Этажом ниже располагается что-то вроде гостиной, разделенной на две части высокими книжными шкафами. Окна есть на обеих половинах; большие, из них открывается прекрасный вид на город. Карабкаясь наверх, я видел, что гостиную стерегут стражник и чародей, но кое-чего все же не заметил: винтовая лестница, спустившись на этот этаж, не ведет дальше вниз; она обрывается на одной стороне гостиной, а на противоположной стороне начинается уже другая лестница.

Такой градус паранойи просто раздражает. Если ваши враги заняли весь замок, кроме самого верхнего этажа хозяйской башни, то вы уже проиграли. Впрочем, это досадное препятствие, скорее всего, означает, что я прав.

Я не убил мальчишку, который показал мне путь в усадьбу, вовсе не из доброты. А потому что я циничен. Перед делом у меня не хватило времени на тщательную разведку, поэтому я сделал несколько предположений: здесь живет замаравший руки дворянин с нечистой совестью, трусливый, осторожный, эгоистичный.

Сложите все это вместе, и получится, что наш дворянин наверняка приготовил себе почти неприступное убежище в одной из комнат.

Но, видите ли, это вовсе не усложняет мою задачу. Это ее решает.

Убийца врывается в тщательно охраняемое поместье, и что дальше? Все бросаются защищать хозяина, потому что все думают, будто убийца явился именно за ним.

Но на этот раз они ошибаются.

Подняв тревогу, стражники стянули почти все силы туда, где они смогут защитить человека, который мне не нужен.

Наверное, лорд Рефа'им заслуживает смерти. Не знаю. Я пришел не за ним. Я пришел убить кое-кого из его гостей.

Если Рефа'им хороший человек, то своих гостей он тоже пустил в убежище. Если он плохой человек, то оставил их на произвол судьбы. Может, выделил им одного или двух стражников… например тех, что охраняют гостиную.

Здесь мне приходится многое поставить на свои догадки, ведь Рефа'има я не знаю. Мой учитель ни за что не стал бы так рисковать. Но я? Сейчас? Мне придется.

Поскольку здесь остались стражники, то я, наверное, прав. Раз их не отозвали, значит, в покоях на верхнем этаже осталось что-то ценное. Или кто-то ценный – на что я и надеюсь.

Влезть в покои бесшумно, наверное, не получится. Сделать то, ради чего я туда иду – тем более, так что сначала придется позаботиться о стражниках.

Причем убивать их нельзя. Ради Логана я обойдусь без резни. Моя рука вдруг начинает дрожать, и я хлопаю глазами, прогоняя внезапно напомнившую о себе усталость.

Я слышу, как стражники переговариваются, но не могу разобрать слов. Видимо, они снова собираются поменяться местами, а я забыл засечь, сколько времени прошло с тех пор, как я влез по их окну наверх. Мой учитель, Дарзо, точно знал бы, кто окажется на каком посту следующим. Еще он бы точно знал, как они могут поднять тревогу: с помощью простого свистка или с помощью какого-нибудь сложного магического маяка, который можно активировать дюжиной разных непредсказуемых способов.

Это дело все больше и больше кажется мне чудовищной ошибкой.

Я еще могу уйти.

Но Трудана Джадвин сейчас здесь. Ее предательство меня мало заботит, в отличие от того, что она помогла убийцам моей приемной сестры, Магдалины Дрейк, а затем надругалась над ее телом, назвав это искусством. Она остановила разложение плоти, превратила тело в статую и выставила ее напоказ, чтобы упиться чужим горем и пощекотать людям нервы.

Если я уйду, герцогиня избежит наказания. Благодаря послевоенной амнистии верховного короля Логана она получит помилование. С тех пор как отгремела последняя битва, она скрывалась, но утром сможет выйти из этой башни и вернуться в общество. Причем окажется не на его дне, а вновь запрыгнет почти на самую верхушку.

Я этого не допущу. Граф Дрейк, вы ведь понимаете, да? Только представьте: вы приходите ко двору и видите, как она смеется и пьет вино с друзьями. Более того, эта дрянь сама подойдет к вам, станет злорадствовать, зная, что вы поклялись всю оставшуюся жизнь не прибегать к насилию.

Я понимаю, почему вы решили завязать, но миру нужны люди, готовые идти тропой тьмы, готовые умыться рекой крови, лишь бы остановить зло. Люди вроде меня.

Я снимаю пояс с оружием и заплечный мешок, прячу их наверху лестницы. Открываю две жестяные баночки, мажу на пальцы защитный слой жира из первой и макаю два кончика в обморочный яд. Наконец я велю ка'кари впитаться в мою кожу и остаюсь голым.

После этого я нерешительно задерживаюсь в тени лестницы. Вчера вечером эта затея казалась мне гораздо более удачной.

Я вижу, что на моей стороне гостиной дежурит маг, и прошу ка'кари на всякий случай скрыть мой талант от его взора.

– Эй, – негромко зову его я.

Маг стоит у окон и смотрит, как над городом занимается рассвет. Он гораздо крупнее, чем мне казалось. Придется потратить на него обе дозы.

И как я мог это упустить?

– Эй! – говорю я чуть громче. Поеживаюсь и прикрываю руками наготу, всем видом показывая, насколько я беззащитен.

Он оборачивается.

– Что за?..

Я машу одной рукой, подзываю его ближе, изображая стыд.

– Даннил? – произносит он, но не очень громко. Наверное, так зовут второго стражника.

Я с мольбой мотаю головой, словно боюсь, что меня увидят голым.

Он подходит ко мне. Громко спрашивает:

– Что ты здесь делаешь?

– Тс-с-с, пожалуйста, – говорю я. – Если хозяин узнает, где я был, он вышвырнет меня на улицу. Я пытаюсь выбраться из этих комнат с тех пор, как подняли тревогу.

– Что ты здесь делаешь? – повторяет стражник, сощурившись. В правой руке он держит изящную стеклянную побрякушку, готовясь нажать на нее большим пальцем.

– Ночью я был… ну… с ней. Понимаешь? – Я отрывисто киваю в сторону лестницы. Трудана Джадвин знаменита своими чрезмерными сексуальными аппетитами и любовью к мальчикам вдвое младше ее – то есть моего возраста. Я говорю: – Когда подняли тревогу, она вытолкала меня из своих покоев! И не пускает обратно. А там моя одежда!

Стражник усмехается и заметно расслабляется. Он едва сдерживает смех.

– Пожалуйста! – шепчу я. У него на руках перчатки. Кожа почти вся покрыта, и мне никак не мазнуть его ядом. – Ты должен мне помочь. Ты хоть представляешь, какие унизительные штуки она заставляла меня вытворять ночью… и что вытворяла со мной? Да я еще неделю буду отмываться от… фу. А если меня вдобавок ко всему выгонят? Прошу, друг, помоги. – Я падаю перед ним на колени, тянусь к нему и хватаю за руку. Затем обеими руками размазываю яд по внутренней и тыльной стороне его запястья, одновременно стискивая его ладонь в своих, чтобы сбить с толку.

Этим старым трюком обычно пользуются карманники. Одно прикосновение легко почувствовать, но мимолетное, точечное касание можно сразу же скрыть за вторым, более сильным и заметным.

– Даннил! – повысив голос, маг весело зовет второго стражника. – Глянь, что здесь!

– Не надо! – скулю я, оставаясь на коленях. – Ну зачем?

Он с омерзением выдергивает свою руку из моих и убирает стекляшку, так и не подняв с ее помощью тревогу.

– Нечего было якшаться с господами, мальчик.

Затем он начинает хлопать глазами.

– Чего? – спрашивает из-за стены второй стражник.

Дюжий маг снова моргает, после чего кренится в сторону.

Я вмиг оказываюсь у него за спиной и кулаками подсекаю ему колени.

Он падает мне на руки, и я обхватываю его сзади за шею предплечьем, чтобы он не смог даже пикнуть. Маг обмякает, и я сразу же отпускаю его. Слишком долго мешать притоку крови к голове нельзя, ведь он может умереть; кроме того, я хочу, чтобы обморочный яд проник в его мозг.

Едва второй стражник выходит из-за угла, я перепрыгиваю через низенький стеллаж.

Подозреваю, он никак не ожидал, что перед ним возникнет голый человек, который подскочит, ударом раскинет его руки в стороны, закинет правую ногу ему на плечо, а левую, промахнувшись, сунет под мышку. Впрочем, у меня получается нагнуть его голову, навалиться всем весом и упасть вместе с ним. Чтобы смягчить падение, я бью ладонями по полу, и стражник валится на четвереньки, оказавшись прямо надо мной. Я обвиваю ногами его шею, а он тем временем пытается встать, надеется поднять меня, а затем снова шарахнуть об пол. Но стоит ему податься назад, чтобы уравновесить мою тяжесть, я хватаю его за пятку и не даю сделать шаг.