разумными существами, выходящими из животного состояния?

— Такой контакт действительно мог иметь место, — ответил Райнасон. — Храмовый ритуал ведется на языке, который является архаичным по отношению к тому, который большинство из них помнит — на прото-языке, который культивировался и поддерживался только кастой жрецов. Возможно, это и является свидетельством того, что машина была введена в строй, когда население планеты еще разговаривало на том, старом языке.

— Но ведь примитивные языки состоят из простых базовых слов, отражающих простейшие концепции. Разве возможно вообще общаться с машиной, используя в качестве средства общения такой примитив?

— В принципе, можно, хотя и не очень эффективно, — ответил Райнасон. — И именно это может объяснить тот факт, почему машина делает ошибки — из-за неуклюжести языка. Получается, что Пришельцы, возможно, оставили им свою машину, настроив ее на тот уровень языковой культуры, который существовал в то время на Хирлае. И сделали это потому, что наши друзья с лошадиными лицами только начинали создавать свою цивилизацию, и Пришельцы посчитали, что таким путем смогут как-то помочь им. — Он запнулся на мгновение, вспоминая самую первую утечку информации из мозга Хорнга и памяти Теброна. — Хирлайцы называли Пришельцев Древними людьми, — добавил он, вспомнив.

— А тот приказ Теброну… о той расе, с которой им придется однажды столкнуться… Он ведь основывался на наблюдениях Пришельцев.

— Да, мне бы очень хотелось знать, когда Пришельцы посетили Землю, — задумчиво сказал Райнасон. — Думаю, что тогда, когда мы только начинали развиваться как мыслящая раса. Возможно, это произошло в древней Индии, или в Месопотамии. А, может быть, несколько позже, в период средневекового Ренессанса.

— Собственно, точное время в данном случае вряд ли играет какую-то роль, не так ли? — сказала Мара. — Главное, что они спустились на Землю, понаблюдали за нами и улетели. И как-то так вышло, что они сделали вывод о темпах развития человечества, несколько переоценив нас.

— Возможно, они были у нас до периода Инквизиции, — предположил Райнасон. — И не заметили признаков приближения этого тысячелетнего периода мракобесия… — Он остановился в узком проходе между древними установками. — Как бы там ни было, мы, представители той самой мыслящей расы, которую несколько переоценили Пришельцы, посчитав нас слишком агрессивными, находимся здесь. А там снаружи — их протеже, которые только и ждут, пока мы высунем нос, чтобы уложить нас дезинтеграторами, которые, похоже, им оставили те же Пришельцы.

— Ты хочешь сказать, что у нас слишком мало шансов выйти отсюда? — подвела черту Мара.

Райнасон медленно повертел головой:

— Когда я еще только проходил вторую ступень обучения на чувствообучающих установках, я познакомился с Ренэ Мальхоммом. Мой отец работал на звездолетах, поэтому теперь даже и не вспомню, на какой планете это произошло. Но я хорошо помню ту ночь, когда я впервые познакомился с Ренэ — он выступал с импровизированной трибуны, в качестве которой служила куча неоструганных досок, и выкрикивал что-то о корпорациях, которые посягали на права поселенцев. Ему удалось завести толпу, и несколько человек стали кричать что-то оскорбительное. Я остановился посмотреть, что же будет дальше. Неожиданно шесть или семь человек, появившиеся неизвестно откуда, стащили Ренэ. Завязалась драка, люди из толпы разбежались кто куда. Я прятался, пока все не закончилось.

Когда все наконец разбежались, на месте драки остался один Ренэ, Хотя вся его одежда была изодрана в клочья, на нем самом не было ни единой царапины. И что самое интересное — ни один из нападавших не смог уйти сам, всех их унесли на носилках. А Ренэ стоял и как всегда громогласно смеялся; затем, заметив меня в укрытии, повел к себе домой. Там он рассказал, что когда был молод, сам пробивал себе дорогу до самой Земли, где даже изучал культуру древних народов. Там же он освоил и приемы каратэ — древнего вида японской борьбы.

Райнасон глубоко вздохнул и продолжал:

— Он говорил тогда, что все, чему бы ни научился человек, рано или поздно ему пригодится. И я поверил ему.

— Неплохая притча, — отметила Мара. — Вот бы использовать ее против наших друзей-хирлайцев.

Райнасон молча раздумывал. Если бы только удалось усыпить бдительность этих аборигенов… Но теперь об этом нечего и думать. Его глаза бесцельно бродили по рядам с бесполезным оборудованием. Скажи мне, старик Кор, что нам теперь делать в такой ситуации?

И вдруг… И вдруг его глаза сузились от неожиданной шальной мысли. Протянув руку, он нащупал провод, который шел назад, к аппаратуре, а в другом направлении — к алтарю. Этот провод вел прямо к громкоговорителю!

К Голосу Кора!

Вот если бы только он смог подключиться к этому проводу, как-то ввести туда свой собственный голос, послать его в громкоговоритель… нет, в Алтарь самого Кора!..

— Мара, похоже, мы выйдем отсюда. Я нашел свой собственный вид каратэ, который поможет нам одолеть наших несговорчивых друзей.

Он помог Маре подняться на ноги. Каждое ее движение отдавало резкой болью, сломанная рука свисала как плеть, но она не издала ни звука.

— Нам следует поторопиться, — сказал Райнасон. — Я не знаю, насколько надежно эта идея сработает — все зависит от того, насколько эти аборигены верят сейчас своему божку на глиняных ногах. — Он быстро обрисовал план действий. Мара, внимательно выслушав, кивнула в знак согласия

Райнасон принялся за работу. Это была преимущественно мозговая работа, опиравшаяся больше на догадки, но к счастью, Райнасону раньше приходилось видеть отдельные фрагменты подобных машин. Он отыскал предпоследнее соединение, через которое сигналы от машинного мозга преобразовывались в звук и дальше подавались на громкоговоритель. Окровавленными пальцами ему с трудом удалось разъединить это довольно хрупкое соединение.

— Готово?

Мара, которая находилась в узком проходе у самого алтаря, быстро кивнула в ответ.

Райнасон изогнулся, чтобы говорить непосредственно во входную цепь усилителя. Он исказил свой голос так, чтобы он стал похожим на высокий, тонкий тембр языка хирлайцев.

ОСТАВАЙТЕСЬ НЕПОДВИЖНЫМИ. ОСТАВАЙТЕСЬ НЕПОДВИЖНЫМИ. ОСТАВАЙТЕСЬ НЕПОДВИЖНЫМИ.

Эта команда неожиданно ворвалась в помещение, где располагался алтарь, разрывая тишину. Хирлайцы удивленно обернулись к алтарю, да так и застыли.

ОСТАВАЙТЕСЬ НЕПОДВИЖНЫМИ. ОСТАВАЙТЕСЬ НЕПОДВИЖНЫМИ.

Это была фраза, которую, как он знал, машина часто использовала при обращении к Теброну, королю-первосвященнику, вождю Хирлая. В то время эта фраза означала нечто иное, но прото-язык хирлайцев не имел точных значений понятий; фраза сама по себе вполне могла означать в буквальном смысле то, что сказано.

— Хватит, пошли на выход, — сказал Райнасон, и оба протиснулись через узкий проход за алтарем. Хирлайцы стояли совершенно неподвижно; те несколько из них, которых Райнасон уложил станнером, уже пришли в себя, но также сохраняли полную неподвижность. Райнасон и девушка прошли буквально сквозь строй неподвижных аборигенов, и только некоторые осмелились повернуть глаза в их сторону. Добравшись без помех до колоннады, они остановились передохнуть.

— Они могут прийти в себя буквально через минуту, — сказал Райнасон. — Не жди меня — постарайся побыстрее выйти из города.

— Разве ты остаешься?

— Задержусь ненадолго. Иди скорее!

Поколебавшись, Мара начала быстро спускаться по крутым ступеням Храма. Райнасон, проследив за ее спуском, возвратился к комнату, где находился алтарь.

Быстро двигаясь между аборигенами, он собирал оружие. Большинство из них не делали никаких попыток остановить его, хотя некоторые так сжали руки на своих дезинтеграторах, что Райнасону пришлось с большим трудом разгибать их толстые пальцы, осыпая их про себя проклятиями. Сколько еще они будут ждать? — думал он.