Едва ли вся эта история свидетельствует о том, что окружавшие Кончини евреи-марраны были столь уж многочисленны и могущественны. После специальных разысканий в документах той эпохи можно найти еще несколько имен – Альварес, Гарсия, Верон, но после 1615 года о них больше нет никаких данных, за исключением упомянутого выше обращенного еврея Дакена, бывшего раввина, ставшего родоначальником целой династии врачей. Его внук Антуан был личным врачом Людовика XIV, Короля-Солнце.

Тем не менее, еще в течение долгого времени некоторым умам повсюду мерещились евреи. Так, в 1627 году Малерб, крайне раздосадованный тем, что он не смог выиграть судебный процесс, который он возбудил против убийц своего сына, видел в евреях источник своих неприятностей. Он писал одному из своих друзей: «Иудаизм распространился уже и на берега Сены. Остается лишь желать, чтобы он оставался лишь на берегах Иордана, и чтобы эта мерзость не распространялась среди добропорядочных людей, как это происходит сейчас. Другого пути нет. Мое дело справедливо – я стану сражаться повсюду с Божьей помощью, будь то в Иерусалиме и хоть со всеми двенадцатью коленями Израиля». (Можно подумать, что это написал Дрюмон).

Двумя столетиями позже Альфред де Виньи сочинил романтическую драму в пяти действиях «Маршал д'Анкр». В этой пьесе важная роль принадлежит еврею Монтальто. При этом в соответствии со штампами своего времени Альфред де Виньи значительно усилил « еврейские» черты своего персонажа, изменив его имя на Самуэль, и сделав ростовщиком. Как мы уже могли заметить, Анатоль Франс был более справедлив.

Это достаточно типичный случай, поэтому мы уделяем ему особое внимание. Врач-еврей, процветающий человек, в течение нескольких лет являющийся придворным лекарем, приглашает с собой в Париж свою свиту и нескольких друзей. Это оказалось достаточным для того, чтобы в 1615 году торжественно возобновить эдикт, изданный в 1394 году, чтобы развязать и направить широкомасштабный процесс о колдовстве, чтобы через двенадцать лет вызвать брань Малерба, а через два столетия будоражить воображение Виньи и Анатоля Франса. С другой стороны, справедливо, что эта история отражает ужас безбожия или простого неверия, которое отныне начинает представлять серьезную угрозу для прочности христианской веры.

На этом примере мы видим, что «еврейская проблема» продолжала беспокоить умы в эпоху, когда подавляющее большинство французов ни разу не видели ни одного еврея за всю свою жизнь. Именно в эту эпоху окончательно определяется значение слов национального словаря, как это приводится, например, в словаре Литтре:

«Еврей, -ка, сущ., м., ж. (…)

3) перен. и фамильярное. Тот, кто дает в долг под проценты или торгует по непомерно высокой цене, вообще тот кто жадно старается заработать. – Я уже давно не видел молодого Санша: этот молодой человек изо всех сил старается заработать, в общем, на мой вкус он вполне еврей. Ги Потен, Письма, т. II, стр. 186. Ах, черт возьми! Да ведь это жид, да ведь это арап! Ведь это уж выходит из двадцати пяти [процентов]! Мольер, Скупой, II, 1. Прощай, еврей, самый еврейский еврей во всем Париже. Реньар, Игрок, II, 14…»

Определение, которое удачно дополняется его теологическим дубликатом – Иудой:

«Иуда, сущ., м. (…)

2) перен. Предатель. – Это предатель. Это Иуда. Господин Иуда (…) Беранже. Г-н Иуда. Прил. Вот злодейка! Вот Иуда! Мольер, Мещанин во дворянстве, III, 10. Поцелуй Иуды – поцелуй, который служит знаком предательства».

Каким образом на протяжении столетий могли сохраняться и поддерживаться подобные представления? Мы все время сталкиваемся с этой проблемой, которая станет более сложной и более загадочной по мере приближения к современной эпохе: но для прошедших веков, когда все образование было только религиозным, ответ представляется очевидным. По сути дела, ребенок в кругу семьи учится говорить и постигает первые моральные нормы, которые затем будут играть определяющую роль. Маленький христианин рос и учился отличать добро от зла, он узнавал о существовании странного нераскаявшегося народа, повинного в самом ужасном преступлении всех времен и поэтому презренного. Позднее, когда он станет посещать приходскую школу и проходить курс закона Божьего, он получит от своих учителей такие же уроки, как это видно из чтения учебников по религиозному воспитанию. В XVII веке эти учебники принимают свою окончательную форму. В интересующем нас аспекте то, что говорится в этих учебниках, безусловно имеет гораздо более важное значение, чем рассуждения нескольких эрудитов или возвышенные размышления Паскаля.

Было бы неправильно предполагать, что в подобных книгах содержались убедительные доказательства и пространные рассуждения, имеющие цель показать зловредность евреев. Эта истина считалась очевидной, всем известной и не нуждающейся в специальных доказательствах. Она служит своеобразным эталоном, абсолютным нулем зла, на фоне которого можно лучше оценить настоящие христианские добродетели, предостеречь грешника или развратника, дать им почувствовать, что если они не раскаются, то однажды их может постичь участь евреев…

Вопросы и ответы: это надежный и острый метод. Если ограничиться учебниками, то редко можно обнаружить катехизисы, в которых бы не затрагивалась эта тема.

«Почему Господь сделал все эти предзнаменования о смерти своего Сына? – Это было свидетельством против евреев. – Не является ли это также свидетельством против нас? – Да, если мы не извлечем урок из этой смерти». Это предостережение принадлежит перу Боссюэ.

Знаменитый катехизис аббата Флери, выдержавший семьдесят два переиздания за двести лет, разбирает эту проблему более подробно:

«Были ли (у Иисуса) враги? – Да, евреи. – Как далеко простиралась ненависть врагов Иисуса? – Они хотели погубить его. – Кто обещал предать его? – Иуда Искариот. (…) Почему этот город (Иерусалим) постигла такая участь? – Потому что он погубил Иисуса. – Что стало с евреями? – Они были обращены в рабство и рассеяны по всему миру. – Что стало с ними потом? – Они по-прежнему пребывают в этом состоянии. – В течении какого времени? – Уже семьсот лет».

Более лаконичным, но и содержащим больше угроз является катехизис Адриана Камбара, предназначенный, как это специально отмечает сам автор, «простонародью», тем, кто «не способен к большим дискуссиям и серьезным рассуждениям»:

«Большой ли это грех причащаться недостойным образом? – Это самый большой из всех грехов, потому что это означает вину за тело и кровь Христа, такую же как у Иуды и евреев, следовательно, за суд над ним и его осуждение».

Иуда и евреи, вина и предательство: это сближение всегда остается неизменным. Видно, что у наших авторов не слишком богатое воображение и что им не было никакой нужды заниматься «антиеврейской пропагандой» в эпоху, когда всем верующим было совершенно очевидно, что Иуда и евреи, бывшие и настоящие, являются заклятыми врагами Господа по неизъяснимой воле провидения. По сверхъестественному предназначению они стали постоянными вместилищами Зла: этим они отличаются от еретиков и от колдунов, которые пришли ко Злу индивидуально и в результате собственного свободного выбора…

Та же тенденция, только обогащенная множеством впечатляющих деталей, наличествует и в многочисленных жизнеописаниях Иисуса и святых, а также в рассказах о паломничествах, которые были предназначены для сравнительно более ограниченной аудитории.

Вот, например, отрывок из одного такого жизнеописания Иисуса:

«Одни били его по лицу, другие тыльной стороной ладони наносили удары по его благороднейшим и сладчайшим устам, некоторые плевали ему в лицо (ибо у евреев существует обычай плевать в лицо тем, кого они изгоняют из своих рядов), иные таскали его за бороду или за волосы, а также, как я думаю, топтали своими проклятыми ногами Господа ангелов (…). Продолжая плевать в его благороднейшее лицо, они били его палкой по голове так сильно, что шипы его тернового венца вонзались в эту палку и потом глубоко царапали его кожу, так что кровь текла по его щекам и лицу… Пилат приказал, чтобы в этом унизительном и бесчеловечном состоянии его привели и поставили перед всеми евреями, которые находились на улицах, чтобы не осквернить себя по случаю субботы. Эти несчастные сыновья Дьявола кричали в один голос: «Возьми его, распни его…»