– На память!
И тоже исчезает. Я один под дождем. Надо держаться. Надо быть героем.
Следующий героический поступок – разыскать Вано. Кто знает, какая опасность может угрожать ему посреди этой огромной шахты, в которой вкалывают тысячи старателей, освещая ее лучиками фонариков на своих алюминиевых касках? Вано мне дорог. Мы шесть лет делим с ним дорогу, последнее, что у нас осталось. Дорожки – не в счет. У многих моих знакомых есть люди, которых они называют друзьями. Улыбчивые, приветливые, позитивные ребята, всегда способные поддержать. Некоторые из них готовы в любую минуту примчаться на помощь, когда тебе плохо. Помочь словом, деньгами, разрулить ситуацию… А некоторые, как Вано, с виду не очень отзывчивые… И вовсе не позитивные… Вечно гундосят про твою неподвижность, ворчат о твоей несовместимости… кряхтят, бурчат, осыпаются, дряхлеют, тихо отдавая тебе свою жизнь… Дарят жизнь… вот и все… Так где же Вано? Вопрос «Кто такой Бобби Уомак?» опускается на второе место в списке главных вопросов десятилетия. И вдруг молнии одна за другой начинают сыпаться на то место, откуда еще недавно явились мы с Вано. Бегу, отталкивая локтями чужие колени и распихивая коленями незнакомые сумки, будто пытаюсь всплыть с большой глубины, чтобы вынырнуть в узкой полынье, вырубленной во льду. Всплываю. Выныриваю. Вижу ее. Стараюсь ничего не ощущать, притворившись, будто анестезия вырубила мозг и чувства. Но это – Она. На нее набросилась та самая кибер-гусыня, которую я последние дни постоянно разглядываю в граффити-комиксах по всему жилищу. И ест ее, высасывает из нее жизнь. Я замер, я перевариваю наркоз, я не хочу, чтоб меня отпускало, но меня отпускает неожиданно резко. Тогда я падаю. В падении отчетливо сознаю… и понимаю, что сознаю… и я осознанно понимаю, что это – не сон… что передо мной – она! моя девочка, моя единственная, моя спасительница, моя настоящая… И еще я сознательно понимаю, что все это время, пока песок сыпался – от языческого обряда мочеиспускания на мерзкую продюсерскую тушку до поисков Вано в шахте, битком набитой отъявленными рудодобытчиками, я искал ее. И вот я нашел ее. Я бегу к ней, выхватываю ее тонкую шею из хищного клюва гусыни, бережно держу ее своими негнущимися пальцами и шепчу, шепчу ей навстречу:
– Я – Орландо Блум! Твой парень! Твой парень – Орландо Блум! Это я! Я! Здравствуй! Здравствуй!
Я сочинил песню «Твой парень – Орландо Блум» накануне… Или – после… Или – во время этой встречи, которая так быстро закончилась. Так смешно… Я получил по лицу ее милой гладкой ладошкой с наманикюренными ноготками… и я не успел прижать ее к своей щеке, не успел поцеловать ее, она так быстро отдернула ладонь, ибо не любит меня, я больше ей не дорог… А кибер-гусыня гаркнула на меня осуждающе, у нее были глаза моей подруги Анки… и ее прическа… А Она даже не посмотрела на меня… И они обе ушли… так быстро… А я стоял оглушенный и не мог сделать шаг… Где же Вано? И кто такой Бобби Уомак?
5 марта 2007 года
Всезнающая Королева!
Зачем люди, однажды проявившие гениальность, начинают создавать посредственное, посредственное, посредственное…
Какую хрень в последние годы издает твой любимый сэр Маккартни! А чудесный Пол Саймон… А мой любимый Джонни Марр! Самый блестящий гитарист и композитор восьмидесятых… Ни одного приличного сольника после распада «The Smiths»… Ты обязана разобраться. Я требую! Лишай их рыцарских званий, ужесточай налоги, устрой полицейскую облаву, отбери у них все наркотики. Сделай что-нибудь! Сделай их снова молодыми, бедными и ранимыми!
Как происходит превращение из гения в выхолощенную добродетель? Как таянье снега? Как прыжок с парашютом? Как инсульт? Как остановка сердца? Как гниение банана?
Я хочу наоборот! Я буду наоборот! Я перестану петь на концертах всю эту пежню, которую спродюсировал Гвидо! Я сам сочиню песни. Я сам запишу их в студии. Я сам спродюсирую альбом. Я сам.
Звоню Вано: «Заказывай студию!» Ты веришь в меня, Королева?
А знаешь, кто мы? Читатели некрологов золотой эпохи рок-н-ролла. Если мы проживем одинаковое количество лет, то прочтем некролог Боно, Тома Йорка, Криса Мартина, Моррисси…И уж точно переживем Битлз и Роллинг Стоунз. После нас некрологи читать будет неинтересно.
7 марта 2007 года
Еще я хочу что-нибудь сделать для нее. Мне так ее не хватает. Лица, голоса, ее походки, зубов… Я готов не быть ее любовником. Мне есть с кем трахаться? Но любить я хочу ее. Хочу стать ей просто другом. Хочу обычной человеческой близости. Просто видеть, говорить, слушать, делать для нее что-нибудь… Быть ей полезным. Отдать ей. Отдать. Как можно больше.
Наверное, так во Вселенной происходит справедливое перераспределение благ. Когда я был юным и нищим, а еще вечно пьяным, женщины любили меня… Женщины давали мне деньги, они покупали мне все, что я хотел. Потому, что любили меня? Теперь пора раздать долги. Такие долги никогда не отдаются обратно в руки. Они распределяются по цепочке, так же как размножается человеческий род: родители – детям, те – своим детям, и – до бесконечности. Женщины, которые любили меня, отдавали мне, теперь я должен отдать ей…Она – кому-то…
А ты любила, Королева? По-настоящему? Сильно?
P.S. Сегодня я записал для нее песню. Красивую. «Твой парень – Орландо Блум».
15 марта 2007 года
Растение требует влаги, ибо хочет жить. Для меня каждый день, чтобы жить просит информации: как она? здорова ли? весела ли? все ли в порядке? Я хочу новостей от нее, я хочу слышать о ней и знать о ней… Я хочу каждый день касаться ее… хотя бы виртуально. Я каждый день отправляю в ее mail-box реактивный заряд нежности, заботы и любви. Музыку… Песню… Каждый день. Если у меня нет сегодня готовой студийной версии новой песни, я сажусь с гитарой и быстренько что-нибудь сочиняю. Хотя бы куплет. Затем включаю компьютер, микрофон – раз! – послание оцифровано и направлено адресату.
Я еще не получил ни одного ответа.
Королева, как так можно, а?
30 июня 2007 года
Что я знаю об Италии? Античность, империя, архитектура, возрождение, живопись, мафия, дуче, кутюрье, футбольный клуб «Милан», Данте, Габриеле д’Аннунцио, Челентано, Висконти, Пазолини, Антониони, Феллини… Больше всего я люблю Рим, изображенный Феллини в «Dolce Vita». Я думаю, что жизнь в Италии весела для всех, здесь солнечно, вот и все. Теперь я ревную ее к этой жизни. Потому что она в Италии. И будет там целый месяц! Доброжелатели мне стукнули. Есть еще люди, которые могут представить нас вместе. Если бы песню «Imagine» сочинял не Санта-Леннон, а я, в ней бы пелось «Представь, мы с Белкой вместе» вместо «Представь, нет границ и религий». Вот где принципиальная разница между нами. Я думаю о себе. А Санта-Леннон думал обо всех.
Эгоисты плавают кверху брюхом! У эгоистов никогда не застегивается ширинка! Эгоистам не дает даже дохлый пингвин! Эгоисты – пожизненные заключенные! Даже они сами не понимают – за что…
Переваривая в тени обеденные порции крикливого московского солнца, убеждаю себя, что если по-настоящему люблю ее, то должен желать ей лучшего праздника, чем тот, который могу предложить я сам – законченный эгоист и собственник. Ей обязательно нужен кто-то лучше… Лучше меня…
Королева! Лучшую партию следует искать за пограничными столбами с двуглавым орлом. Тебе ли не знать? Все богатые люди в моей стране являются обладателями своих состояний в первом поколении. А это значит, что они и создавали эти состояния. А в наше время, как и сто и тысячу лет назад, большие деньги делаются только на крови, на грязи, на предательстве, на саморазрушении. Нувориши с деформированной психикой – совсем не тот праздник, которого я желаю для своей возлюбленной. Другое дело – Италия: аристократы-наследники, всю жизнь проводившие за созерцанием прекрасного и, может быть, за созиданием прекрасного. Деньги и красота. Я уверяю себя, что искренне желаю для нее такой судьбы. Футболисты, музыканты, дизайнеры, актеры, принцы, герцоги, бароны – наследники состояний… Нет, я уже научился не ревновать ее к жгучим брюнетам одной из чувственных стран мира…
