Литмир - Электронная Библиотека
A
A

9

Краг всегда понимал это. Но осознание величественности сооружения не вызывало у него какого-то особенного восторга. Башня будет такой огромной не потому, что этого требует его раздутое эго, а как неизбежное следствие тахионных волновых уравнений. Перейти световой барьер, не вкладывая гигантских энергий, невозможно, а гигантские энергии требуют гигантских размеров.

— Понимаете, — говорил Краг, — памятники меня не интересуют. Памятники у меня есть и так. Я добиваюсь контакта.

Сегодня он привел на башню восемь человек: Варгаса, Сполдинга, Мануэля и пятерых его приятелей. Приятели Мануэля, думая что Крагу это должно быть приятно, хором пели о том, как грядущие поколения будут восторгаться исполинскими размерами башни. Такая мысль Крагу совсем не нравилась. Одно дело, когда Никколо Варгас говорит о башне как о первом соборе галактического века. Это красивая символика, этим подчеркивается роль башни как верстового столба в начале нового этапа развития человечества. Но совсем другое дело — восхвалять башню только потому, что она огромна. Что это за восхваление? Кому нужен гигантизм ради гигантизма? Только тому, кто сам ничтожен.

Он снова обнаружил, как сложно ему найти слова, чтобы объяснить, что такое для него башня.

— Мануэль, объясни им ты, — попросил он. — Скажи, что башня — это не просто огромный стеклянный шест, размеры тут ни при чем и… В общем, ты сам знаешь что сказать…

— Главная техническая сложность в том, — начал Мануэль, — как послать сообщение со скоростью больше световой. Без этого никак, потому что доктор Варгас установил, что цивилизация, с которой мы пытаемся побеседовать, находится от нас… спасибо, доктор, в трехстах световых годах. Значит, если мы пошлем им простое радиосообщение, оно доберется до них только к XXVI веку, а ответ мы получим году эдак к 2850-му, и отец мой не может ждать так долго, ему хочется поскорее узнать, что они имеют сказать нам. Терпение не входит в число добродетелей моего отца. Так. Теперь: чтобы послать сверхсветовой сигнал, нам нужны тахионы, о которых я могу сказать только то, что они летят чертовски быстро, а чтобы их разогнать, надо затратить чертовски много энергии, для чего нам и нужна башня-ускоритель высотой — а это уже случайное совпадение — как раз полтора километра, потому что…

Мануэль еще долго продолжал в том же духе. Краг сердито качал головой. Его раздражал этот легковесный, ернический тон. Почему парень не может хоть к чему-нибудь отнестись серьезно? Почему его не увлекает такая красивая идея? К чему эта вечная издевка? Почему он никогда не может увидеть суть?

Самому Крагу суть эта была абсолютна ясна. Если бы только удалось найти слова…

Послушайте, хотелось сказать ему, миллиард лет назад человека еще не было, была только рыба. Скользкое создание с жабрами, плавниками и маленькими круглыми глазками. Рыба жила в океане, и океан был для нее как тюрьма, а воздух — как крыша этой тюрьмы. Надежно охраняемая крыша, на которую нельзя вылезать. Ты умрешь, если вылезешь на крышу, говорили все. И вот эта рыба вылезла на крышу и умерла. Потом другая рыба вылезла на крышу и тоже умерла. Потом третья рыба вылезла на крышу, и ей казалось, что мозг ее плавится, жабры горят огнем, а солнце выжигает сетчатку. Рыба лежала в прибрежном иле и ждала смерти, но смерть так и не пришла. Тогда рыба уползла обратно в океан и сказала другим рыбам: «Послушайте, там, наверху, — целый мир». И она снова поднялась на крышу и провела там, может быть, целых два дня и умерла. И другие рыбы задумались о мире наверху, и поднялись на крышу, и выползли на илистый берег. И остались там. И научились дышать воздухом. И научились стоять, ходить и не щуриться от яркого солнечного света. И они превратились в ящериц, в динозавров, в кого-то там еще, через миллионы лет они научились вставать на задние ноги, хватать передними — которые теперь назывались «руки» — разные предметы, превратились в обезьян, потом обезьяны поумнели и стали людьми. И все время некоторые из них — может быть, очень немногие — продолжали искать новые миры. Вы можете сказать им: давайте вернемся в океан, давайте снова станем рыбами, так легче. И, может быть, половина из них с готовностью согласятся; может быть, даже больше, чем половина; но всегда найдутся те, кто скажет: «Вы что, с ума сошли? Какие мы рыбы? Мы — люди». И они не возвращаются. Они карабкаются все выше и выше. Они разводят огонь, изобретают каменный топор, колесо, повозку, дом и одежду, потом пароход, автомобиль и поезд. Зачем они карабкаются? Что они хотят найти? Этого они сами не знают. Одни ищут Бога, другие стремятся к власти, а третьи просто ищут. Они говорят: нельзя останавливаться, иначе смерть. И они летят на Луну, отправляются к другим планетам, и все время кто-нибудь говорит: в океане было так хорошо, так просто, что мы здесь делаем, не лучше ли вернуться назад? И эти немногие отвечают: мы не можем вернуться, мы можем идти только вперед, именно в этом суть человека. Поэтому люди отправляются к Марсу, Ганимеду, Титану, Каллисто, Плутону, но что бы они ни искали, этого они там не находят, им нужны новые миры, и они отправляются к звездам, ближайшим по крайней мере; они посылают автоматические станции, и станции эти кричат в космическое пространство: «Эй, взгляните на нас! Нас сделал человек! Нас послал человек!» Но ответа нет. И тогда люди — те самые, которым когда-то не хотелось уходить из океана — говорят: «Хорошо, хорошо, но, может, хватит, не пора ли остановиться? Какой смысл продолжать? Мы знаем, кто вы такие. Мы люди. Мы огромны, мы круты, мы круче всех, и, может, хватит высовываться, может, не надо высовываться? Давайте отдохнем на солнышке, а андроиды пока сготовят нам поесть?» И мы сидим — отдыхаем. Может быть, понемногу ржавеем. А потом с неба раздается голос; он говорит: 2-4-1, 2-5-1; 3–1. Что это значит? Может, Бог призывает нас поднять глаза и увидеть Его? Может, дьявол популярно объясняет нам, какие мы на самом деле ничтожества? Неизвестно. Мы, конечно, можем притворяться, что ничего не слышали. Можем продолжать сидеть и скалиться на солнце. Или можем ответить. Можем сказать: «Эй, слушайте, это мы, это говорит человек, мы добились того-то и того-то, теперь скажите нам, кто вы такие и чего добились вы». Мне кажется, мы должны им ответить. Когда ты в тюрьме, ты пытаешься из нее выбраться. Когда ты видишь дверь, ты открываешь ее. Когда к тебе обращаются, ты отвечаешь. Это и означает, что ты человек. Вот почему я строю башню. Мы должны им ответить. Мы должны сообщить им, что мы здесь. Мы должны протянуть им руку, потому что мы и так уже слишком долго были одни, настолько долго, что у нас начали появляться странные идеи о нашем месте в картине мироздания. Мы должны двигаться — из океана, на берег, дальше, дальше, дальше, потому что, если мы прекратим движение, если повернемся спиной к чему-то, что возникло на пути, у нас опять начнут отрастать жабры. Теперь вы понимаете, зачем башня? Вы думаете, Краг хочет воткнуть в тундру эту громадину, чтобы показать всем, какой он великий? Краг вовсе не великий, он просто богатый. Великий человек. Человек строит башню. Человек собирается крикнуть: «Эй, привет, NGC 7293!»

Эти слова все время звучали у него в мозгу. Но до чего тяжело произнести их!

— Может быть, я сумею кое-что прояснить, — говорил тем временем Варгас.

— Много веков назад было математически доказано, что когда скорость частицы приближается к скорости света, ее масса начинает неограниченно расти. Таким образом, скорость света — предел скорости света для вещества. Вообразите, что нам удалось разогнать до скорости света электрон — да в нем будет сосредоточена масса всей Вселенной! Со световой скоростью путешествует только сам свет и некоторые другие виды излучения. Наши автоматические станции летели медленнее, потому что, как я уже говорил, для вещества скорость света — абсолютный предел. Насколько я понимаю, так будет всегда, и даже до ближайшей звезды нам лететь лет пять. Но скорость света — предел только для частиц, имеющих массу. И было математически доказано, что существуют безмассовые частицы, способные перемещаться с бесконечной скоростью; это и есть тахионы, для которых скорость света — абсолютный нижний предел скорости. Если бы мы смогли превратиться в пучок тахионов, отправиться далеко-далеко и там вернуть себе прежний облик, — вот это было бы настоящее сверхсветовое перемещение, что-то типа межзвездного трансмата. Мне, правда, такое кажется маловероятным. Но мы знаем, как получать тахионы бомбардировкой высокоэнергетических частиц, и мы думаем, что сумеем послать сообщение, модулируя тахионный луч, который, взаимодействуя с обычным веществом, даст четкий сигнал — его сможет принять даже цивилизация, не освоившая тахионной технологии, простым приемником электромагнитных волн. Но предварительные исследования показали, что для получения тахионного луча необходимой интенсивности нужна энергия порядка десяти в пятнадцатой степени электронвольт, и что весь комплекс ускорительной, усилительной и прочей аппаратуры удобнее всего разместить в башне высотой полторы тысячи метров, спроектированной таким образом, чтобы ничем не рассеиваемый поток фотонов…

102
{"b":"97263","o":1}