Я с любопытством посмотрел на предмет. Это была бутоньерка, но не из цветка. Это был сложный узел, сплетенный из той же мерцающей белой паутины, похожий на стилизованный цветок папоротника. Я почувствовал магию — тонкую, вяжущую, с фирменным почерком Недоли, но она спала.

— Что это?

— О, думаю, ты сам разберешься, провидец.

Изольда скользнула к соседней примерочной, где шуршала Леся.

— Ну что, ягодка, готова поразить свет?

Я вышел в центральную залу, вертя в пальцах белый узел и сканируя его будущее. Структура плетения была знакомой… Это была инверсия. Зеркало. Этот узел не создавал удачу, он поглощал неудачу. Он создавал вакуум вокруг носителя.

Мои глаза расширились. Ох…

Это был щит. Щит от Леси. Изольда сплела эту штуку, чтобы я мог стоять рядом с ней, держать её за руку, танцевать и не получить при этом люстрой по голове или инфаркт. Ювелирно. Чертовски ювелирно.

Я приколол бутоньерку к лацкану. Она тут же словно приросла, став частью костюма.

— Все готовы? — раздался бархатный голос Изольды. — Давай, Максим, не спи, ты должен это видеть.

Я поднял глаза как раз в тот момент, когда бархатная портьера отлетела в сторону.

Из полумрака вышла девушка.

На секунду я забыл, как дышать. Это была Леся, но мозг отказывался соотносить это видение с той девчонкой в кроссовках, которую я знал.

На ней было платье цвета речного тумана и лунного света. Бело-зеленое, словно сотканное из утренней дымки над омутом. Оно оставляло плечи и руки обнаженными, облегало стан и ниспадало вниз сложными, текучими слоями, напоминающими рябь на воде. Ткань мерцала при каждом движении, меняя оттенок от бледного нефрита до снежного серебра.

Вокруг её рук была наброшена прозрачная шаль, тонкая, как паутинка бабьего лета. Каштановые волосы были убраны в высокую, сложную прическу, переплетенную белыми лентами, открывая тонкую, беззащитную шею.

Она выглядела как Мавка, как хозяйка Медной горы, вышедшая к людям на одну ночь. Красивая той пугающей, потусторонней красотой, от которой в старых сказках добры молодцы теряли голову и уходили жить в лес.

Леся неуверенно замерла, теребя край шали, и посмотрела на меня огромными глазами, ожидая вердикта. В этом наряде, в этом свете её бледность казалась аристократичной, а её странность — загадочностью.

— Ну? — спросила Изольда с гордостью Пигмалиона.

— Твою ж мать… — выдохнул я честно.

— Ну, что скажешь? — спросила Леся. В её голосе звенело нервное напряжение, но улыбка была от уха до уха.

Я смотрел на неё несколько долгих секунд, прежде чем ответить. Сказать правду — что она выглядит так, будто сошла с полотна Врубеля, — значило бы выдать слишком много эмоций.

— Недурно, — наконец выдавил я. — Совсем недурно.

Изольда презрительно фыркнула, и этот звук был похож на треск разрываемой ткани.

— Не слушай этого сухаря, ягодка. Ты выглядишь совершенно. Еще пара штрихов, и ты будешь готова затмить их всех.

К тому моменту, как мы наконец раскланялись с хозяйкой подземелья, солнце уже рухнуло за горизонт. Когда корни вяза расступились, выпуская нас обратно в мир, над верхушками сосен Лосиного Острова уже высыпали первые, колючие звезды. Воздух остыл, пахло прелой листвой и надвигающейся ночью. Парк затих, словно прислушиваясь к нашим шагам.

— Тебе понравилось? — спросил я, когда мы выбрались из оврага на твердую почву.

— Очень! — Леся сияла. Трудно было поверить, что всего несколько часов назад она готова была упасть в обморок от одного вида паучьих лап. — Слушай, а Изольда… Она правда та самая? Ну, из древних мифов? Недоля? Ткачиха судеб?

— Если бы мне пришлось делать ставку, я бы сказал, что мифы писали с неё. Ну, или с её сестры. Люди любят упрощать.

Леся затормозила, глядя на меня широко раскрытыми глазами. До неё наконец дошел масштаб.

— Но это же… это сколько ей лет?

— Тысячи три? Четыре? До крещения Руси точно. — Я пожал плечами. — Я никогда не спрашивал. У женщин неприлично спрашивать возраст, особенно у тех, кто может откусить тебе голову за бестактность.

Парк стремительно пустел. Одинокие собачники и спортсмены-энтузиасты разбежались по домам, и здесь, в самой глухой части лесопарка, мы остались одни. Когда последние отсветы заката погасли в небе, мы поднялись на пригорок и вошли в березовую рощу.

Я сунул руку во внутренний карман пиджака и достал стеклянный стержень — заземлитель, который использовал на крыше. Сжал его в кулаке и начал шептать формулу призыва.

— Что ты делаешь? — с любопытством спросила Леся, кутаясь в шаль.

— Вызываю нам «бизнес-класс», — усмехнулся я. — Элементаль воздуха по имени Ветряна. Только, ради бога, будь с ней повежливее. Она дама ветреная, в прямом смысле.

Ветряна, должно быть, крутилась где-то поблизости, подслушивая сплетни сосен. Едва я закончил фразу, как передо мной из ниоткуда возник тугой вихрь из прошлогодней листвы и пыли.

— Привет, Максимка!

Леся подпрыгнула, когда голос раздался прямо из пустоты, а вихрь уплотнился, принимая форму полупрозрачной девицы в сарафане, сотканном из тумана и тополиного пуха. Ветряна ткнула в Лесю призрачным пальцем:

— О! А это кто?

— Это Леся, — представил я. — Можешь уплотниться на секунду? А то девушку пугаешь.

— Ладненько!

Леся снова вздрогнула, когда Ветряна, по её мнению, материализовалась из воздуха в полуметре от её носа. Сегодня внучка Стрибога решила примерить образ русалки-утопленницы: длинные, распущенные волосы, в которых запутались сухие листья, и бледная кожа. Она подплыла ближе, бесцеремонно разглядывая Лесин наряд.

— Красивое! Блестит, как иней!

— Эм, приятно познакомиться, — выдавила Леся, пытаясь вернуть челюсть на место. Она сделала шаг назад, но Ветряна тут же закружилась вокруг неё волчком, быстрее, чем глаз успевал следить.

— Ветряна, тормози! — окликнул я. — Нам нужно в Замоскворечье, в особняк Морозова. Подбросишь?

Ветряна замерла в воздухе, и её глаза-вихри загорелись восторгом.

— О, бал! Танцы! Я хочу туда! Там музыка гремит, там бокалы дзынькают!

И с радостным визгом она растворилась в порыве ветра, оставив нас одних посреди березовой рощи.

— Ветряна! — рявкнул я в пустоту. — Ветряна, твою дивизию!

Хлопок, и элементаль снова возникла перед нами, моргая белесыми ресницами.

— Привет, Максимка! О! — Она снова ткнула пальцем в Лесю, словно видела её впервые. — А это кто?

Я тяжело вздохнул, массируя переносицу. Память у духов воздуха короче, чем у золотой рыбки.

— Можешь отнести нас в особняк? Нас обоих. Сейчас.

— Погнали!

Ветряна налетела на нас, как шквал. Я почувствовал тошнотворное чувство развоплощения, когда тело начинает превращаться в туман… Но вдруг всё резко прекратилось. Меня вышвырнуло из потока, и я больно ударился подошвами о землю, едва устояв на ногах.

Я огляделся, ошарашенный. Такого раньше не случалось. Ветряна отлетела метров на пять и парила там, надув губы. Она указывала на Лесю пальцем.

— Не хочу её брать.

— В чем дело? — спросил я.

— Она кусается. — Ветряна поежилась, и по её призрачному телу прошла рябь. — Больно. Жжется, как молнии.

Леся поникла. Возбуждение и радость от нового платья мгновенно слетели с неё, оставив привычную маску обреченности.

— Это я, — глухо сказала она. — Моё Лихо. Я знаю.

— Всё в порядке, — начал я.

Леся покачала головой.

— Ничего не в порядке, Макс. Я должна была догадаться. Нельзя мне к нормальным… существам. — Она попыталась улыбнуться, но вышла гримаса боли. — Иди один. Я доберусь на метро… или вообще не пойду. Встретимся потом.

— О, я думаю, мы можем придумать кое-что получше. — Я шагнул к ней и протянул руку. — Дай ладонь.

Леся посмотрела на мою протянутую руку, потом мне в глаза. В её взгляде плескался страх.

— Эм, ты что делаешь?

— Изольда очень старая и очень мудрая тётка, — сказал я спокойно. — Твое проклятие ей как слону дробина. И прямо сейчас оно не может навредить и мне тоже.