- Все, что я хочу на данный момент.… - быстро сокращаю расстояние, хватаю ее за плечи, но вместо того, чтобы встряхнуть, притягиваю к себе и обнимаю. - Вышибить из тебя всю дурь!

Александр

Говорю с ней не как начальник или командир, а как мужик, которому эта петарда снесла голову, лишив тем самым покоя. Сложно думать об операции и спасении одной политической задницы, когда тобой управляют примитивные мужские инстинкты. Хотя все, что касается Огоньковой, нельзя назвать примитивным.

- Товарищ полковник… - не знаю, что за возражения готовы были сорваться с губ Олеси, я не стал слушать, заткнул ей рот поцелуем. Я не в том настроении, чтобы слушать оправдания. Она мне кровь в жилах свертывает своими выходками!

Властно и жестко поработил сладкие, спелые губы. Разожгла вулкан, теперь пусть тушит. Застыв в моих объятиях каменной статуей, она не отвечает на поцелуй, а мне нужен ее отклик. Хочу, чтобы плавилась в моих руках, чтобы высвободила тот огонь, что горит в ней. Одну руку смещаю на талию, второй зарываюсь в волосы на затылке, фиксирую, чтобы не сбежала.

Прохожусь языком по сомкнутым губам, проникаю за их границу, давлю кончиком на зубы, требуя пустить меня глубже. Не пускает, зараза! Оттягиваю зубами ее нижнюю губу, несильно прикусываю, ловлю момент, когда вместе с болезненным стоном она собирается возмутиться. Ныряю за край зубов, оглаживаю небо, прохожусь по тонкому языку, который пытается вытолкнуть меня. Сплетаю нас и утягиваю в поцелуй. Мну припухшие губы, ласкаю их языком. Забываю о том, что минуту назад собирался ее придушить! Ярость полностью уступает место страсти. Впечатываю Олесю в себя. Мне не хочется расстояния между нами, требую максимальной близости. Чтобы кожа к коже, испарина к испарине! Биение сердца одно на двоих…

Оттаивая в моих объятиях, она отвечает на поцелуй. Да! Какая же она вкусная! Сминаю ее губы, прикусываю, засасываю в свой рот. Теряюсь в ней. Не помню, когда в последний раз я заводился так от поцелуя. Чтобы до темных пятен перед глазами, до дрожи в теле…

Забываюсь настолько, что, когда в дверь начинают стучать, я пару секунд не понимаю, что происходит. Нехотя отрываюсь от сладких губ, заглядываю в поплывшие глаза Олеси, и мне льстит то, что я там вижу. Да, огненная девочка, тебе понравилось. Может, не так, как мне, но ты точно не осталась равнодушной.

Кошусь на дверь, в которую продолжают тарабанить. Видно, кому-то очень надо. Придя в себя, Олеся меня отталкивает, смотрит так, будто убить готова, а мне не страшно, меня это ещё сильнее заводит. Можно миллион раз говорить себе, что потерял контроль, что это непрофессионально, похрен! Если бы так настойчиво не стучали в дверь, мы бы продолжили. Есть женщины, ради которых стоит терять голову. Но в эту самую минуту голову мне собираются оторвать.

- Товарищ полковник… - ее щеки горят от возбуждения, голос дрожит от злости. - Вы не имели права... Это харассмент! - выговорила мудреное слово и ждет, что меня это проймет? Что я извинюсь и пообещаю так больше не делать? Зря ждет. Я собираюсь, ещё как собираюсь, с продолжением.

Стук прерывается, наверное, решили воспользоваться мужской уборной.

- Ты злишься не потому, что я тебя поцеловал, а потому, что тебе понравилось, - выдаю я правду, глядя ей в глаза. И прежде, чем она начнет отрицать, возвращаюсь к прерванной теме: - Уезжаешь ты отсюда со мной, а не с Давидом, - предупреждаю ее.

- Ещё раз ты меня поцелуешь, я пошлю все на хрен и уволюсь, - игнорируя мое предупреждение, принимается угрожать, ещё и неожиданно переходит на «ты».

Уволится, значит.…

Не самое хорошее развитие событий, но я к нему готов. В моей работе всегда должен быть запасной план, а лучше несколько. Это дело не исключение. Проблема только в том, что резервные планы грязные, жесткие и могут наделать много шума, а хотелось бы провести операцию по-тихому.

«Целовать я тебя не перестану», - обещаю взглядом. Могу и вслух сказать, но вижу ее эмоциональное состояние и не хочу его раскачивать. Я вырвал ее из привычного панциря, в котором она пряталась столько лет. Да, я знаю о ней больше той информации, что имеется в личном деле, которое лежит у меня в столе.

Когда я пришел к Северу с просьбой рассказать о ней все, чего нет в личном деле, он встал в позу. Я ещё в первую нашу встречу понял, что братья Багировы неспроста защищают Огонькову, есть между ними что-то личное.

- Зачем тебе, Гранов? - напрягся Север. Отвечать он мне не спешил.

- Личный интерес, - решил не кружить огородами, а сказать так, как есть. У настоящих мужиков все просто - правда дороже золота.

- Не вытянешь, - мотнув головой, невесело ухмыльнулся.

- Рассказывай, - даже не стал пробовать разубедить его. Не встречал ещё в жизни целей, которых не смог бы достичь.

В разговоре с Багировым я выяснил: несмотря на всю свою природную красоту и сексуальность, эта горячая девочка похоронила свое сердце и заковала себя в цепи. Что ж, будем расковывать и отогревать сердце…

Пока перебирал в памяти нюансы нашего с Севером разговора, Огонькова решила оставить меня одного в женской уборной. Схватив ее за локоть, останавливаю побег.

- Олеся, я очень не рекомендую поступать опрометчиво. Через час я отвезу тебя домой, - припечатываю ее металлическим голосом и жестким взглядом.

- Я поеду на такси, - мне совсем не нравится ледяной холод в ее глазах. - Не нужно, чтобы Давид видел нас вместе. Он не дурак, может обо всем догадаться, - сейчас со мной говорит профессионал. Снайпер Олеся Огонькова. Все вроде правильно, а у меня кровь в жилах стынет. Не нравится мне ее пустой, отрешенный взгляд. Где девочка, которая так сексуально умеет флиртовать? Где женщина, которая пару минут назад метала в меня ядовитые стрелы? Где та женщина, что горела в моих объятиях? Хочется схватить ее и растормошить! Вернуть назад блеск, что погас в глазах. Вот, значит, о чем говорил Север…

Руки я не опускаю, стратегически отступаю до следующего раунда. Будем возвращать тебя к жизни, Огонечек!

- Давида оставь мне, - не уточняю, что через полчаса ему придется покинуть наше общество. Отпускаю локоть Олеси, не оглядываясь, она подходит к двери, открывает ее.

- Я очень прошу вас больше не переходить границы. Между нами возможны только рабочие отношения, - прежде чем выйти, произносит она, так и не обернувшись…

Олеся

Не оглядываясь, выхожу из уборной. Губы до сих пор горят, но и вполовину не так сильно, как сердце.

«Ненавижу себя!» - сжимая кулаки, мысленно кричу я. Полукружья ногтей впиваются в тонкую кожу ладони, оставляя на ней крохотные раны, но я не чувствую боли.

Ненавижу свое тело! Оно не должно было откликаться на поцелуй Гранова!

Когда я покидаю уборную, меня ощутимо трясет: от злости, от не схлынувшего до сих пор возбуждения, от напряжения, что ледяной коркой сковало разум, иначе чем объяснить мое падение?!

Он не имел права!

Орать, угрожать увольнением, взысканиями, выговором - пожалуйста, но не целовать! Я к этому не была готова! Не успела среагировать, закрыться, как делала всегда! Мужчинам не нравится ласкать ледяную глыбу, а тут… растаяла!

Мне нужен свежий глоток воздуха. Я хочу на улицу… Нет, я хочу домой! Хочу остаться одна! Не выдержу общество Давида и Гранова! Для одного дня слишком много охотников на мое тело!

Но, чтобы покинуть заведение, мне нужно пройти мимо столика Давида, за которым он сидит в одиночестве, без интереса наблюдая за танцем на сцене. Пока иду к столику, собираю волю в кулак, надеваю на лицо маску. Кто бы знал, как сложно изображать легкость, когда все тело звенит от напряжения, а виски раскалываются от боли.

- Твои друзья нас покинули? - садясь за столик, произношу наигранно веселым тоном и закусываю нижнюю губу в надежде, что в полутемном помещении Давид не заметит, что минуту назад их безжалостно растерзали.