Наутро, без малого в восемь, шиферно-серый «трабант» подъехал к стоянке на потсдамской Баухофштрассе. Воздух был мягкий как шелк, нежно голубело небо, и позолоченный Атлант, что надрывался под тяжестью земного шара на крыше старой ратуши, сверкал на солнце. Человек, сидевший за рулем, лейтенант уголовной полиции Виктор Крейцер, вышел из машины и запер ее. Взгляд его упал на клен, росший подле стоянки. Листья клена за ночь налились винным багрянцем. Несколько секунд он глядел на дерево, захваченный его красотой, потом вздохнул, расправив грудь, повернулся и зашагал к подъезду полицейского управления.

Крейцеру недавно перевалило за тридцать, роста он был среднего, сложения крепкого, с широкими плечами боксера. На крупной голове щетинился ежик светло-русых волос. Из-под сросшихся бровей хмуро глядели серые глаза; когда их обладатель сердился, они тотчас становились холодными и беспощадными. Узкогубый рот говорил об упрямстве, подбородок был твердый, но с ямочкой посередине.

Жизнь не баловала Крейцера смолоду. Он вырос в семье, где, кроме него, было еще шестеро детей, и привык к бедности. Отцу, пьянице и дебоширу, водка помогала забывать не только про жизненные невзгоды, но также и про жену с детьми. Денег в доме не водилось, и мать выбивалась из сил, чтобы худо-бедно просуществовать с семью детишками. Едва научившись думать, Виктор проникся величайшим отвращением к вину и куреву. Он возненавидел пропахшего кабаком отца, который, едва протрезвясь, лупцевал дома каждого, кто ни подвернется под руку. Зато Виктор рано научился постоять за себя. Место в скрипучей кровати, долю в семейных трапезах, а позднее - уголок стола для выполнения школьных уроков приходилось с боями отвоевывать у одичавших и оголодавших братьев и сестер. Ему не исполнилось и четырнадцати, когда он поступил учеником слесаря на Бабельобергский паровозный завод. После домашних неурядиц ему захотелось упорядоченности и надежности, он записался в боксерскую секцию. Оттуда пришел в ряды СНМ, а четыре года спустя, восемнадцати лет, поступил в Народную полицию. Серьезный и замкнутый, он ничего не принимал на веру, не продумав основательно. Заговорить ему зубы было практически невозможно - кто пробовал, тот натыкался на стену холодного недоверия. В повседневном общении был деловит, не слишком доступен, казался человеком холодным, а в вопросах, которые считал важными, отличался порой несносным упрямством, что многим действовало на нервы и заставляло держаться от него подальше.

Итак, Крейцер вошел в свой кабинет - маленький и скудно обставленный. Два письменных стола, второй - для младшего коллеги, стул для посетителей, коричневый платяной шкаф и на низкой подставке маленький стальной сейф. На стенах висели три карты - ГДР, округа и района - и два портрета политических деятелей.

На своем письменном столе, почти пустом, Крейцер увидел папку с прикрепленной сверху запиской. Красным карандашом было написано: «Срочно! Немедленно к исполнению. Григо».

«Григо» - сокращенно от Григолейт - капитан Герберт Григолейт, глава отделения и непосредственный начальник Крейцера. Крейцер ногой подтянул стул, сел и, не снимая пальто, углубился в чтение.

Немного спустя в комнату шумно вошел молодой человек. Это был помощник Крейцера, младший лейтенант Дитер Арнольд. Ему было двадцать четыре года, он вымахал на голову выше Крейцера, прослужил в милиции пять лет и совсем недавно закончил второй курс полицейской школы с отличными отметками. Крейцер относился к Арнольду со сдержанной благосклонностью, ценил его усердие и вдумчивый подход к любой проблеме. Вот только чрезмерная разговорчивость Арнольда и непочтительное подсмеивание над некоторыми серьезными вопросами ему не нравились.

- Доброе утро! - жизнерадостно приветствовал Крейцера Арнольд. Он повесил на плечики кожаную куртку и закрыл скрипучую дверцу шкафа. - Отличная сегодня погода.

- Доброе! - буркнул в ответ Крейцер и, не отрываясь от бумаг, жестом подозвал Арнольда. - Вот взгляните: тяжелораненый в результате дорожного происшествия прошлой ночью.

- А мы тут при чем? - спросил Арнольд сердито.

- При том, что нарушитель скрылся.

- Ясно. Григо в курсе?

Крейцер указал на записку, которую засунул под стекло на своем столе. Арнольд бросил на нее беглый взгляд и вздохнул, но шеф лишь скривил в улыбке уголок рта и снова погрузился в чтение. Арнольд обошел свой стол и склонился над плечом Крейцера.

Через несколько минут он дочитал, выпрямился и ударил ладонью по столу.

- Никак не пойму психологию этих негодяев. Переедут человека и бросят его, как есть, пускай, мол, подыхает, лишь бы у меня неприятностей не было. Нормальный мужик на это не способен, разве что подонок какой-нибудь.

Крейцер, нахмурив лоб, посмотрел на коллегу.

- Кто вам сказал, что это был мужчина? Наше дело - найти виновного, а тут нечего пороть горячку. Я не большой любитель психологических мотивировок, будь то в пользу подозреваемого или против него. Тут ох как легко увлечься! Мне всего милей факты - уж они-то не подведут. Всякий мало-мальски опытный негодяй предпочитает в наши дни прикрываться каким-нибудь душевным изъяном. Ну ладно… - Он снова уткнулся в бумаги. - Насколько я понимаю, все вещественные доказательства переданы в отдел научно-технической экспертизы. Позвоните, пожалуйста, туда и узнайте, когда можно ждать результатов. Пока нам неизвестна хотя бы марка машины, совершившей наезд, начинать розыск не имеет смысла.

Арнольд достал телефонный справочник и принялся его перелистывать. Крейцер, не поднимая глаз от бумаг, сказал:

- Ступайте в секретариат, пусть они вас соединят. Они там знают все номера наизусть.

Пожав плечами, Арнольд повиновался. Не прошло в пятнадцати минут, как он вернулся.

- НТЭ сообщает, что до тринадцати часов нечего к рассчитывать на завершение экспертизы. А если нам срочно нужны хоть какие-нибудь результаты, они могут кое-что сообщить устно. Письменное заключение будет только к вечеру.

- Вы с кем там говорили? - спросил Крейцер, закрывая записную книжку, в которой он делал какие-то пометки.