Затем, на протяжении двух столетий исторические хроники хранят молчание. Но в начале IX века поле нашего исследования внезапно освещается многочисленными точными и замечательно откровенными документами.

Начиная с правления Пипина Короткого, церковные постановления, законодательные уложения и даже сообщения арабских путешественников констатируют присутствие в каролингской империи значительного числа процветающих иудеев – крупных коммерсантов (в каролингских капитуляриях упоминаются negotiatores judaei et alii, т. е. иудейские и иные коммерсанты), знаменитых путешественников («они говорят на персидском, арабском, греческом языках, а также на языках франков, испанцев и славян. Они путешествуют с запада на восток и с востока на запад иногда по суши, а иногда по морю…»), а также землевладельцев и крестьян. При Людовике Добром они добились получения «защитных грамот», разрешавших им жить по их собственным законам и, в частности, запрещавших крестить их рабов. Пользуясь покровительством при дворе, они не упускали возможности обратить в свою веру христиан, что вызывало наибольшее беспокойство христианского духовенства и служило причиной направленных против них яростных обвинений. Лионские архиепископы Агобард и Амолон оказались на острие этой борьбы. Явным преувеличением представляется мнение протестантского историка Виганда, что «источником антисемитизма средних веков в целом является Агобард». Тем не менее, его акции можно рассматривать как отправную точку эпохи евангелизации, которая развивалась в глубину и вызывала «вспышку религиозных чувств в душах людей». Многочисленные антиеврейские сочинения Агобарда и Амолона, дошедшие до нас практически полностью, дают нам возможность оценить как положение евреев в каролингской империи и отношение к ним христиан, так и конкретные причины возобновления церковной вражды. Мы изучим здесь эти вопросы достаточно подробно. Но сначала рассмотрим подробности конфликта, в центре которого оказался Лион.

Архиепископ Агобард (778-840), по мнению Анри Мартена, являвшийся «самым просвещенным человеком своего времени», принадлежал к когорте образованных и энергичных реформаторов, вышедших из той эпохи, которую принято называть «каролингским возрождением». Будучи глубоко озабоченным тем влиянием на свою паству, которое приобрела еврейская колония Лиона, он обратился к императору Людовику Благочестивому с напоминанием о решениях церковных соборов и просьбой санкционировать крещение рабов евреев. Вместо того, чтобы удовлетворить эту просьбу, император специально подтвердил привилегии евреев, а в Лион был послан Эверард, «magister judoeorum» (Magister judoeonim – видимо, речь идет о чиновнике, который отвечал за отношения с еврейскими общинами и за соблюдение их прав.), чтобы обеспечить их выполнение. Очень быстро конфликт обострился: после сурового выговора и ссылки в Нантюа пылкий прелат (отметим, что в конфликте между Людовиком Благочестивым и его сыновьями он принял сторону последних) не признал свое поражение и из года в год возобновлял свои попытки. В этих условиях были написаны известные нам пять антиеврейских посланий Агобарда, из которых мы узнаем, что евреи жили в Лионе в условиях свободного общения с христианским населением, проявляли широкое гостеприимство, держали слуг-христиан и, вместо того, чтобы проникнуться проповедями архиепископа или разрешить крестить своих рабов, даже обращали в свою веру некоторых христиан. Но дадим слово самому Агобарду:

«С какой бы благожелательностью мы к ним ни относились, нам не удалось привлечь их к чистоте нашей духовной веры. Напротив, многие из нас охотно делили с ними плотские яства, позволяя соблазнять себя и их духовной пищей». В самом деле, «положение дошло до того, что невежественные христиане утверждают, будто евреи проповедуют лучше, чем наши священники», «некоторые христиане доходят до того, что празднуют субботу вместе с евреями и не соблюдают святой отдых в воскресенье. Многие женщины живут как служанки или наемные работницы у евреев, некоторых из них они отвращают от выполнения своего долга. Люди из народа, крестьяне позволяют увлечь себя в такой океан ошибок, что они видят в евреях единственный народ Бога, и полагают, что только у евреев можно встретить соблюдение чистой религии и гораздо более твердой веры, чем наша…». Агобард горько жалуется на кощунственные вымыслы об Иисусе, Деве Марии и апостолах, распространяемые евреями. Он напоминает императору о его ответственности: «Иудеи злоупотребляют простотой христиан, обманно кичатся своей ценностью в ваших глазах, ссылаясь на патриархов, от которых они происходят… Они демонстрируют ордонансы, подписанные вашим именем, украшенные вашей золотой печатью и содержащие слова, в истинность которых я не могу поверить. Они показывают платья, которые, как они уверяют, их жены якобы получили в дар от вашей семьи и придворных дам; они похваляются, что получили от вас в нарушение закона право строить новые синагоги…»

Этой власти над душами соответствует иудейское влияние на нравы и обычаи. Чтобы евреи могли свободно праздновать свою субботу, было приказано перенести на другой день базар, который происходил по субботам, причем евреям даже предоставили возможность выбрать для этого подходящий день недели…»

Каково бы ни было однако благородное возмущение, переполнявшее душу Агобарда, он был совершенно далек от обвинения евреев в тех дьявольских занятиях – осквернение просфоры, ритуальные убийства, отравление колодцев, – которые в дальнейшем станут лейтмотивом антиеврейских кампаний. Здесь конфликт развивается исключительно в плане религиозной полемики; Агобард особенно активно нападает на «иудейские предрассудки»; предписываемые им средства для защиты душ его паствы от заразы иудаизма сводятся к обеспечению максимально возможной изоляции христиан от евреев с помощью строгого соблюдения решений прежних соборов. Речь шла о том, чтобы положить конец совместным трапезам, запретить евреям иметь рабов или слуг, исповедующих христианство, и остальное в том же духе.

Двадцать лет спустя его последователь Амолон повторит и усилит эти увещевания: «…проклиная неверность евреев и стремясь защитить христианский народ от их заразы, я трижды публично требовал, чтобы верные христиане держались от них подальше, чтобы ни один христианин не работал на них ни в городе, ни в деревне, чтобы они обеспечивали себе работников только из числа своих рабов-язычников. Затем я запретил прикасаться к их еде и питью. Я опубликовал еще несколько строгих распоряжений, чтобы вырвать это зло с корнем, следуя примеру нашего благочестивого пастора, учителя и предшественника Агобарда»… Епископы Хинкмар из Реймса, Ванило из Санса и Родольф из Буржа оказали Амолону решительную поддержку, и в 848 году собор в Mo потребовал применения прежних канонических решений и эдиктов Феодосия П.

Необходимо отметить, что применение на практике подобных решений обязательно влечет за собой ухудшение экономического положения евреев. Пока мы еще не дошли до этого, и призывы Агобарда, Амолона или Хинкмара к тогдашним властям, похоже, не вызвали практических результатов. Тогда время для этого было мало подходящее: то была эпоха верденского договора и хаотической феодальной раздробленности, которая за ним последовала. Но нельзя игнорировать связь между этими призывами и одним нововведением, имевшим тяжелые последствия. В самом деле, в IX веке (точную дату установить не представляется возможным) отмечается значимое изменение в римско-католической литургии в части, касающейся евреев. Если до этого во время богослужения в день Святой пятницы полагалось последовательно молиться за новообращенных, за евреев и за язычников, совершая коленопреклонение после каждой молитвы, то отныне в требниках указывалось: pro Judaeis non flectant (не преклоняют колени за евреев). Таким образом подчеркивалось, что евреи принадлежат к особой категории, что это нечто иное и более серьезное, чем простые язычники. В результате зародилась концепция, полномасштабное воздействие которой проявится лишь через несколько веков.