Я сделал паузу, подбирая слова, которые не звучали бы как приговор, но других не было.

— Любой новичок, адепт без «крыши», одиночка, который недостаточно силен, чтобы выгрызть себе место под солнцем… у него все шансы закончить вот так. Как Лиза. Иногда это даже добровольный выбор. Они идут в холопы к одному монстру, чтобы их не разорвали другие. Это как тюрьма: ищи пахана или станешь «опущенным». У Варламова таких, наверное, целый гарем. Он держит их в своем особняке, ломает волю, а потом выводит в свет, как породистых борзых.

Я замолчал. В кабине повисла тишина, нарушаемая лишь гулом ветра снаружи.

Леся смотрела на меня не мигая.

— Что они с ними делают? — наконец спросила она шепотом.

Тогда я заставил себя повернуться и встретиться с её взглядом.

— Всё. Абсолютно всё, что захочешь сделать с вещью, которая не может сказать «нет».

Мы были почти на вершине. Лифт пробил низкую облачность, и над нами, в черном небе, горели настоящие звезды. Здесь было темно и тихо, город остался где-то там, внизу, в другой жизни.

— Макс? — голос Леси дрогнул. — Может быть, идея поехать домой была не такой уж плохой?

Я кивнул.

Лифт с мягким толчком остановился в стальной клетке на самом пике одной из башен особняка. Двери разъехались. Мы вышли на ночной воздух, который здесь, на высоте птичьего полета, пронизывал легкие холодом.

Мы стояли на узком техническом мостике, опоясывающем шпиль. Прозрачные перила казались ненадежной преградой от бездны. За ними был вертикальный обрыв — сотни метров вниз, к брусчатке внутреннего двора, которая отсюда казалась далекой и игрушечной. Это не то место, где стоит гулять, если у тебя кружится голова от высоты.

Прямо над нами, на острие шпиля, вспыхнул двойной красный стробоскоп — маяк для самолетов и вертолетов. Вспышка озарила наши лица кровавым светом, а потом снова наступила тьма.

Мы были одни. На вершине мира, и в то же время на краю пропасти.

Леся молча наблюдала, как я выудил из внутреннего кармана стеклянный стержень, которым уже вызывал Ветряну. Я поднес его к губам, и стекло мгновенно запотело на морозе.

— Ветряна, дочь Стрибога, хозяйка небесных сквозняков, — зашептал я древнюю формулу, вплетая слова в свист ветра. — Максим Курганов зовет тебя. Услышь меня, ответь на зов.

Я закончил и спрятал стержень обратно. Теперь оставалось только ждать и гадать, где сейчас носит эту взбалмошную дуру и сколько времени ей понадобится, чтобы долететь сюда из стратосферы.

— Макс, — голос Леси дрогнул. Она указывала пальцем куда-то вниз, за край парапета.

Я проследил за её жестом. К юго-западному углу башни, по самой кромке стены, ползло тусклое, мертвенно-бледное свечение. С нашего ракурса оно казалось маленьким, как светлячок, но я знал, что это такое. Оно преодолело уже треть пути к вершине.

Я тяжело вздохнул, выпуская облачко пара.

— Диана. Неужели у этой суки батарейки никогда не садятся?

Я быстро просканировал будущее, хотя результат был предсказуем.

— Горелый внизу. Сторожит выход из лифтовой шахты, как цепной пес. Ждет, когда мы спустимся к нему в лапы. А его подружка решила срезать путь по стене.

Леся посмотрела на черное небо, где должны были появиться звезды, потом вниз, на ползущее свечение. Я видел, как в её голове крутятся шестеренки.

— Ты гадаешь, кто успеет первым? — спросил я. — Ветряна или Диана?

— Угу.

— Ставлю на Диану. Она ближе и злее.

— Ох… — Леся на секунду задумалась, кутаясь в шаль. — Мы снова бежим?

— План хороший, но нет. — Я покачал головой. — Слишком долго бегать от таких волков — плохая примета. У них вырабатывается рефлекс гончей: если дичь бежит, её надо гнать до разрыва сердца. Пора показать зубы.

Я вытащил стеклянный жезл обратно и вложил его в замерзшую ладонь Леси.

— Спрячься. Вон туда, за стальные балки шпиля, чтобы тебя с края не было видно. Когда появится Ветряна — ори так, чтобы в Кремле услышали. Махай этой штукой, как гаишник.

— А ты?

— А ты будь умницей и просто делай, что я говорю. Не высовывайся.

— Я не пай-девочка, Макс, — огрызнулась она, но я заметил, как уголки её губ дрогнули в попытке улыбнуться.

Она послушалась. Отступила в тень, за массивные опоры конструкции, так, чтобы оказаться вне зоны видимости подъемника и края крыши. Я остался один на продуваемом всеми ветрами мостике, ожидая гостей.

Едва Леся скрылась за стальными опорами шпиля, я прошел чуть дальше по техническому мостику. Несмотря на безумную высоту, воздух здесь был почти неподвижен — защитный купол особняка работал на совесть, отсекая ветер, чтобы гости, вздумавшие полюбоваться видом, не испортили укладку.

Убедившись, что отошел достаточно далеко, я сунул руку в карман и достал пару тяжелых латунных дисков, испещренных охранной вязью. Один я положил у перил, другой — у самой стены башни, создавая невидимую черту поперек мостика. Затем отступил в тень и стал ждать.

Вид был сногсшибательный. С этой точки Москва лежала передо мной как на ладони, расчерченная освещенными дорогами проспектов. Воздух был морозным и, глядя на россыпь огней внизу, я вдруг поймал себя на странной мысли. Я скучал по этому. Чего-то важного не хватало в моей тихой, пыльной жизни на Хитровке. Того самого чувства лезвия бритвы под ногами, которое я заново открыл для себя за последние двое суток.

Мертвенное свечение, ползущее по стене, исчезло на секунду, а затем появилось на моем уровне, просвечивая сквозь ажурные решетки ограждения.

Диана перемахнула через парапет с грацией кошки и ступила на мостик. Она увидела меня сразу. Замерла на долю секунды, оценивая обстановку, а затем двинулась ко мне — плавно, неотвратимо, как сама смерть.

Я подпустил её поближе. Метров на семь.

— Тын, — произнес я короткое командное слово.

Латунные диски на полу полыхнули золотым огнем. Между ними, от перил до стены и вверх, в черное небо, с гудением встала стена. Это был «Щит Сварога» — полупрозрачная, едва заметная рябь воздуха, через которую не пролетит ни пуля, ни заклинание, ни человек. Теперь ни одна физическая сила в этом мире и в соседнем тоже, не могла пересечь эту черту без моего разрешения.

Диана остановилась как вкопанная.

Она подняла руки, красивые, ухоженные руки убийцы, и я увидел, как вокруг её пальцев начинает собираться ядовито-зеленое сияние. Она смотрела на меня сквозь прозрачный барьер, и даже маска не могла скрыть её бешенства.

— Не утруждайся, — лениво бросил я. — Ты могла бы проломить его, будь я по ту сторону города. Но пока я стою здесь и держу контур своей волей, ты скорее надорвешься, чем сделаешь в нем дырку.

Она медленно опустила руки, гася магию.

— Это не вечно, Курганов, — произнесла она. Голос её был мягким, тягучим и смертоносным. Я снова почувствовал этот яд, личный, не профессиональный. — Твоя батарейка сядет раньше, чем мое терпение.

— Так давай скоротаем время за беседой.

Я скрестил руки на груди, небрежно привалившись к ограждению спиной к пропасти.

— Я давно хотел тебя спросить кое о чем.

Диана молчала, сверля меня взглядом.

— Для начала, мне было бы любопытно узнать, что вы, упыри, планировали сделать с Лесей, — продолжил я спокойным тоном. — Но я реалист и знаю, что правды ты мне не скажешь. Поэтому спрошу о том, что, кажется, волнует тебя куда больше служебных обязанностей.

Я склонил голову набок, всматриваясь в её фигуру.

— Откуда столько ненависти, красавица? Ты смотришь на меня так, будто я лично сжег твой дом и убил твою собаку. Мы знакомы? Или у тебя просто аллергия на мое лицо?

Диана сверлила меня взглядом сквозь золотистую рябь барьера. Тишина затянулась. Я только открыл рот, чтобы подтолкнуть её к ответу, когда она наконец заговорила.

— Ты не мог просто сдохнуть тихо, да? — Её голос был низким, вибрирующим от эмоции такой силы, что она почти физически ощущалась. Ненависть? Боль? Гнев? Всё сразу. — Я знала, что ты вернешься. Это всегда был ты, Курганов. Вечная заноза в мироздании.