В самом деле, «португалец», пожелавший жениться на «германке», оказался бы изгнанным из своей общины или даже преданным анафеме. В больших синагогах Амстердама и Лондона немецкие евреи должны были размещаться на специальных скамьях, отделенных барьерами. В Венеции португальские евреи изгнали из своего квартала, «старого гетто», немецких и левантийских евреев.

Итак, после своего возвращения к открытому исповедованию иудаизма марраны сохранили манеры и образ поведения, которые служили им маской. Они вели себя как знатные персоны, модно одевались, носили парики. «Они не носят бороду, – писал также де Пинто, – и в их одежде нет никаких особенностей; состоятельные люди из их числа заходят в изысканности, элегантности и пышности так же далеко, как и другие народы Европы, от которых они отличаются только своей верой».

Английский мореплаватель Томас Корьет был поражен элегантностью и изысканностью евреев Венеции: «Эти люди выглядели столь безукоризненно и приятно, что я сказал себе, что наша английская пословица «выглядеть как еврей» неверна. По правде говоря, я встречал очень элегантных и с прекрасными манерами… Я видел многих женщин, некоторые из них были самыми прекрасными из всех, кого я видел в своей жизни, сверкающие украшениями, золотыми цепями и драгоценными камнями, так что некоторые наши английские графини едва ли смогли бы с ними тягаться».

Испанцы, опозоренные Испанией; христиане напоказ, но помимо собственной воли привлеченные соблазнами церкви; евреи в душе и сердце, но с трудом подчиняющиеся бремени Закона и презирающие своих собратьев, строго соблюдающих Закон Моисея, – таковы были их противоречия. Некоторым образом они предвосхищали страдания «ассимилированных евреев» Германии и других стран в XIX веке. Эта ситуация может быть проиллюстрирована некоторыми судьбами и некоторыми историями, индивидуальными или групповыми.

В истории рассеяния марранов в XVI веке доминирует семья, или лучше сказать клан Мендесов. Два брата Мендеса, Франсишку и Диогу учредили – первый в Лиссабоне, а второй в Антверпене, – торговый дом, который стал основным импортером перца в Северную Европу и предоставлял займы королям по примеру Фуггеров и Вельзеров. Еще одним видом их деятельности, возможно, наиболее прибыльным, стал перевод капиталов и богатств марранов из Португалии во Фландрию, а оттуда в Италию.

После смерти обоих братьев вдова Франсишку Беатрис де Луна стала подлинной главой дома. Она взяла в помощники своего племянника Жуана Микеса, известного под именем Жан Мик. Юноша был принят при императорском дворе, он был другом и партнером по верховой езде будущего императора Максимилиана, а Карл V возвел его в дворянское достоинство. Современники воспевали благородство его поведения и элегантность манер. Тем не менее это был всего лишь еврей, умевший в совершенстве играть роль христианина, но чье происхождение оставалось его постоянной ахиллесовой пятой. Во время операций и борьбы в самых высоких финансовых сферах, высшим аргументом коронованных должников фирмы для того, чтобы получить отсрочку по долгам или новые кредиты, был шантаж инквизицией. В 1532 году обвиненный в ереси Диогу Мендес должен был провести несколько месяцев в тюрьме. В 1540 году многие его друзья и партнеры были арестованы.

Наиболее затруднительным для клана должен был стать проект брачного союза между Бриандой де Луна, кузиной и будущей женой Жана Мика, и фаворитом Карла V Франциско Арагонским. В результате состояние клана оказалось бы в руках потомственных христиан. Император и его сестра, венгерская королева Мария, которым претендент обещал за посредничество приличествующие случаю комиссионные в двести тысяч дукатов, оказали сильное давление, чтобы этот брак состоялся. В результате в 1544 году клан Мендесов принял решение об эмиграции. Женщины направились прямо в Венецию; Жан Мик присоединился к ним через два или три года, после того, как он ликвидировал антверпенскую фирму и договорился о новых делах с французской короной в Лионе и с германской монархией в Регенсбурге. Затем весь клан, т. е. около сорока человек, включая слуг, прибыл в Константинополь, где султан принял их с распростертыми объятиями. Все они немедленно вернулись в иудаизм: Жан Мик стал Иосифом Наси, Беатрис де Луна приняла имя Грасии Наси. При этом она частично изменила характер своей деятельности. Ведя себя как вдовствующая королева, она посвятила себя богоугодным делам; окруженная раввинами, она была озабочена защитой и прославлением иудаизма. Иосиф Наси, у которого набожность не была преобладающей чертой характера, сумел добиться расположения султанов и приобрел политическое могущество, с которым вынуждена была считаться вся Европа.

Но для каких игр использовалось это могущество? Его основы представляются совершенно очевидными: благодаря международной сети марранов и личным связям того, кто был Жаном Миком, Иосиф Наси в течение пятнадцати лет являлся самым информированным человеком Европы. Находящаяся в его распоряжении информация, подкрепленная богатыми дарами, позволяла ему одному составлять целую «группу влияния», менять направление внешней политики Османской империи, даже принимать решения по поводу объявления войны и заключения мира. Но совершенно невозможно определить, в чьих интересах действовал этот человек в каждый конкретный момент. Однако некоторые данные выглядят достаточно четкими.

Иосиф Наси, которого представил османскому двору французский посол де Лансак, стал заклятым врагом Франции после тяжбы по поводу ста пятидесяти тысяч дукатов, которые в 1549 году он дал взаймы королю Генриху II. По мнению французских представителей можно было отказаться возвращать долг маррану, «поскольку законы королевства отнюдь не разрешают евреям, каковым является вышеуказанный Иосиф Наси, заниматься там коммерцией или спекуляцией, но, напротив, предписывают конфисковывать все средства, связанные с этой деятельностью». Логика рассуждения была такова: на одного обманщика – полтора; поскольку ты нас обманул, скрыв, что ты иудей, мы тебя обманем, не вернув долг. Нельзя не согласиться, что это рассуждение вполне могло вывести из себя кредитора-маррана. После многочисленных перипетий в 1568 году Наси удалось добиться триумфального реванша, получив от султана разрешение на конфискацию товаров, которые перевозили в Левант под французским флагом, в объеме, покрывающем сумму долга. Это вызвало кратковременный конфликт между Францией и Портой, который был урегулирован договором, заключенным в октябре 1569 года; оригинал этого договора был составлен на еврейском языке, и кто знает, не отражала ли эта необычная деталь дополнительное унижение, которое еврей хотел причинить Христианнейшему королю?

В результате французские дипломаты стали питать против него двойную злобу и попытались свалить его, «посадить Мика на пику», «заставить его потерять голову и отомстить за Его Величество», разоблачив перед султаном его измены, добившись «изъятия в его кабинете… бесконечного количества писем, которые он ежедневно писал папе, королю Испании, герцогу Флоренции». Но заговор, в который был замешан один из евреев-секретарей Наси, был легко сорван этим виртуозом османских интриг.

Столь же постоянной, как и его враждебность к Франции, казалось, была его симпатия делу протестантских повстанцев Фландрии. Советы и поддержка, адресованная им кальвинистам Антверпена, среди которых он насчитывал множество старых друзей, сыграли свою роль в событиях, приведших к миссии герцога Альбы и к восстанию «гезов» в Нидерландах. Не один раз в ходе религиозных баталий XVI века евреи оказывали поддержку кальвинистам, и даже сам Вильгельм Оранский просил их о помощи. К тому же среди вдохновителей фламандского сопротивления в 1566 году фигурировали влиятельные марраны Маркое Перес, Мартин Лопес и Фердинандо Бернуи.

В отношениях Иосифа Наси с испанской короной были сложности совсем иного порядка. Филипп II характеризовал его как «человека, который больше всех способствует предприятиям, наносящим ущерб христианству, и вдохновляет их», короче говоря является дирижером невидимого оркестра антихристианского заговора. Однако когда тайные испанские агенты в Константинополе майор Хуан Барелли и греческий патриарх решили похитить его и доставить в Испанию живого или мертвого, Филипп II запретил его убивать. Этой щепетильности, каковы бы ни были ее причины, соответствуют некоторые меры, предпринятые Наси, чтобы убедить султана не нападать на Испанию во время восстания морисков в 1570 году, вместо этого он предложил атаковать венецианские владения. Возможно, он был подкуплен Филиппом II; именно это не уставали повторять французские агенты, напоминавшие, что, в конце концов, речь шла о «природном испанце».