Я коснулся белой бутоньерки на лацкане своего пиджака.

— Видишь этот узел? Пока он белый, я в «домике». Я заземлен. Так что, — я улыбнулся, — готова лететь?

Леся смотрела на меня долго, пугающе неподвижно. Когда она наконец заговорила, её голос был холодным и злым.

— Ты издеваешься надо мной?

Я опешил.

— Что?

— Я никого не могу касаться. Ты прекрасно это знаешь. Я ломаю судьбы, Макс. Если это такая шутка… то она очень жестокая.

— Леся! — Я постучал пальцем по плетеному цветку. — Изольда сплела это специально для тебя. Это «науз»-перевертыш. То же самое заклинание, что и твое проклятие, только вывернутое наизнанку. Оно жрет неудачу. Пока ты рядом с ним, Ветряна будет в порядке. И я тоже.

Маска холода на лице Леси треснула, и я увидел под ней паническую неуверенность. Она посмотрела на меня, потом на Ветряну, которая всё еще дулась в сторонке. Я не убирал руку.

Леся сделала один нерешительный шаг вперед, почти войдя в зону досягаемости. А потом вздрогнула, как от удара током, и отшатнулась назад, мотая головой.

— Нет. Я не могу.

Я опустил руку, но не отступил.

— Леся, всё будет хорошо.

— Ты не знаешь этого! — выкрикнула она, и в голосе прорвались слезы. — Откуда ты можешь знать наверняка? А если не сработает? А если я тебя убью?

— Я не знаю? Может быть, потому что я, черт возьми, вижу будущее? — Я остановился и глубоко вздохнул, давя в себе раздражение. Сарказм тут не поможет. — Я знаю, ты не видишь, как эта штука работает. Ты привыкла ждать удара. Но поверь мне хоть раз. Просто поверь.

Леся стояла, обхватив себя руками за плечи, и отчаянно мотала головой, борясь с желанием и диким, животным страхом навредить единственному человеку, который пытался ей помочь.

— Слушай, я думал, вы с Изольдой нашли общий язык? — я начал терять терпение. — Эта старая ведьма тебе симпатизирует. Поверь, она бы и когтем не пошевелила ради абы кого. Если она сплела этот узел, значит, он держит удар. Поверь её мастерству.

— Нет.

— Да ё-моё! — я в сердцах пнул кучку прошлогодней листвы. — И что ты собираешься делать? Куковать тут до рассвета, пока лесничий не найдет?

Леся снова покачала головой. Её лицо окаменело, а голос стал пугающе ровным, безжизненным.

— Я доберусь сама. Особняк Морозова в Замоскворечье, так? Я найду дорогу. Метро еще работает.

— Нет, ты не можешь. — Я шагнул к ней, перекрывая путь. — Ты не дойдешь даже до Садового кольца. Горелый, Хазад и та тварь в маске тебя пасут. Твое Лихо, может, и отведет глаза одному пьяному гопнику, но оно не спасет тебя от трех боевых магов, которые идут по следу!

— Значит, придется рискнуть.

— Это не риск! Это суицид! Ты труп, если высунешься отсюда одна!

— А ты труп, если я тебя коснусь!

Я замер, уставившись на неё. Леся тяжело дышала, глядя на меня с яростью загнанного зверя. Потом она осознала, что именно выкрикнула, и сдулась. Закрыла глаза, сделала глубокий, дрожащий вдох и распрямила спину. Когда она снова посмотрела на меня, в её глазах был страх.

— Спасибо, что пытался, Макс. Правда. Но не надо. Лети с Ветряной один. Я доберусь. Или нет.

— Вот оно что, да? — медленно протянул я. — Ты боишься.

Леся застыла, потом нервно дернула плечом.

— Всё в порядке, — бросила она сухо. — Иди.

— Ты боишься того, что случится. — Я коротко, нервно рассмеялся, пытаясь разрядить обстановку. — Слушай, дурочка, тебе не о чем волноваться. Всё будет нор…

Леся уставилась на меня тяжелым взглядом.

— Тебе смешно?

— Нет. — Я тут же стер ухмылку. — Послушай, бояться нечего…

— Ты не можешь этого знать, — в её голосе прорезался металл.

— Знаю. Я видел…

— Ты не знаешь всего!

— Я знаю достаточно об этом узле, чтобы…

— Заткнись!

Я отшатнулся, словно получил пощечину. Леся шагнула ко мне, и её обычно испуганные глаза теперь метали молнии.

— Ты вечно думаешь, что знаешь всё! — выплюнула она мне в лицо. — Что ты самый умный, что видишь всех насквозь! Но ты ни черта не знаешь! Ты не знаешь, каково это — носить это в себе. Ты никогда не чувствовал, как оно жрет всё, к чему прикасается. Перестань строить из себя бога, Максим! Ты не понимаешь, с чем играешь!

Я уставился. Никогда не видел Лесю такой. Эта тихая мышка, которая обычно боялась лишний раз вздохнуть, сейчас орала на меня посреди темного леса.

— Леся…

— Прекрати! Хватит мной командовать! Я не хочу твоих… Я не хочу… — Голос её сорвался, превратившись в сдавленный хрип. Я сделал шаг вперед, но она отскочила, сверля меня безумным взглядом. — Нет! Не подходи!

Я сделал глубокий, медленный вдох, пытаясь погасить вспышку раздражения. Леся смотрела на меня, кусая губы, чтобы не разрыдаться, и я лихорадочно перебирал в голове слова, которые могли бы пробить эту стену паники.

— Слушай, — сказал я наконец, стараясь говорить мягко. — Ты верила мне до сих пор. Поверь еще раз.

— Нет! Я не… Я не могу… — Леся отвернулась, судорожно запустив пальцы в свою идеальную прическу, разрушая работу Изольды. Она дышала так часто, будто пробежала марафон. — Ты не понимаешь, о чем просишь, Макс. Я не могу подойти. Я…

— Если Изольда говорит, что узел держит, значит, он держит. Она богиня, Леся, а не торговка с рынка. Ты не причинишь мне вреда.

Леся судорожно втянула воздух.

— Макс, ты не знаешь, каково это — носить в себе Навь. Я живу только потому, что каждое утро говорю себе: «Так надо. Не смей никого касаться. Ты — проказа». Если я позволю себе поверить… Если я хоть на секунду расслаблюсь… — Она осеклась, осознав, что говорит вслух то, что прятала годами. Прижала ладонь ко рту, и в её глазах плескался животный ужас.

Я смотрел на неё — одинокую, перепуганную фигурку в роскошном платье посреди дикого Лосиного Острова, и наконец понял. Вся моя злость испарилась. Осталась только жалость. Тяжелая, горькая жалость к человеку, который сам себя запер в одиночную камеру.

Я протянул к ней руку, ладонью вверх.

— Леся…

Но она узнала это выражение в моих глазах. И это стало последней каплей.

— Не смотри на меня так! — взвизгнула она, пятясь к деревьям. — Не смей меня жалеть! Я не пойду на этот чертов бал! Я не хочу быть с тобой! Вали отсюда!

Я старался держать голос ровным, хотя внутри всё кипело.

— Всё в порядке, успокойся…

— Заткнись! — заорала она так, что с ближайшей березы сорвалась ворона. — Меня тошнит от тебя! От твоей тупой магии, от твоего высокомерия! Ты строишь из себя всезнайку, а сам такой же слепой, как и все! Я больше не хочу твоих уроков! Оставь меня в покое!

Вы, наверное, уже поняли, что я не святой и уж точно не кандидат в психотерапевты. Мой лимит терпения к чужому дерьму крайне низок, и я органически не перевариваю, когда на меня орут люди, которых я пытаюсь вытащить из петли. Вероятно, поэтому у меня нет ни постоянной девушки, ни нормальных друзей, но это тема для отдельного разговора под бутылку водки.

Разумная часть меня понимала: Леся несет чушь, чтобы вывести меня из себя, чтобы я плюнул и ушел. Это была защитная реакция. Проблема была в том, что это работало.

Я глубоко вдохнул носом вечерний воздух и незаметно сжал левую руку в кулак, вгоняя ногти в ладонь, чтобы болью перебить гнев. Затем медленно разжал пальцы. Когда я заговорил, мой голос звучал спокойно. Почти. Слишком спокойно, как затишье перед бурей.

— Давай проясним одну вещь, — произнес я, чеканя слова. — Я не оставлю тебя здесь одну, когда по лесу рыщут Темные.

— Это не твой выбор!

— Нет, мой, — огрызнулся я, теряя контроль. — Мне плевать, какую истерику ты закатываешь. Я не дам тебе сдохнуть из-за твоей глупости.

— Попробуй останови меня!

Глаза Леси были огромными и черными в сумерках. Она дышала загнанно, стоя вполоборота, напряженная как струна. Еще одно слово, еще одно движение, и она рванет в чащу, в бурелом, в темноту. И у меня было паскудное предчувствие, что в таком состоянии, на адреналине и магии хаоса, она может бежать быстрее меня.