— Ладно, — согласилась Маша. — Вырезаем душительницу, а самосожженцев оставляем.

— Нельзя. Ведь на ее вызов так никто и не приехал, а у тех были в самый короткий срок…

— Ну тогда вырежем мужика, которого покусала бешеная собака и за которым бригада «скорой помощи» гонялась по всей Москве. Еще можно убрать депутата, который по дороге в Думу провалился в канализационный люк. Про политику у нас и так полно сюжетов…

— Ну вырежем, — снова вздохнул Артем, — а выиграем только две с половиной минуты. Откуда взять еще полторы?

Посмотрев на часы, Маша ужаснулась:

— Боже! Я забыла позвонить домой! Я забыла, что договорилась с Эдиком. Он, наверное, рвет и мечет. Я всегда старалась его предупреждать. Как бы ему не пришлось вызывать «скорую»…

Артем Назаров раздраженно завел глаза и нервно подвинул к Маше телефон.

— Звони! У нас до эфира всего ничего.

Она набрала номер и с нетерпением ожидала, пока Эдик ответит. После четвертого гудка он наконец взял трубку.

— Эдик, — сказала Маша. — Привет. — Ответом ей сначала было гробовое молчание, а потом возмущенное сопение. — Эдик, — повторила она, — это я. — Снова гробовая тишина и сопение. — Эдик, прошу тебя, не молчи. Я просто хотела предупредить тебя, что жива и здорова. Мне очень жаль, но я совсем потеряла счет времени. Я все еще на работе. Эдик, ты меня слышишь?

— Прекрасно, — сказал он натянуто. — Как мило, что ты соизволила позвонить. Я пытался разогреть себе пиццу и только что сжег микроволновую печку.

— Какое несчастье, Эдик… Но пиццу ты все-таки разогрел?

— Пропади она пропадом твоя пицца! Ты знаешь, сколько стоила печка?

— Прошу тебя, Эдик, — зашептала Маша в трубку. — Поешь что-нибудь. Я не могу сейчас ссориться. Честное слово, я тоже очень огорчена, но у нас тут тоже горит материал о скорой помощи…

— Ах, значит, ты все-таки огорчена. Ну спасибо! А я уже думал, что тебя ничто не в состоянии огорчить. Еще бы, ведь ты у нас теперь ассистентка на телевидении! Зарплата, правда, «небольшая», но зато «премия и все такое»! — Эдик отбросил сдержанный тон и перешел на визг. — Значит, ты собираешься сидеть с твоей долбанной скорой помощью, а я должен сидеть голодным да еще со сломанной печкой?! — вопил он в полную силу своих легких. — Зачем мне этот гемо…

Артем нервно ходил взад вперед около молчаливого монитора и время от времени давал раздраженный щелчок по лбу кому-нибудь из появляющихся на экране коллег. Теперь или никогда, решила Маша и тоже завопила:

— Да пошел ты со своим геморроем!..

И так хрястнула на рычаг телефонную трубку, что Артем едва успел поймать подскочившую со стола чашечку из-под кофе.

— Благодарим за внимание, дорогие москвичи и гости столицы, — пробубнил он, поднося чашечку ко рту вместо микрофона. — Еще одна супружеская лодка разбилась о быт, и вы могли наблюдать это захватывающее зрелище в прямой трансляции благодаря нашим генеральным спонсорам…

Они отправились ужинать в небольшой ночной ресторан, где, по словам господина Зорина, «хорошо мечтается». Это и правда было весьма достойное заведение. Бандитов минимум, а проституток еще меньше. А главное, здесь можно было съесть порционного омара без удовольствия лицезреть при этом на эстраде эротически обнажаемую задницу.

Маша медленно пережевывала деликатное мясо номенклатурного морского обитателя, пила белое итальянское вино и пыталась следить за ходом мысли собеседника, налегавшего на мартини.

— Эта самая идея, — говорил господин Зорин, слегка касаясь ее щеки, — ни что иное, как малая составная часть глобального творческого плана, разработанного с целью полной и окончательной победы демократии на телевидении, а значит, и во всем мире. А что может быть демократичнее, когда женщине доверяют не лопату, не лом, а микрофон. И с этим микрофоном внедриться в святая святых — в область бытия, которая всегда была заповедным полигоном мужского подсознания, а именно — область актуализированной агрессии… Я ясно излагаю, коллега?

Маша кивнула и продолжала жевать.

— Эт-т хор-рошо, — улыбнулся он и потрогал Машу за колено. — Таким образом мы решили поставить очаровательную, нежную и даже чувственную женщину в эпицентр мужского волеизъявления, реализованного в виде бытового и социального насилия, актов жестокой агрессии и тому подобного. Заметьте, нам не нужен какой-нибудь Невзоров в юбке! Женственная женщина — вот что нам нужно. Тем самым мы застолбим на отечественном телевидении новый архетип и надерем задницу конкурентам на много лет вперед. Конечно, они начнут подражать, но что будут их топорные копии по сравнению с нашим бесценным оригиналом!.. Словом, на повестке дня сотворение телекумира женского пола… — Он снова сделал паузу. Его ладонь снова легла на ее колено. — У вас глаза цвета индийского изумруда, девушка. Вам это известно?

— Нет, — ответила Маша, изобразив на лице подобие неподдельного интереса. — Продолжайте, господин Зорин. Все это очень любопытно не только в разрезе минералогии.

— Итак, мы удумали предпринять нечто действительно экстраординарное, — решительно заявил он. — Мы сделаем женщину ведущей программы криминальных новостей. Она же будет и репортером. Не всякая там женская жуемотина, вроде прогнозов погоды. Мы пойдем до конца. Мы бросим нашу главную драгоценность, наше хрупкое создание, нашу сексапильную богиню — туда, где подобные женщины не появлялись и в горячечном бреду: в вонючие подвалы и канализационные трубы, в обиталища бомжей и крыс, в пропахшие парашей камеры предварительного заключения; на вшивые рынки, где торгуют дынями, оружием и наркотиками; в подпольные бордели, где за несколько баксов малолеток выворачивают наизнанку… Наша дева Мария будет брать интервью у воров в законе, наемных убийц и террористов. Она пройдет вместе с ними по колено в реке пролитой ими крови, а наш уважаемый среднестатистический телезритель между рекламой женских гигиенических салфеток и жратвой для собак и кошек будет одновременно кричать от ужаса и мастурбировать!..

— Совершенно с вами согласна, — вставила Маша, пока он переводил дыхание.

Впрочем, от нее пока реплик не требовалось.

— Мы станем первым российским каналом, который даст женщине настоящую свободу творчества, а телезрителю фантастическую смесь криминальных новостей и экстремальной чувственности. К черту эти приторно-тошнотворные дамские шоу! К лешему эти постные рожи иссохших феминисток с социально-политической тематикой! К дьяволу этих бесполых и безгрудых журналисток, от которых даже сквозь телевизионный экран разит табачищем!.. Нет! Не-е-е-т! — тонко улыбнулся господин Зорин. — Мы вернем телевидению то качество, которое ему было дано по праву рождения, — Красоту! Конечно, нашей новой звезде придется предельно поднапрячься — и сердцем, и печенкой, и мозгами. Но при этом она должна быть красива. Вот в чем весь секрет. Красивые ноги, красивые руки, красивое тело… Я прав?

— Совершенно с вами согласна, — повторила Маша, мысленно уже блуждая по канализационным трубам и подпольным борделям.

— Скажу вам откровенно, — продолжал он тем же бесстрастным тоном лектора, каким вещал и до этого, — мы искали нашу звезду уже несколько месяцев. Я-то вас давно заприметил. Вы очень, очень красивая девушка, Маша Семенова. А кроме того, может быть, единственная девушка на всем телевидении, которая при всем при том еще и кое-что сечет в самом телевидении. Не скрою, у нас есть на эту роль еще одна претендентка. Она из топ-моделей, не замужем, играет роль независимой женщины, но в душе, кажется, просто ненавидит род мужской как таковой и только хочет себя подороже продать. Меняет спонсоров как перчатки. Забрось такую в притон или бордель — хлопот не оберешься… Словом, она — ну никак не может соответствовать. Я внятно объясняю?

— Абсолютно, — ответила Маша.

— Такова моя принципиальная позиция, — сказал он, делая знак официанту, чтобы тот открыл следующий тайм — принес покрытую благородной пылью бутылочку императорской мадеры.