Короли столь охотно оберегали общественную мораль, поскольку они имели выигрыш во всех отношениях: казнь доносчика облагалась высоким налогом; привилегии предоставлялись лишь за солидные подношения; в то же время подтвердившееся обвинение могло принести еще больше выгоды. Эта борьба оставила след даже в современном испанском языке: maisin – сплетник, клеветник; malsinar – сплетничать, клеветать, и т. д.

В соответствии с принятым в эпоху средневековья порядком вещей испанские священники должны были заниматься образованием народа, объяснять ему устройство мира, учить его любить Добро и остерегаться Зла, как полагается христианину. Как ни странно, в начале Реконкисты испанский клир не обладал качествами, необходимыми для выполнения этой задачи. В христианских княжествах севера Иберийского полуострова священнослужители обычно были необразованными и грубыми, иногда даже неграмотными в буквальном смысле этого слова. С другой стороны, во время войн с мусульманским противником многие из них не удовлетворялись тем, что призывали верующих в бой, но показывали личный пример, участвуя в битвах с оружием в руках вопреки своему сану. Что же касается той части Испании, которая находилась под властью мусульман, то христианские священники находились там в особом положении, вытекавшем из их подчиненного социального статуса, и должны были следовать особым восточным традициям (как в Сирии или в Египте), традициям мозарабов.

Совершенно очевидно, что в начале Реконкисты эти священники в целом мало интересовались евреями и не ощущали себя задетыми процветанием и спесью народа-богоубийцы, служившего в это время полезным помощником в борьбе с маврами. Эта борьба требовала напряжения всех духовных сил, она обостряла священную ненависть. В этом отношении испанский клир в течение длительного времени также сохранял собственные традиции. Рим был далеко, да и европейские влияния в целом еще очень долго останутся едва ощутимыми.

По мнению испанских историков лишь в конце XI века христианская Испания смогла осознать свое подлинное призвание и вырвалась, наконец, из мусульманской культурной орбиты, чтобы присоединиться к сообществу европейских наций, Можно предположить, что все возраставшее участие «франков» в борьбе против ислама сыграло в этом процессе определяющую роль.

В самом деле, в это время происходит подлинная реорганизация испанского духовенства, особенно благодаря последовательным глубинным усилиям Клюнийского ордена, многочисленные отделения которого возникали в эту эпоху на Иберийском полуострове. Папский престол, со своей стороны, относился к Испании со все возрастающим интересом. По настоянию папы в 1071 году король Арагона заменил на своих землях восточные мозарабские обряды латинскими. После взятия Толедо в 1085 году король Кастилии последовал его примеру. Так началось медленное усвоение испанским народом принципов и обычаев средневекового христианства, которое А. Кастро назвал многозначительным термином «внутренняя реконкиста» или «субреконкиста».

Однако до тех пор, пока собственно Реконкиста была еще в самом разгаре и пока христианские военные операции опирались, в основном, на материальную поддержку евреев, еще никто не мог думать в Испании трех религий о том, чтобы нарушить сложившиеся структуры. Как мы уже говорили, короли, князья церкви и руководители военных орденов использовали евреев в качестве администраторов и финансистов, а также поддерживали с ними самые сердечные и разнообразные отношения. Не являлся исключением даже великий инквизитор Арагона, который еще в начале XV века повелел евреям Сарагосы оплатить расходы по его путешествию в Авиньон, где он намеревался получить степень доктора теологии. Церковь взыскивала десятину не только с христиан, но также с евреев и мавров. Еще в 1359 году церковный собор в Тортосе запретил христианам посещать тех евреев, которые отказывались платить десятину (но только их, а не евреев вообще), таким образом косвенно предавая их отлучению.

Однако начиная с XIII века церковь Кастилии налагает на евреев специальный подушный налог, носящий любопытное название «налога тридцати денье» (в память о тридцати сребрениках Иуды), несмотря на то, что его действительная величина могла сильно колебаться и не имела никакого отношения к цифре тридцать. К тому же установился обычай освобождать от этого налога отдельные еврейские общины. Так, имеются сведения, позволяющие утверждать, что могущественная еврейская община Толедо хотела добиться освобождения от этого налога по причине общепризнанной древности ее переселения на испанскую землю, что освобождало ее от какой-либо ответственности за распятие Иисуса. На этом примере видно, что подобные исторические предания были не лишены практического значения.

Этот налог, и особенно его название, служат первым свидетельством того, как испанская церковь стала принимать преобладающие в Европе взгляды по этим проблемам. Особенно рано они восторжествовали в Арагоне. Доминиканский орден основал в Барселоне настоящий миссионерский центр. Рамон Пеньафорте, бывший генерал ордена и духовник короля, сумел организовать в этом городе в 1263 году большой публичный иудео-христианский диспут по образцу диспута, состоявшегося в Париже в 1240 году. Христианскую сторону представлял обращенный доминиканец Пабло Кристиани. Ему противостоял ученый раввин из Барселоны Моисей бен Нахман. После завершения диспута, продолжавшегося целую неделю в присутствии короля, каждая из сторон провозгласила свою победу. В результате еврей был изгнан из Арагона и отправился в паломничество в Палестину.

В Кастилии, где евреи имели более сильные позиции, доминиканцы не смогли осложнить их положение с помощью подобных спектаклей. Священники ограничивались здесь тем, что время от времени безуспешно напоминали об указах папы, обязывавших евреев носить специальные знаки, а также пытались воспрепятствовать тесным контактам между христианами и евреями. По мере становления христианской буржуазии проблема ростовщичества превратилась в новое поле боя. Так, в 1307 году, аппелируя к посланиям

папы Климента V к испанскому духовенству, некоторые священники и миряне Толедо объявили, что отныне они имеют право больше не платить недоимки по своим долгам. Узнав об этом, король выступил в защиту своих евреев и приказал впредь вручать ему лично в руки все послания и распоряжения такого рода. Таким образом, можно видеть, как формируются два противостоящих лагеря: король и необходимые ему евреи с одной стороны, церковь и христианское население городов – с другой.

Что касается простого народа, то ему понадобилось еще больше времени, чем церкви, чтобы догадаться об особой природе евреев. В XII веке появился шедевр народной испанской эпической поэзии – «Песнь о Сиде», В одном из эпизодов участвуют два еврея, «Ракель» и «Видас», с которыми доблестному герою удается сыграть весьма злую шутку: он берет у них взаймы шестьсот мараведи под залог двух шкатулок с драгоценностями, которые на самом деле оказываются наполненными песком. Таким образом, Ракель и Видас одурачены как финансисты и ростовщики, но при этом в тексте полностью отсутствует какая-либо религиозная или тем более «расовая» враждебность по отношению к ним.

Напротив, существует несколько вариантов эпопеи, в которых Сид, оказавшись в более благоприятных финансовых обстоятельствах, спешит вернуть свой долг «достопочтенным евреям» Ракелю и Видасу, рассыпается перед ними в извинениях и осыпает их цветами. (Попутно отметим, что только в этом эпизоде Ракель и Видас именуются евреями; во всех остальных вариантах и эпизодах, в которых они принимают участие, можно узнать в них евреев лишь по именам и по их профессиональной принадлежности.) Короче говоря, подобное отношение, являясь вполне реалистическим, еще не дает никаких оснований почувствовать следы какого-то особого предубеждения.