– Ну ладно двери, подождем пару дней, а окна? Наружные рамы внутрь, а внутренние – наружу. Зураб?!

– Слушай, сам им руки оборву. Куда глядели, не знаю. Все переделаем, все исправим. Знаешь, что такое сдача под ключ, – ходи, смотри, никаких недостатков не найдешь. Понял?

И Леня уходил, убежденный напором Зураба. Конечно, прошли все сроки, конечно, Зураб вытребовал еще денег за работу, конечно, пьяная бригада разукомплектовала и, видимо, отчасти продала завезенную заранее финскую сантехнику. И умудрилась сломать стоящие в картоне кухонные агрегаты. Но хуже всего было с водой: в ванной она лилась тонкой струйкой, а в кухне появлялась только поздно вечером. Зураб ругался, шумел, кричал про напор. Он размахивал руками, объяснял про две недели, которые он должен был провести на родине, на свадьбе брата, понимаешь. Вероятно, семья была чудовищно многодетная. Непонятно было, куда при этом девается вся бригада. Неужели Зураб отвозил эту пьянь к себе на родину?! Вся эта история тянулась четыре месяца, в течение которых Леня исправно сообщал Оле про успехи квартирного строительства. Девка верила всему, что говорил Леня, а Леня пытался верить Зурабу. Опытный человек должен был бы предположить, что ремонтируется не однокомнатная квартира, а трехэтажный особняк. Но где в этой компании было найти опытного человека? Наконец Стасу все это надоело. Он взял с собой своих ребят из отдела капстроительства и нагрянул в ремонтируемую квартиру. Удивительно, что после инспекции Зураб беспрекословно выполнил все требования. Битая плитка была снята со стен, начали заменять паркет и переваривать водопроводные трубы. Под надзором Стасовых парней работа шла дня три, после чего Стас выгнал всех, включая Зураба, которому пообещал, что если тот возникнет, то уедет на родину в сопровождении нескольких угрюмых парней из Стасового отдела безопасности. Стас также высказал сомнение, что Зурабу удастся туда добраться. После этого разговора в квартиру было возвращено все, что оставалось от оборудования, и бригада вместе с бригадиром исчезла.

И через две недели на подоконнике свежепахнущего помещения торжественно отмечалось завершение ремонта. Вначале Мишку познакомили с Клавдией Николаевной, которая всем показалась очень нарядной в коротком свитере и облегающих джинсах. Потом Стас с Мишкой быстро нарезались и разбежались: Мишке надо было домой к жене, которую он, по его словам, из-за этих чертовых дежурств не видел уже неделю, а Стас вовсе ничего не объяснял. Просто галантно поцеловал Клаве ручку и исчез. Как только они остались одни, Клава прямолинейно сказала:

– Исчез, и все. Ни звонка, ни весточки. И то понятно – дело сделано…

Леня не отвечал. Он протянул руки, задрал Клаве свитер на голову. И так оставил, высвобождая ее руки из рукавов.

– Квартира получена, – продолжала Клава глухим голосом из-под свитера, – да убери же ты руки.

Леня молчал, захватив Клавины руки своей рукой. А другой расстегнул лифчик, отчего груди выпрыгнули, оставив чашки лифчика сверху. Потом он расстегнул пуговицу на джинсах. Клава извивалась и что-то говорила, а Леня в это время короткими движениями стаскивал с нее джинсы. Наконец они застряли на ее коленях, и Леня отпустил руки. Клава немедленно сдернула с головы свитер.

– Ну и видок, – засмеялся Леня, – вся расхристанная, все наружу.

– Леня! – вздохнула Клава. – Ну ты и гадина.

– Опять упреки. Давай-ка снимем с тебя все лишнее.

– Здесь же неудобно.

– А подоконник на что? – возразил Леня.

Он уже почти закончил приготовления, повернул Клаву лицом к подоконнику и нагнул ее. И Клава простила Лене его долгое отсутствие. Так закончился банкет по поводу приема Олиной квартиры.

Собрались у Лени в середине дня, в субботу, просто так, поговорить. Мишка уже неделю как вернулся из Швейцарии, а подробного разговора все никак не было. Сегодня Мишка не дежурил, но отпросился у жены на какую-то консультацию. Стас бросил контору, а Леня был свободен и ощущал приступ лени. Он даже готовить ничего не собрался, только вытащил несколько пузырей красного и белого сухого вина и махнул приятелям рукой в сторону холодильника.

– Леня! Что за отношение к народу, желающему закусить! – Стас сел, заняв собой треть кухни.

– Мнэээ, – ответил Леня.

– Понятно. Депрессия, переходящая в старческое слабоумие.

– Мишка, – заныл Леня, – ну при чем здесь старческое?! Скажи хоть слово.

– Сейчас закончу резать этот балык, – ответил Мишка, – и сразу приступлю к осмотру твоего организма. Тогда и решим, какая это деменция.

– Но вначале тяпнем, – предложил Стас, наливая выпивку в огромный фужер, вынутый им самим из посудного шкафа. – Давайте, давайте, сами наливайте. И сами выпивайте. Так почему у тебя дурное настроение?

– Стыдно что-то, – ответил Леня, – перед Клавой неловко, перед Зурабом неудобно, хотя он и сволочь, да… перед всеми виноват. Другие Олины соседи получили квартиры черт знает где. Неловко.

Друзья молча уставились на Леню. Это, правда, не помешало Стасу схватить закуску, а Мишке – добавить в стакан еще вина. Они так и выпили, не сводя глаз с Лени. Потом переглянулись, но снова ничего не сказали. Стас заскрипел стулом, потянувшись за бутылкой. Мишка плеснул себе в стакан новую порцию, потом подумал, добавил себе и налил Лене в стоящую перед ним кофейную чашку.

– Чувство вины, – задумчиво сказал Леня. – Стыд и чувство вины. Голод или, скажем, ощущение холода. Простые вещи. Банальные. А стыд – штука социальная, человеческая. Сложное это чувство.

– Ладно тебе, сложное. Наклонился поднять даме платочек, пукнул и красней от стыда. Ничего в этом глубокого нет.

– А что, Мишка прав, – вступил в обсуждение Стас, – чего разводить философию на пустом месте. Я одну свою заведующую поймал на краже, на пустяковой. Взяла, дура, принесла старый телевизор, а новый снесла домой. И списала его как брак. Мы отправили в ремонтный центр «Тошиба» несколько бракованных приемников, а оттуда перезвонили, подняли меня на смех. Телевизор был трехлетний и чиненый. Это же позор для меня! А эта сука даже не покраснела. Губку закусила, харю отвернула, и глаза полные слез, можно подумать, я ее обидел.

– И что ты с ней сделал? – поинтересовался Мишка.

– Да понимаешь, – Стас затянулся сигаретой, – я тоже большой дурак. Года два назад, проверяя торговые точки, заехал я под закрытие в ее магазин. И угодил на ее день рождения. Водителя отправил за цветами, а сам возглавил стол в ее кабинете. Посидели неплохо, потом сотрудники разошлись…

– И ты ее трахнул, – продолжил Леня.

– А как это ты догадался?!

– Интуиция, прозорливость, знание жизни. Выбирай, что тебе больше нравится. И что, она из тебя стала веревки вить?

– Ты же меня знаешь, – загудел Стас, – какие веревки! Правда, послабления ей давал. Если план не дотянет. Или что. Но больше ни разу с ней дела не имел, да и желания не было. Хотя баба видная.

– И что же ты с ней сделал за этот старый телевизор? – опять спросил Мишка.

– Что, что? Посмотрел на ее заплаканные глаза, послушал минутку ее встревоженное дыхание, и… Лень, а Лень, заверши рассказ, а!

– Отвел в свою уродскую комнату отдыха и отодрал.

– Почему уродскую? – запротестовал Стас. – Почему ты всегда ее так называешь? Немного неудобная и все.

– Немного, – возмутился Леня, – я помню, как с голым задом бегал в сортир через весь коридор. Хорошо хоть, что из сотрудников уже никого не было. Это надо так придумать комнату отдыха.

– Скоро офис буду менять, – заявил Стас, – сделаю и с туалетом, и с ванной.

– Ладно, – согласился Леня. – А с бабой как все же поступил?

– Как ты сказал, так и поступил. А потом перевел ее заведовать новым магазином. Строящимся. Там работы на полгода, если не больше. Пусть сделает зал, подсобку, склады. Учет наладит. Там и посмотрим. Вот тебе и весь стыд.

– Нет. Не хотите вы меня понять. – Леня помолчал. – Я как-то прочитал книгу Фрида Венинга. Кто такой – не знаю. Книга и не художественная, и не научная. Не могу определить какая. В общем, он описывает свою жизнь как болезнь, точнее, как историю болезни, с временным излечением, рецидивами, сильным обострением. Болезнь эта – стыд. Начинается книга с маленькой истории из школьной жизни.