— Нет. Думаю, что это влияние возраста.

— Можно что-нибудь сделать, чтобы остановить ее?

— Сомневаюсь, Джуд. Я даже не знаю, почему у меня эта сила, не говоря уже о том, как ее теперь удержать. Я не знаю, как она работает. Она просто есть в моей голове, генетическая случайность, то, с чем я родился, — как веснушки. Если твои веснушки начнут бледнеть, можно ли найти способ заставить их остаться, если ты хочешь их иметь?

— Ты никогда не хотел обследоваться?

— Нет.

— Почему?

— Я не люблю людей, копающихся в моей голове больше, чем ты, — ответил я мягко. — Я не хочу быть историческим фактом. Если бы мир когда-нибудь узнал обо мне, я стал бы парией. Меня бы возможно линчевали. Ты знаешь, скольким людям я открыл правду о себе? За всю жизнь скольким?

— Десятку.

— Троим, — сказал я. — А вообще-то не хотел и им говорить.

— Троим.

— Ты. Предполагаю, что ты всегда подозревала, но до шестнадцати лет не была уверена, помнишь? Затем Том Никвист, с которым я больше не вижусь. И девушка Китти, с которой я тоже больше не вижусь.

— А как насчет той высокой брюнетки?

— Тони? Прямо я ей не говорил. Я старался скрыть это от нее. Она узнала об этом косвенным путем. Многие могли так узнать. Но сказал я только троим. Я не хочу стать известным уродом. Посему, пусть линяет. Пусть умирает. Скатертью дорога!

— И все же, ты хочешь ее сохранить.

— И сохранить, и потерять, все вместе.

— Это противоречие.

— Я сам себе противоречу? Очень хорошо, пусть так. Я — широк, я вмещаю множества. Что мне сказать. Джуд? Что я могу тебе рассказать?

— Тебе больно?

— А кому не больно?

Она сказала:

— Потерять ее — это все равно, что стать импотентом, да, Дэйв? Достичь разума и обнаружить, что не можешь с ним связаться? Однажды ты сказал, что испытываешь от этого экстаз. Этот поток информации, этот радостный опыт. А теперь ты не так много получаешь или вообще не получаешь. Твой разум не получает. Ты понимаешь это как сексуальную метафору?

— Иногда.

Я налил ей еще вина. Несколько минут длилась тишина, мы поглощали спагетти, обмениваясь робкими улыбками. Я почти чувствовал теплоту к ней. Прощение за все годы, когда она принимала меня за циркового мистификатора. «Ты, чертов ублюдок Дэйв, держись подальше от моей головы, не то я убью тебя! Мерзкий соглядатай. Катись прочь, парень, катись к черту!» Она не хотела, чтобы я познакомился с ее женихом. Думаю, боялась, что я расскажу ему о других ее мужчинах. «Я мечтаю однажды увидеть тебя мертвым в канаве, Дэйв, и все мои тайны умрут с тобой». Это было так давно, Джуд. Может быть мы теперь немного любим друг друга. Хотя бы немного, но ты любишь меня больше, чем я тебя.

— Я больше не кончаю, — внезапно заговорила она. — Ты же знаешь, я обычно кончала, практически каждый раз. Оригинальная Малышка, Горячие Трусики — это я. Но лет пять назад что-то случилось, примерно когда я выходила замуж, я впервые обломалась. Потом все хуже и хуже. Я стала кончать только на пятый раз, потом на десятый. Ощущая свою способность, я лежала и ждала, когда это случится, но каждый раз ничего не происходило. Наконец, я совсем перестала кончать. И до сих пор не могу. Ни разу за последние три года. С тех пор как я развелась, у меня было, наверное, целых сто мужчин и никто не довел меня до этого, хотя некоторые были прямо племенные быки. Карл стал работать со мной еще и поэтому. Поэтому, Дэйв, я знаю, что это такое. Через что ты должен пройти. Утратить лучший способ контакта с другими. Частично утратить контакт с собой. Стать незнакомцем в собственной голове. — Она улыбается. — Ты знал это обо мне? О моих постельных проблемах?

Я немного заколебался. Ледяной блеск с глазах отдаляет ее. Агрессивность. Она чувствует сильную обиду. Даже когда она пытается любить, она не может перестать ненавидеть. Как хрупки наши отношения! Мы связаны узами типа брачных, Юдифь и я, давний прогоревший брак, держащийся на стальном вертеле. Впрочем, какого черта.

— Да, — отвечаю я. — Я знал об этом.

— Я так и думала. Ты никогда не прекращал проверять меня. — Теперь ее улыбка полна ненависти. Она рада, что я теряю силу. Она освобождается. — Я всегда для тебя открыта, Дэйв.

— Не волнуйся, больше не будешь. — «Ах ты, сука садистская. Ах ты, красивая охотница за яйцами! И ты — все, что у меня есть». — Положи-ка мне еще спагетти, Джуд.

Сестра. Сестра. Сестра.

Йайа Лумумба

Гуманитарный 24, доктор Кац

10 ноября 1976 года

Тема Электры у Эсхила, Софокла и Эврипида

Использование мотива Электры Эсхиллом, Софоклом и Эврипидом является изучением различных драматических методов. В «Хоесфоре» Эсхила и «Электре» Софокла и Эврипида сюжет в основном один и тот же: Орест, изгнанный сын убитого Агамемнона, возвращается в родные Микены, где находит свою сестру Электру. Она убеждает его отомстить убийце Агамемнона, убив Клитемнестру и Эгистаса, который убил Агамемнона на пути из Трои. Развитие же сюжета у каждого драматурга сильно отличается. Эсхил, в отличие от своих более поздних соперников, рассматривает в первую очередь этические и религиозные аспекты преступления Ореста. Характеристики и мотивации в его пьесе просты до смешного, что — как мы видим — высмеивает более известный Эврипид в узнаваемой сцене своей «Электры». В пьесе Эсхила Орест появляется в сопровождении своего друга Пилада и на могиле Агамемнона оставляет прядь своих волос. Они удаляются, а к могиле приходит удрученная печалью Электра. Заметив локон, она узнает его как «тот, что носили дети моего отца», и решает, что Орест прислал его на могилу в знак скорби. Вот это неправдоподобное узнавание и пародировано Эврипидом.

Орест взывает к оракулу Аполлона, чтобы тот направил его месть на убийц Агамемнона. В длинном поэтическом пассаже Электра поддерживает храбрость Ореста, и он отправляется убить Клитемнестру и Эгистаса. Он обманным путем проникает во дворец, представившись своей матери Клитемнестре посланцем от Фоки, принесшим весть о смерти Ореста. Во дворце он убивает Эгистаса, а затем, после бурного объяснения с матерью, он обвиняет ее в убийстве и убивает ее.

Пьеса заканчивается тем, что Орест, сошедший с ума после своего преступления, видит явившихся наказать его фурий. Он находит защиту в храме Аполлона. В мистическом и аллегорическом продолжении — «Эвмениды» — Орест оправдан.

Короче говоря, Эсхил не стремился добиться в своей пьесе достоверности действия. Его цель в трилогии «Орестея» была чисто теологической: проявление божественного проклятия семьи, проклятия, приведшего к убийству, которое тянет за собой следующее убийство. Ключевой фразой его философии является, возможно, следующая строчка: «Есть лишь один, кто показывает совершенный путь постижения: он придумывает правила, люди научатся мудрости, постигая их». Эсхил пренебрегает техникой драматургии или, по крайней мере, придает ей вторичное значение с целью направить все внимание на религиозные и психологические аспекты убийства матери.

«Электра» Эврипида является фактически полной противоположностью концепции Эсхила; хотя использован тот же сюжет. Он переделан и обновлен для достижения более богатой структуры. У Эврипида Электра и Орест на находят успокоения; Электра — полубезумная женщина, изгнанная из дворца, — замужем за крестьянином, молящая о мести; Орест — трус, задами проникающий в Микены и разящий Эгистаса в спину, хитростью заманивший Клитемнестру в ловушку. Эврипид добивается драматической достоверности, а Эсхил нет. После знаменитой сцены пародии узнавания Эсхила, Оресту лучше дать знать Электре о себе не волосами и не размером ноги, но скорее…

О, Боже. Вот дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Все это мертво. Никакой чертовой пользы от этого. Мог ли Йайа Лумумба написать всю эту чепуху? Фальшиво с первого слова. Какого черта Йайа Лумумба должен нести эту чушь о греческой трагедии? Почему я? Что он Гекубе, что ему Гекуба, что он должен рыдать о ней? Я порву все это и начну снова. Я напишу это поживее, парень. Я дам этот арбузный ритм. Боже, помоги мне думать, как черный. Но я не могу. Не могу. Не могу. Господи, как хочется все это выбросить. Кажется, у меня лихорадка. Подожди. Давай-ка вместе. Да, поднимемся и попробуем снова. Вдохни в это душу, парень. Умный белый жидовский ублюдок, вдохни в это душу, понимаешь? О'кей. Жили-были этот кот Агамемнон, он был такой большой важный сукин, сын, понимаешь, он был Человек, но его тоже надули. Его старуха Клитемнестра — она это делала с этим куриным дерьмом, мать его, Эгистасом — и однажды она говорит: «Крошка, давай-ка сбросим старика Агги, ты и я, а потом ты будешь королем и мы будем наверху». Агги, его не было тогда, но он едет домой и прежде чем понимает, что случилось, они его хорошенько колют, точнее, они его режут, и с ним все кончено. Теперь эта чокнутая Электра, она дочка старика Агги, и она недовольна, что его убрали, и говорит своему брату, Оресту, она говорит: «Слушай, Орест, я хочу, чтобы ты их сделал, хорошенько сделал». Теперь, этот кот Орест, его давненько не было в городе, он не знал счет, но…