Он никогда не видел такого оттенка в племенных клетках.
Редкость.
Ценность.
Красота.
Мысль возникла неожиданно.
Красивая.
Он захотел прикоснуться к ней.
Не только из любопытства.
И даже не только из доминирования.
Ему хотелось провести руками по её мягкой, странной коже. Обвести изгибы бёдер. Почувствовать форму её груди под ладонями. Узнать, как она реагирует.
А потом пришла ещё одна мысль — непрошеная.
Испытает ли она удовольствие, если я прикоснусь к ней?
Вопрос ошеломил его.
Он, конечно, рассматривал её как источник собственного удовольствия. Это было естественно. Он — доминирующий. Она — его. Её тело существовало, чтобы служить ему, а сопротивление было лишь фазой.
Но её удовольствие?
Почему это должно иметь значение?
Почему сама мысль об этом задела его?
Её запах снова отвлёк его — напоминание о станции, о дуккарской грязи, о плене и страхе. Он облеплял её, как масло. Оскорблял. Она пахла неправильно. Её тело, её кожа — его собственность — всё ещё несли следы других.
Так быть не должно.
И всё же… она продолжала смотреть на него с вызовом.
Кулаки сжаты по бокам. Подбородок приподнят. Глаза пылают.
Будто она не была обнажена.
Будто она не принадлежала ему.
Какие же странные эти люди.
Какие невозможные.
И внезапно — пугающе — он почувствовал это: первый, крошечный сдвиг в собственной собранности.
Интерес стал чем-то более острым. Он терял ту холодную дистанцию, которой всегда гордился, ту отстранённость, что делала его непоколебимым.
Он сделал шаг назад.
Вне досягаемости.
Вне зоны брызг.
Контроль. Вернуть контроль.
Он поднял руку и негромко отдал команду на родном языке.
Душ зашипел, оживая.
Из стен вырвались потоки откалиброванного тумана, автоматически подстроенные под её физиологию — прохладнее, чем требовалось бы хвороку, рассчитанные на температуру её тела. Чистые. Стерильные. Мягкого давления.
Вода обрушилась на её тело сплошными потоками.
Она вздрогнула — а потом медленно её плечи опустились. Глаза закрылись. Она подставила лицо струям и глубоко вдохнула, и вода скользила по её щекам, по шее, по ключицам и груди.
Он смотрел, как она стекает по изгибу живота, по внутренней стороне бёдер.
На одно мгновение — всего одно — она забыла о нём.
Гнев отступил.
Вызов остановился.
И на его месте возникло нечто более простое.
Покой.
Наслаждение.
Всего вдох. Миг. Но он увидел это.
И почувствовал — глубоко, в самой сердцевине чего-то безымянного внутри себя.
Это завораживало.
Она всё ещё могла испытывать удовольствие. Даже здесь. Даже под его взглядом. Даже после всего.
Возможно… в этом и был ключ.
Возможно, удовольствие приведёт её к покорности быстрее, чем страх.
Возможно, если он узнает, что доставляет ей наслаждение, она сломается красивее.
Но пока он просто смотрел.
Маленькая.
Мягкая.
Скользкая от воды и упрямства.
И к собственному удивлению, он подумал:
Великолепная.
Глава 18
Вода была тёплой.
Это стало первым сюрпризом.
Не обжигающей. Не ледяной. Просто… приятной. Такой, что проникала в кожу, на мгновение растворяла напряжение и заставляла забыть, где она находится. Почти позволяла снова почувствовать себя человеком.
И были запахи.
Не резкие химические испарения и не жгучий антисептик, а мягкие, сладкие, странно знакомые ноты — что-то вроде ванили и цитрусов. Почти как тот дорогой шампунь, на который она однажды потратилась в особенно тяжёлую неделю. Жидкости сами собой появлялись у неё в ладонях — какое-то мыло, густое, щедро пенящееся, — а затем смывались очередным потоком тепла.
Она мылась.
Под его взглядом.
Она старалась делать вид, что его нет. Закрыла глаза. Сосредоточилась на ощущении воды, на запахе, на скользком, чистом прикосновении к коже. Представляла свою квартиру в Кронулле. Маленькую ванную с голубой плиткой. Подставку для шампуней, ржавеющую в углу. Окно, приоткрытое, чтобы впустить солёный морской воздух.
На один удар сердца — на один вдох — это сработало.
Она была не здесь.
Она не была обнажённой и закольцованной ошейником на космическом корабле в какой-то невозможной части галактики.
Она была дома.
А потом вода выключилась.
И момент рассыпался.
Со всех сторон на неё хлынул поток тёплого воздуха — какая-то система сушки. Эффективная. Безупречная. Кожа покалывала, волосы уже были сухими и едва уловимо пахли теплом и пряностями. Тело ощущалось чистым, лёгким… слишком лёгким.
Она открыла глаза.
Он всё ещё был там.
Ждал. Смотрел.
Всё в той же беспощадной чёрной броне. Всё такой же безликий. Всё тот же он. И теперь в его руках было нечто новое.
Одежда.
Синяя.
Почти кобальтовая. Глубокая, насыщенная, на пару оттенков темнее её глаз. Её любимый цвет. Сердце пропустило удар. Совпадение. Должно быть. Не мог же он знать. Не мог. Он не умел читать мысли. Правда ведь?
Её пробрала дрожь.
Нет. Он просто играл. Вот и всё. Очередной ход в его тихой, выверенной войне. Психологический манёвр. Каждое движение — способ направить её туда, куда он хотел.
Он слегка приподнял одежду в руках.
Жест.
Подойди.
Она замешкалась, стиснув челюсти, но… какой у неё был выбор?
Она была голой. И он знал, как это её мучает. Знал, что это ранит глубже любого оружия. Ублюдок. Он использовал против неё её же стыд, её человечность.
Сильвия заставила себя шагнуть вперёд. Один шаг. Потом ещё. Каждый — как капитуляция.
Он не коснулся её сразу.
Подождал, пока она не подошла ближе. И только тогда двинулся — с той же медленной точностью, которую она начинала узнавать как его норму. Выверенно. Осторожно. Он накинул одежду ей на плечи — не дёргая, не заставляя. Просто… одевая её. Словно куклу.
Это была не просто накидка.
Это было платье.
Ткань — или чем бы это ни было — легла на её тело, как жидкость, а затем изменилась. Обняла плечи, скользнула по торсу, повторила линию бёдер так, будто была сшита специально для неё.
Тихий вздох сорвался с её губ, когда платье сомкнулось на спине — без молний, без застёжек, просто с мягким гулом, будто материал сам себя запечатал. Она не понимала, как это работает. Это было неважно.
Оно было на ней.
Плотное, но мягкое. Гибкое. Где-то между кожей и шёлком, но тем и не другим не являлось. Оно двигалось вместе с ней, как вторая кожа.
Красивая вторая кожа.
Её руки сами скользнули по ткани. Странно… но удобно. Оно облегало грудь, талию, бёдра — но не пошло. Не так, как наряд дуккаров. В нём была… элегантность.
Она всё ещё была босая. Ошейник всё так же обнимал её горло.
И теперь — это платье.
Она ненавидела, что оно ей шло. Ненавидела, что на мгновение ей стало тепло. И спокойно. И безопасно. Потому что это не был подарок.
Это был поводок.
Знак собственности.
Она принадлежала ему. И он одел её соответственно.
Сильвия сглотнула, заставляя ком в горле исчезнуть.
А потом он развернулся, будто между ними ничего не произошло.
И она пошла за ним.
Чистая. Одетая.
И снова идущая по пятам того, кто забрал у неё всё.
Глава 19
Она пошла следом.
Теперь — одетая.
Чистая. Пропахшая свежестью. Закутанная во что-то куда более подходящее, чем та грязь, в которой она прибыла.
Он позволил себе медленный, выверенный вдох — отфильтрованный через респиратор шлема.
Она выглядела хорошо.
Платье-футляр — глубокого кобальтового цвета, гладкое, сидящее точно по фигуре — было изготовлено из мидхиновой ткани, поставляемой напрямую из архивов дуккаров. Он выбрал его ещё во время сделки, зная, что подобные варианты будут предложены. Они всегда предлагались. Экипировка новоприобретённых была одной из множества статей дохода — целая индустрия, построенная на том, чтобы угодить владельцу: тонко выполненная одежда, экзотические аксессуары, подобранные ароматы.
