Глаза у нее широко раскрылись, она поглядела на него испуганно, словно предчувствуя несчастье.

- Владо? Зачем он вам? Вы из полиции?

Крейцер кивнул. Она выронила нож и без сил опустилась на табурет. Потом собралась с духом и, не обращая внимания на слезы, которые вдруг хлынули из ее глаз, заговорила:

- Нет, не надо! Не надо его трогать! Он ничего плохого не сделал. Не то я знала бы об этом. Он исправился, это точно. Уж я его уговаривала, уж я его уговаривала, вот он и дал мне слово. Не спорю, в свое время он наделал глупостей, по ведь нельзя же человека попрекать всю жизнь, нет, нет, нельзя и нельзя. Герман, мой муж, он тоже, как вы, он терпеть его не может и был бы рад-радехонек вышвырнуть его из дому. Но ведь у Владо на всем свете нет больше никого, и никому до него не будет дела, когда меня не станет. Жену он себе тоже никак не подыщет. Ему всю жизнь не везло. Весь мир ополчился против него…

Она всхлипнула, поднялась с табурета и яростно принялась крошить петрушку, словно эта безобидная зелень и была причиной всех ее несчастий.

- Не надо так волноваться, госпожа Гехт, - успокоительно заговорил Крейцер. - Это вредно для вашего сердца.

Она с благодарностью поглядела на него и тыльной стороной ладони смахнула слезы.

- Вы первый человек, который подумал о моем здоровье, - сказала она, смущенно улыбнувшись. - Даже как-то непривычно. А вы не могли бы мне сказать, зачем вам понадобился Владо?

- Какие у него отношения с Бруно, вашим сыном? - уклонился от ответа Крейцер.

Она печально покачала головой.

- Плохие. Очень даже плохие. Это самая великая моя забота. Муж тыркает Бруно, словно какого-то несмышленыша. У бедняги из-за этого ум за разум заходит. Владо тоже с ним не ладит, насмехается и, когда думает, что меня поблизости нет, говорит ему: «Ах ты, мой придурочек!» или «Валяй, Бруно, осваивай мотоцикл. За мотоциклистами знаешь как девки бегают!» У Бруно со вчерашнего дня все лицо в синяках. Он, хоть убей, не хочет мне ничего сказать, но я думаю, они подрались с Владо, потому что тот вконец его задразнил.

- Ну и ну! -воскликнул Крейцер. - Как же он смеет так обходиться с Бруно? Придется нам с ним поговорить и сделать ему предупреждение.

- Правильно! - Фрау Гехт была обрадована. - Поговорите, пожалуйста. Полиции они оба послушаются, а меня они всерьез не принимают, говори я хоть с утра до вечера.

- А где же найти Владо?

- В Клейнмахнове, у доктора Штерненбурга. Он писатель, такой, знаете, образованный, такой ученый! Недаром же у него докторское звание. Только в технике, как говорит Владо, беспомощен, словно дитя. Он и башмаки-то свои толком зашнуровать не может. Владо говорит…

- Хорошо, госпожа Гехт, хорошо, я с удовольствием выслушаю вас в другой раз. Адрес вы знаете?

- Нет, к сожалению. Никак не могу запомнить название улицы: у них там уж такие мудреные названия. Но ведь доктора Николаи вы, наверно, знаете, а Штерненбург живет на той же улице в соседнем доме.

- Не у него ли господин Кривиц на прошлой неделе перекапывал сад?

- У него.

- Спасибо. Тогда я знаю, где это. А Бруно у себя?

- Хотите поговорить и с ним? Он должен быть в мастерской.

- Он убежал после стычки с отцом.

- Вечно одно и то же, - запричитала фрау Гехт. - Отец чересчур сурово с ним обращается. А Бруно, когда ему стыдно, забивается, как в нору, к себе в комнату. Сейчас я его кликну.

Она повернулась к двери, но Крейцер задержал ее.

- Если позволите, - сказал он, - я сам к нему поднимусь. Перед обедом у вас, наверно, полно дел на кухне.

- Да, - сказала она. - Спасибо вам большое. Вверх по лестнице, дверь направо. Спасибо.

- Не за что, госпожа Гехт, - ответил Крейцер и добавил: - Обещаю вам, что мы позаботимся о Бруно. Он снова станет толковым пареньком, когда избавится от вредных воздействий.

Фрау Гехт кивнула, и Крейцеру почудилось, что на лице ее мелькнуло выражение благодарности и умиротворения. Он повернулся и вышел из кухни, где на занавесках были вышиты изречения, где был ослепительно чистый пол и стопка пестрых брошюрок роман-газеты на полке над обеденным столом.