Так, кажется, было сказано в какой-то главе зачитанного мной «Улисса»: «запах горького миндаля наводил на мысль о несчастной любви». Я наконец вдохнул этот запах тем волнующим июньским вечером, когда все вокруг, включая серые многоэтажки громоздкого мегаполиса, источало чувственный восторг, подавало недвусмысленные сигналы и запевало брачные песни.
Я пил водку в отдельном кабинете нового ресторана, который пропагандировал утонченно восточный подход к наслаждениям, идеально подходящий к этим настроениям в природе. Она опаздывала, как всегда. После нашей последней встречи на кинофестивале «Большие кинОМаневры» минуло три месяца.
Я набрал ее номер: «Белка? Где ты?»
– Это не Белка. Это ее подруга Анка.
– Привет! Это – фотограф Агеев. А где Белка?
– Она в туалете, сейчас подойдет. Как дела, папарацци?
– Зависит от твоей подруги. Она помнит, что встречается со мной на Смоленке?
– Конечно. Она будет там через двадцать минут.
– Анка, ответь мне на деликатный вопрос… Мне очень хочется сделать что-то для нее… Ну, ты понимаешь… Скажи, чем ее можно обрадовать и удивить? Что она любит больше всего?
– Белое золото и бриллианты, – в трубке раздался смех, мелодичный и чувственный, как пение сирены обреченному.
Я выскочил из кабинета, на ходу попросив метрдотеля не отменять заказ. Двадцать минут очень большой срок, когда есть четкая и важная цель, а я бежал как молодой олень, озабоченный выживанием рода. В пяти кварталах от ресторана, в маленькой ювелирной лавке, я выгреб из карманов всю наличность и получил взамен скромную безделушку в форме рыбы из мелких бриллиантов на цепочке белого золота.
Когда она вошла в ресторан, я сидел, как ни в чем не бывало, с рассеянным видом и нарочито галантно приветствовал ее. Всякий раз, когда я наталкивался на эти два световых потока, бьющие из ее глаз, мне казалось, что все мои женщины были в другой, чужой жизни, либо они не были женщинами. Она возникла, источая терпкое сексуальное амбре. Все было безупречно сбалансировано, гламурная принцесса и студентка отдали этому образу свои лучшие черты. Зрелость и свежесть вступили в плодотворный союз.
– У меня есть пятнадцать минут, – в ее голосе не было сухости, мы заранее условились, что свидание будет кратким и деловым.
Прикончив одним глотком остатки водки, я начал говорить.
«205» – я начал с этой цифры. С момента нашего знакомства, с того вечера, когда она отматерила жену генпродюсера музыкального телеканала, прошло 205 дней. Я принялся рассказывать, кем она стала для меня за эти 205 дней, что она стала значить для меня. Я тщательно подбирал выражения, стараясь быть точным и лаконичным.
Я говорил о том, что она изменила молекулярный состав моей жизни. Цвет, вкус, запах, очертания предметов – все теперь поменялось и подчиняется ей. Дома выглядят как ее прическа, деревья пахнут ее кожей, неоновые потоки на улицах подражают озорству и нежности ее взгляда.
Затем я перешел к небу. Ведь всякий настоящий мужчина стремится к небу. Об этом немало написано в «Улиссе». И только любовь, жертвенное чувство, может заставить мужчину забыть о земном притяжении. Преодолеть собственный эгоизм, эту великую силу тяжести.
– Ты победила Ньютона! – говорил я и моргал.
Я благодарил ее за подаренное чувство, которое лишило меня тяжелых якорей, приковывавших к бессмысленным привычкам и пошлым удовольствиям.
– Но все, чего я хочу – попытаться сделать тебя счастливой, – повторял я и моргал.
Я говорил о том, как редко встречал на своем пути людей, способных заразить меня этим вирусом. Людей, которых я мог бы принять безоглядно, любить их пороки и недостатки, преклоняться перед их слабостями. А иначе все теряет смысл. В безгрешных героев может влюбиться каждый тупица, да, кроме тупиц, никто и не выдержит нечеловеческую скуку этих отношений.
Я говорил, что хочу взаимности, и только ее любовь к кому-то другому может меня остановить.
– Ты влюблена в кого-нибудь? – спросил я, не слыша собственного голоса из-за грохота сердца.
Она отрицательно помотала головой.
Я хотел говорить еще, я готов был проговорить с этой женщиной все отпущенное мне на земле время, но в разговоре всегда участвуют двое.
– Я не могу тебе дать то, чего ты хочешь, – она прервала меня взглядом, которым могут убивать только женщины. Когда мужчина совершает убийство, им владеет слепая ярость либо расчет. Женщина может зарезать со смешанным чувством превосходства, сострадания и любопытства. Именно эта смесь в ее глазах была последним, отчетливо воспринятым мной сигналом: «Ваш корабль потоплен!»
В голове мелькнул дурацкий каламбур: «Что, просто не можешь мне дать?»
– Мы больше не увидимся, – контрольный в голову.
И сразу накатило осознание произошедшего. Я поверил в огромную зияющую дыру в самом центре своего туловища, там, где еще минуту назад плескалась водка. Эта пустота захватывала меня, выкачивала внутренности, кровь и остатки воздуха. Я задохнулся и перешел на дыхание жабрами. За долгие годы пребывания на полях любовных баталий я освоил альтернативные способы дыхания. За те же годы я убедился, как бессмысленны и жалки выяснения причин отказа. Глупее вопроса: «Почему?» в такой ситуации не может быть ничего. Боль отвергнутой любви может быть очень сильной, может быть смертельной. Но существует еще одна разновидность боли. Боль стыда за тех, кто ослабел и потерял себя настолько, что позволяет цепляться, обламывая ногти и сдирая кожу с пальцев, за подошвы ботинок тех, кто следует в ином направлении.
Нет, объяснения не были моей стихией. Я вытащил из сумки футляр с безделушкой и протянул ей со словами: «Тогда это мой прощальный подарок».
Она нерешительно взяла футляр.
– Ты действительно хочешь мне это подарить?
– Да уж мне сейчас не до шуток…
– Тогда сегодня – самое красивое прощание в моей жизни, – и, словно бы извиняясь за свое решение, добавила – зато ты никогда не узнаешь, какая я сука в жизни…
«Уже узнал», – подумал я про себя, целуя ее на прощание.
– Мне было очень приятно с тобой общаться, прости меня – с этими словами она покинула ресторан. А я думал о том, что все приятное общение, не задумываясь, променял бы на один взгляд, тот самый особенный взгляд, которым женщина смотрит на мужчину, чувствуя себя женщиной, а его – мужчиной.
Она ушла, а я допил водку и попросил счет. Скрипачки в голубых балахонах, сочувственно поглядывая на меня, сыграли «Moon river», пустой стол, еще хранивший ее отпечатки пальцев, был предан на стерилизацию молоденьким официантам в матросках.
На улице безумствовала гроза. Будто десятки самолетов сталкивались друг с другом в летнем московском небе. Косой дождь хлестал по домам наотмашь. Молнии не затухали, небо постоянно подсвечивалось с разных концов, будто все столичные вечеринки, которые гуляли в этот вечер, одновременно разрешились фейерверками.
Молнии – это небесные фотовспышки.
Я тоже могу метать молнии.
Я – громовержец.
Я – громовержец, который промокает насквозь за одну минуту и десять секунд.
Я – самый несчастный громовержец, у которого не осталось даже сухой сторублевки, чтобы уехать на такси.
Я не видел ее с тех пор…
Я нарушаю правила на углу Садового и Пречистенки. Пересекаю Садовое и по Фрунзе выкатываю на Плющиху. Воспоминания волнуют меня, выводят из равновесия. Даже обида мутной слизью начинает подниматься откуда-то снизу… Прочь! Сейчас она – в опасности, ей нужна моя помощь. Я буду, я сделаю. Кто, если не я? Я все еще готов отдать ей жизнь. Я все еще люблю ее. Несмотря на оптимизм Ройзмана, я чувствую, я ей нужен.
«Дорогой папарацци Агеев, румяный оптимист с фотокамерой, по имени Лейла! Судьба порой плетет довольно странные узоры, пересекая линии движения своих подопечных. Как часто один человек встречает другого не потому, что эти двое могут стать одним целым, а чтобы вовремя поднести спичку к сигарете, выкурив которую тот, другой, поймет то, что должен понять. Два человека встречают друг друга затем, чтобы добавить в обе жизни крошечные, иногда совсем незаметные детали, которые необходимы этим жизням в той точке пересечения времени с пространством. Необходимы, чтобы две жизни превратились в два пути. Чтобы грубо толкнуть кого-то и не заметить, что в это место спустя секунду ударит молния, чтобы отобрать у кого-то деньги, которые он в противном случае истратил бы на страшное, чтобы отвести кого-то из них с пути третьего человека…
