По выложенной пестрыми камушками садовой дорожке Крейцер подошел к старой вилле. Десятью минутами раньше он высадил Арнольда и доктора Николаи возле окружного управления, чтобы составить и оформить протокол по показаниям доктора.

Как ни сопротивлялся Николаи, Крейцер настоял на том, чтобы сделать это безотлагательно. Таким путем они лишали доктора возможности повидаться при желании с Бригиттой Альвердес и сговориться с ней.

Крейцер подошел к дому и через двойную шарнирную дверь с латунными ручками вступил в круглое, напоминающее зал помещение высотой в два этажа. Вдоль стены, там, где поднималась к сводчатому потолку мраморная лестница, тянулись овальные оконца. Бывший гардероб под лестницей преобразовали в комнату с окошечком, и там сидел старик вахтер.

Крейцер справился, где ему найти фрейлейн Альвердес, и получил любезный ответ. Нашел он ее на втором этаже за резной дубовой дверью с надписью: «Институт питания. Доктор И. Вейнтраут, заведующий отделом. Б. Альвердес, технич. ассистент».

Ассистент Альвердес сидела за большим письменным столом, на котором в проволочной подставке торчали различные пробирки, заткнутые ватой. Слева от нее стоял микроскоп, прямо перед ней лежали две стопки исписанной бумаги. Она сравнивала показания и ставила красные галочки.

На первый взгляд Крейцер дал ей лет двадцать пять. Слегка подкрашенные глаза были серо-голубого цвета с прозеленью, взгляд, которым она встретила Крейцера, - ленивый и в то же время волнующий. Из-под расстегнутого белого халата выглядывал костюм в елочку и светло-зеленая нейлоновая блузка с белыми рюшками по воротнику и на манжетах. Украшений на ней никаких не было, если не считать перстня с великолепным камнем зеленой воды, весьма напоминавшим брильянт.

Крейцер представился и сказал, что должен поговорить с ней по неотложному делу. Она ответила взглядом, отчасти любопытным, отчасти веселым.

- Уголовная полиция? Страсти-то какие. Тогда пойдем в красный уголок. Там и сидеть удобнее и мешать никто не будет. - Она встала. - А здесь мне вас даже толком усадить некуда.

Когда она развернула плечи, снимая халат, Крейцер мог убедиться, что фигура ее не содержит решительно никаких изъянов. Она закрыла кабинет, и они спустились вниз, в красный уголок, который оказался мрачной комнатой с высокими окнами, черными деревянными панелями и огромным мраморным камином - зияющее отверстие его в обрамлении химер вполне могло бы сойти за вход в преисподнюю.

Они сели в глубокие черные кожаные кресла с подковообразной спинкой. Бригитта Альвердес повернулась и зажгла стоявший за ее спиной торшер. Желтоватый свет залил комнату, несколько смягчив ее угрюмую неприветливость. Затем Бригитта откинулась на спинку кресла, положила руки на подлокотники и закинула ногу на ногу, отчего задралась узкая юбка, обнажая колени. Она выжидающе взглянула на Крейцера, сдержанно улыбнулась и чуть покачала туфелькой. Кстати, туфелька у нее была плетеная, из черной и белой кожи, на высоком каблуке, и Крейцер невольно подумал про себя, что эта девушка для занимаемой должности и для своего заработка слишком хорошо и слишком дорого одета. Уж не заботами ли доктора Николаи? Но, поймав себя на этих недостойных, как он полагал, мыслях, Крейцер сердито замотал головой. Фрейлейн Альвердес, судя по всему, ошибочно истолковала его поведение.

- Вам что-нибудь не нравится? - спросила она, и улыбка на тронутых розовой помадой губах стала откровеннее.

- Нет, - ответил он, - просто я кое о чем подумал.

Она рассмеялась.

- Ах, значит, с полицейскими это тоже случается.

Крейцер не понял ее намека, а если и понял, то не подал виду.

- Я подумал о «вартбурге» доктора Николаи. Вы ведь в хороших отношениях с доктором, не так ли?

Она подняла брови.

- С Эгбертом? А что он натворил? Вот уж от кого не ожидала.

- Кто-то оставил на дороге сбитого человека. А теперь попрошу вас отвечать только на мои вопросы.

- Ах, ах, какой ужас! Не разговаривайте со мной так строго, не то я заплачу.

Крейцер натянуто улыбнулся. Он не переносил подобного острословия, чувствовал, что его нарочно поддразнивают и что он бессилен этому помешать.

- Насколько… гм, гм… насколько у вас с доктором Николаи близкие отношения?

- Очень близкие. Мы любим друг друга, если вы это имеете в виду.

Крейцер нахмурил лоб. Такая беспардонная откровенность ему претила.

- Вы позавчера вечером с ним виделись?

Она задумалась на мгновение, постукивая кончиками пальцев по подлокотнику.

- Позавчера? В среду, значит? Нет, в среду мы не виделись.

- Давно ли вы знакомые доктором Николаи?

- Года два. Мы познакомились во время поездки в Дрезден. Он взял меня к себе в машину.

- Вы живете в Вильгельмсхорсте?

Она кивнула.

- И доктор Николаи бывает там у вас?

- Иногда. Чаще мы с ним уезжаем в Берлин, в театр или на танцы. Или просто так катаемся.

- А бывает ли он у вас в те дни, когда у него ночное дежурство?

- Не думаю. Он, правда, говорит иногда дома, что у него дежурство, но это чтобы не волновать жену.

- Но в среду вечером он у вас не был?

- Я ведь уже сказала вам. Почему это вас так интересует?

- Где вы провели вечер в среду?

- Боже мой, так сразу и не вспомнишь… Да, я была дома.

- Весь вечер?

- Весь. Спросите мою хозяйку, если мне не верите. Она член партии.

- Права у вас есть?

- Да.

- Доктор Николаи разрешает вам водить свою машину?

- Очень редко. Он вбил себе в голову, что, кроме него, ни один человек не умеет как следует обращаться с его машиной. Он вечно делает всякие замечания и действует мне на нервы. Уж лучше совсем не ездить.

- А без него вы ни разу не ездили?

Она наклонилась вперед и посмотрела на него растерянно, почти испуганно. Потом нахмурила лоб и обхватила подбородок большим и указательным пальцами. На бледной коже щек, словно раны, горели кроваво-красные ногти. Протяжным голосом она спросила:

- С чего вы взяли? Неужели вы думаете, что Эгберт доверит кому-нибудь свою драгоценную машину?

- Это не ответ, - сказал Крейцер.

Она бросила на него яростный взгляд.