Когда они подъехали ближе и Маша разглядела лицо Татьяны, ее заплаканные глаза и увидела, как виновато отворачивается от нее майор, ей захотелось немедленно забраться обратно в самолет и улететь на край света — только бы ни о чем не знать.

Чувство жесточайшей несправедливости обожгло Машу. Ее мама не смогла пережить, когда отец собрал чемодан и ушел к другой женщине. Так неужто у нее хватит сил пережить…

Слезы потекли сами собой.

— Мы пытались до тебя дозвониться, — воскликнула Татьяна, обняв Машу.

Мальчик-водитель робко взял у нее из рук сумку и понес в машину.

— Что бы вы мне ни сказали, все равно я вам не поверю! — яростно крикнула Маша.

Однако она позволила Татьяне и Василию взять ее под руки и усадить в машину.

Едва они выехали за пределы аэродрома, майор велел водителю остановиться у блок-поста, чтобы дождаться идущую следом воинскую колонну и присоединиться к ней.

Придорожная листва была покрыта серой пылью. Над полем, воинственно накренившись, пролетели боевые вертолеты. Крупнокалиберный пулемет принялся наугад прочесывать длинными очередями далекие холмы. Потом воцарилась тишина.

— Полковник и я находились в одной отдаленной части, — начал майор. — Среди бела дня в часть пришло сообщение, что в нескольких километрах подорвался на мине и сожжен какой-то автомобиль…

Он хотел взять Машу за руку, но та его оттолкнула. Еще недавно, в самолете, она так упорно допрашивала штабиста, а теперь не хотела ничего слышать.

— Я отсыпался после бессонной ночи в палатке, — виновато продолжал майор, — а полковник как раз находился в отъезде. Всего часом раньше он отправился в соседний поселок, чтобы переговорить со старейшинами. Меня разбудили и рассказали о полученной радиограмме. Судя по всему, это была машина полковника…

Майор все-таки взял ее за руку и крепко ее сжал.

— Вы его отпустили одного? — прошептала Маша.

— Я же сказал, что в это время я был в палатке, — в отчаянии проговорил майор. — Он уехал, даже не взяв с собой водителя! — Он похлопал по плечу молодого солдата, сидевшего за рулем. — Это был мирный, очень мирный поселок! Накануне они добровольно сдали гору оружия. У полковника там были кунаки, а с местным муллой они вместе составляли обращение к полевым командирам…

— Его что, убили? — резко спросила Маша.

Майор отпустил ее руку и потер ладонями свои виски.

— Он не знает, Маша, — ответила за него Татьяна. — По дороге на автомобиль напали. Когда Василий примчался туда, в кювете лежал лишь сожженный автомобиль, а полковник исчез.

— Мы ринулись в поселок, надеясь перехватить боевиков, — сказал майор, сделав Татьяне знак, что будет говорить сам. — Но нам навстречу уже выдвинулась группа из местных ополченцев, которые, оказывается, тоже лишь недавно узнали о случившемся.

Татьяна гладила Машу по волосам, а та, наморщив лоб, пыталась осмыслить не слишком сложную ситуацию: либо Волка убили, либо захватили в плен.

По крайней мере, теперь Маше было ясно, почему он не звонил ей и не пришел встречать на аэродром.

На майора Василия было жалко смотреть. Маша не выдержала и погладила его по небритой щеке.

— Маша, — торопливо заговорил он, — когда мы осмотрели место происшествия, то выяснили, что мина сработала на доли секунды раньше, чем следовало. На это указывала и воронка на дороге и характер повреждений автомобиля…

— Какая разница?

— Это говорит о том, что при взрыве его могло выбросить из машины. Возможно, он только ранен и взят в плен…

— Я знаю, что с ним могли сделать, если ему не посчастливилось умереть сразу! — воскликнула Маша.

— Скорее всего они знали, на кого нападали, и если бы просто хотели его убить, то позаботились бы о том, чтобы мы побыстрее об этом узнали, — сказал майор.

— Есть какие-нибудь предположения, кто бы это мог сделать?

— Мы пробуем это узнать, но пока нет никаких сведений. Те полевые командиры, с которыми полковнику удалось вступить в контакт, готовя почву для переговоров, отрицают свою причастность к нападению.

— А как велика была сама возможность переговоров? Предполагался ли обмен пленными? Что происходит теперь? После недавних террористических актов военные готовы продолжать подготовку переговоров?

— Милая Маша, — грустно улыбнулся майор Василий, — если бы я сам знал ответы на ваши вопросы…

За следующие десять дней кавказской командировки не случилось ровным счетом ничего. Маша успела отослать в Москву несколько эмоциональных репортажей по следам недавней вспышки насилия и террора. Лишь первый из них пошел в эфир, поскольку все ждали, когда же, наконец, сдвинется с мертвой точки процесс мирного урегулирования и от закулисных консультаций стороны перейдут к переговорам. Об исчезновении высокопоставленного офицера службы безопасности сообщили мимоходом в ночных новостях.

Все эти дни майор навещал Машу в гостинице, однако не мог ее ни обнадежить, ни огорчить. Впрочем, огорчить ее еще чем-то было теперь трудно. Ей как журналистке, лучше, чем кому-либо было известно, что в наше время о любом, даже самом нашумевшем инциденте, вспоминали, как правило, в течение недели, а потом напрочь забывали. Что же было говорить о каком-то полковнике, который не то погиб, не то захвачен в плен.

Майор знакомил ее с какими-то военными чинами, от которых она не узнавала ничего нового, а выслушивала лишь искренние соболезнования.

— Это нелегко, но постарайтесь быть сильной и набраться терпения, — говорили ей. — Если он жив, мы сделаем все для его освобождения.

От майора она узнала, что трехсторонние консультации продолжались и якобы российской стороне был представлен список находящихся в плену военнослужащих, которых предлагалось обменять на плененных чеченцев, и, в частности, на старого знакомого Маши — полевого командира Абу.

— Полковник есть в этом списке? — вскричала Маша. Майор развел руками.

— Увы… Но если он и находится у них в руках, то мы не должны на этом настаивать. В любом случае они должны первыми назвать свою цену.

— И вы отпустите Абу?

— Что касается меня, то я бы этого подонка своими руками придавил… — проворчал Василий, но поспешно сказал:

— Простите меня… Мы хлебнули с ним лиха!

— Так власти не согласятся его обменять?

— Думаю, нет.

— Вы мне забыли что-то сказать, — проговорила Маша, прямо глядя ему в глаза.

— Да вроде бы нет.

— Список людей, предназначенных к обмену с обеих сторон, уже согласован?

— В-возможно, — ответил он.

— Сколько человек с каждой стороны?

— Я не могу вам этого сказать…

— Василий, — воскликнула она, — вы же понимаете, что полковник может не дождаться следующего обмена!

— К сожалению, Маша, от меня это не зависит. Я понимаю, что вам тяжело…

— Вы-то хоть не занимайтесь словоблудием! — вскипела Маша. — Лучше скажите, если бы чеченцы предложили обменять Абу на полковника, власти бы согласились?

— Согласятся, — твердо сказал майор.

— Почему же они не предложат этого? — горестно проговорила Маша.

— Я же уже сказал. Лучше, если чеченцы сами назовут цену. Боюсь, они могут не отдать полковника за Абу.

— Значит, все кончено, — прошептала Маша.

— Если он жив, они обязательно начнут торговаться. Если он жив, он выберется оттуда!

— Если он жив…

Отчаяние чередовалось в ее душе с яростью. Как он мог быть таким беспечным? Как он мог так поступить с ней? С ней и с их ребенком?

— Уже задействованы люди, которые вошли с ними в контакт и пытаются либо узнать, в каком состоянии он находится, либо получить тело. Поверьте, Маша, я готов на все ради его освобождения, если бы только знал, как это сделать…

— Я это знаю.

Когда Маша улетала из Грозного, майор пообещал сообщить, если удастся что-то узнать. Маша знала, что они не просто друзья. Майор и полковник были как братья.