Он поднял ее на ноги, привлек к себе и легонько поцеловал в щеку.

— Когда-нибудь мы снова этим займемся, хорошо?

— Конечно, когда захочешь.

— Наверное, первый раз это всегда немного странно. Но я исправлюсь. Обещаю.

— Конечно, Тор. Первый раз всегда немного странно.

— Пожалуй, мне пора.

— Как хочешь.

— Мне действительно пора. Но мы скоро увидимся.

— Конечно. — Она легонько тронула его за руку. — А пока… Я сделала так, как мы договорились. Покажу Мануэлю Гамма-таун.

— Хорошо.

— Краг с тобой, Тор.

— Краг с тобой.

Он начал одеваться.

И сказал Краг:

— До окончания времен будет между вами одно отличие. Будут происходить Дети Лона только из Лона, а Дети Автоклава только из Автоклава, отныне, присно и во веки веков. И не дано будет самим вам продолжать свой род, как то дано Детям Лона. И будет так для того, чтоб одному Крагу обязаны были вы своим существованием, чтоб одному ему возносили вы хвалу за свое появление на свет — отныне, присно и во веки веков.

20 декабря 2218 года.

Башня достигла 800 метров. Она гипнотизирует и подавляет своим величием. Невозможно остаться равнодушным. Когда б ни вышел ты из трансмат-кабины, ночью или днем, ты замираешь, как громом пораженный, перед этой устремляющейся в небо колонной из сверкающего стекла. Чем безлюднее вокруг тундра, тем благоговейнее твой восторг.

Башня уже перевалила за середину.

Из-за спешки, с которой идет строительство, в последнее время было много несчастных случаев. Двое монтажников упали с вершины, электрик, неправильно распылив проводящее покрытие в месте стыка блоков, послал высоковольтный разряд через кабель, который тащили пятеро гамм, на спуске столкнулись две кабины подъемника, что унесло еще шесть жизней. Альфа Эвклид Топограф, работая с компьютером, едва избежал серьезной мозговой травмы, когда из базы данных произошел внезапный сброс информации с максимальной энтропией. Обвалились вспомогательные леса внутри башни, и трое бет-электромонтажников упали с высоты четыреста метров. С начала строительства погибли тридцать андроидов — из многотысячной армии монтажников, электриков, ремонтников. С учетом необычной специфики работы, в такой статистике нет ничего сверхъестественного.

Смонтированы первые тридцать метров тахионного ускорителя. Техники ежедневно проверяют структуру, целостность сердечника. Разумеется, генерация тахионов невозможна, пока не будет собран весь гигантский ускоритель, но монтаж отдельных элементов интересен сам по себе, и Краг почти все время, что бывает на башне, наблюдает за испытаниями и настройкой аппаратуры. Вспыхивают разноцветные лампочки, гудят и посвистывают индикаторы, светятся циферблаты, колышутся стрелки. Краг восторженно аплодирует любому, сколь угодно малому, успеху. Он приводит толпы посетителей. За последние три недели на башне побывали Никколо Варгас, Клисса, двадцать девять конгрессменов, одиннадцать промышленных воротил, шестнадцать всемирно известных деятелей искусства. Башня вызывает всеобщий восторг. Даже те, кто считает замысел титаническим безумием, не могут сдержать восхищения изяществом, красотой, величием сооружения. Безумие тоже способно вызывать восхищение, и никто из видевших башню Крага не отрицает того, что был восхищен. Впрочем, многие считают, что сообщить Вселенной о том, что человек существует, — безумие.

Мануэль Краг не появлялся на строительстве с начала ноября. Краг обычно объяснял это тем, что сын его вникает в премудрости управления промышленной империей. С каждым месяцем на него наваливается все больше и больше ответственности. В конце концов, он — единственный наследник.

В прошлый раз, когда я был у Лилит, она сказала: давай в следующий раз, когда ты придешь, я тебе кое-что покажу, хорошо?

Мы только что занимались любовью. Я прижимаюсь щекой к ее груди.

— Что именно?

— Давай погуляем по Стокгольму. Я покажу тебе кварталы андроидов, расскажу, как они живут. Гаммы. Как, хочешь?

— Зачем? — осторожно спрашиваю я. — Разве здесь нам плохо?

Она гладит волосы у меня на груди. Иногда я страшно примитивен — настоящее животное.

— Слишком однообразно, — говорит она. — Ты приходишь, мы спим, ты уходишь. Мы нигде не бываем вместе. Давай погуляем по Стокгольму. Тебе это будет полезно, ты узнаешь много нового. Мануэль, ты не замечал еще, что я очень люблю поучать? Указывать на непривычную сторону вещей? Ты когда-нибудь бывал в Гамма-тауне?

— Нет.

— Знаешь, что это такое?

— Наверное, место, где живут гаммы.

— Правильно. Но, не побывав там, невозможно понять, что это такое на самом деле.

— Это опасно?

— Н-нет. Никто не станет приставать к альфам в Гамма-тауне. Иногда у гамм возникают какие-то стычки между собой, но это другое дело. Мы принадлежим к высшей касте, они держатся от нас подальше.

— Допустим, гаммы не станут приставать к альфе, а ко мне? Может, они не любят людей-туристов.

Тогда Лилит сказала, что переоденет меня. В альфу. Мне стало интересно. Появилось искушение. Привкус тайны. Игра в переодевание может заново раздуть тлеющие угли нашего с Лилит романа.

— Разве они не поймут, что это маскарад? — спрашиваю я.

— Они не очень-то всматриваются в альф, — отвечает Лилит. — У нас есть такое понятие, как социальная дистанция. Мануэль, гаммы соблюдают социальную дистанцию.

— Хорошо, раз так, то идем в Гамма-таун.

Мы условились через неделю. С Клиссой я договорился. Лечу на Луну, сказал я, пару дней меня не будет, хорошо? Никаких проблем. Клисса тем временем погостит у друзей в Новой Зеландии. Иногда я начинаю задумываться, подозревает ли она хоть что-нибудь. Или что она сказала бы, узнав. Иногда меня так и подмывает ляпнуть: Клисса, у меня в Стокгольме есть любовница-андроид, у нее великолепное тело, а в кровати она просто что-то сверхъестественное. Как тебе это нравится? Да нет, Клисса совсем не буржуазна, инстинкт собственницы у нее развит слабо, но она очень чувствительна, ей может показаться, что ею пренебрегают. Или, раз уж она так любит бедных угнетенных андроидов, может, она ответит: как здорово, Мануэль, что ты делаешь счастливой хоть одну из этих бедняжек. Я совсем не против того, чтобы делить твою любовь с андроидом. Пригласи ее как-нибудь к нам на чай, хорошо? М-да.

Проходит неделя. Я отправляюсь в Стокгольм. Захожу к Лилит. Она раздета.

— Раздевайся, — говорит она.

Я ухмыляюсь. Не слишком тонко. Сбрасываю одежду и тянусь к ней. Она делает танцевальное па, и я хватаю воздух.

— Потом, глупый. Когда вернемся. А сейчас надо тебя загримировать.

В руке у нее появляется баллончик-пульверизатор. Для начала она выставляет индикатор на «Нейтр.» и закрашивает зеркальную пластину у меня на лбу. Андроиды не носят таких украшений. Клипсы-беруши тоже не годятся. Я вынимаю их, и она заполняет отверстия розовым гелем. Потом она начинает опрыскивать меня красным.

— Как насчет того, чтобы сбрить волосы? — спрашиваю я.

— Не нужно, — говорит она, — постарайся только там ни перед кем не раздеваться.

В конце концов, я становлюсь ярко-красным с ног до головы. Свеженький, еще поблескивающий на сгибах андроид. Потом она покрывает меня термоизолирующим слоем из другого баллончика. На улице холодно, говорит она, а андроиды не носят теплой одежды. Одевайся.

Она вручает мне костюм. Рубашка со стоячим воротником, узкие брюки. Типичная одежда альфы. Сидит на мне как влитая, прилегает вплотную, как пересаженная кожа. Только не возбуждайся, говорит мне Лилит, а то брюки лопнут. Смеется и гладит меня в паху.

— Откуда у тебя эта одежда?

— Одолжила у Тора Смотрителя.

— Он знает зачем?

— Нет, конечно нет. Я просто сказала, что мне нужен костюм. Ну-ка, посмотрим на тебя. Прекрасно. Прекрасно! Идеальный альфа. Пройдись по комнате. Теперь обратно. Хорошо. Держись немного развязней. Помни, что ты самый совершенный образец Homo Sapiens, когда-либо вышедший из автоклава, со всеми достоинствами человека, но без его недостатков. Ты Альфа… Хм-м, надо придумать тебе имя на случай, если кто-нибудь спросит.