Дождь шёл уже полторы недели почти без остановки — холодный, серый, выматывающий. Некоторые держали над собой зонты, кто-то просто стоял, кутаясь в воротник, сбиваясь в плотные группы, чтобы хоть немного укрыться от ветра.

Над толпой то и дело прорывались вздохи, приглушённые жалобы и редкие попытки шутить — мгновенно заглушаемые шумом дождя.

Последние дни были чистым хаосом.

Хогвартс сверкал, как будто сам готовился к параду: Филч носился по коридорам, как одержимый, проверяя каждую мелочь — от блеска окон до симметрии развешанных флагов. Он кричал на студентов, подгонял эльфов и даже гонял привидений, будто те тоже могли оставить пятна на полу.

Ученики драили стены, полировали перила, чистили каждую статую — чтобы перед гостями из Дурмстранга и Шармбатона школа сияла, как новый галеон.

И вот теперь, кульминация всех стараний: весь Хогвартс, насквозь промокший и продрогший, стоял на лужайке перед замком и терпеливо ждал прибытия делегаций.

Теодор и Пенси стояли под одним зонтом. Пенси старалась прижиматься к нему как можно ближе, чтобы на неё не попадали капли дождя. С некоторого расстояния на них время от времени, думая что этого никто не замечает, поглядывал Рон Уизли, делая вид, будто просто осматривает толпу. Теодор же хмурился и то и дело бросал на Драко умоляющий взгляд, явно надеясь на спасение.

Сам Драко стоял под зонтом с Дафной. Та изначально заявила, что ей зонт не нужен — мол, чар просушки и согрева ей вполне достаточно. На что Драко лишь закатил глаза и, пробормотав что-то себе под нос, просто подошёл ближе, по-хозяйски притянув её под зонт.

Дафна мгновенно вспыхнула, зашипела что-то на «змеино-слизеринском», но, несмотря на протест, отстраняться не спешила.

На лужайке стояли не только ученики. Повсюду были видны авроры — вдоль стен, у ворот, даже на дальних холмах. Говорили, что делегацию Шармбатона, во избежание непредвиденных ситуаций, сопровождают прямо в воздухе — под защитой нескольких патрулей.

Чуть дальше, на возвышении рядом с преподавателями и директором Хогвартса, стояли Людо Бэгмен — глава Департамента магических игр и спорта, по-прежнему такой же оживлённый и громогласный, каким был на квиддичных матчах, — и Руфус Скримджер, суровый и молчаливый руководитель аврората, чья сдержанность выгодно контрастировала с суетливостью соседа.

За прошедшую неделю у ребят состоялось ещё несколько занятий дуэльного клуба — если, конечно, слово «занятия» вообще подходило для того, что там происходило.

Казалось, что в восторге от них были не столько сами ученики Хогвартса, сколько профессор Флитвик, который, наконец, мог заниматься тем, что любил больше всего. На каждом уроке он и профессор Корвин устраивали между собой показательные дуэли, превращая каждое занятие в настоящий мастер-класс — поясняя шаг за шагом каждое движение, каждый взмах палочки, каждое заклинание.

Профессор Корвин вместе с Макгонагалл сумели перестроить расписание и учебный план так, чтобы даже на уроках Защиты от тёмных искусств ученики не ограничивались теорией, а практиковали реальные приёмы и технику боя.

И то ли профессора действительно объясняли всё блестяще, то ли студенты оказались куда способнее, чем сами о себе думали, но уже через неделю почти каждый участник клуба мог без труда выставлять простейшие защитные чары.

Постепенно они переходили к первым атакующим заклинаниям — и разбирали, когда, как и зачем их правильно применять.

К сожалению, или пожалуй к счастью, каких-либо новых сведений о сбежавших преступниках за прошедшую неделю так и не появилось.

«Ежедневный пророк» продолжал печатать всё те же стандартные заявления о том, что Министерство «принимает все меры для поимки беглецов» и что «в первую очередь под наблюдение взяты их дома и имения».

Сами заключённые, похоже, затаились где-то, восстанавливая силы после Азкабана, — иначе как объяснить, что за целую неделю не произошло ни одного инцидента, связанного с ними?

Постепенно разговоры о побеге становились всё реже, потом и вовсе сошли на нет.

К концу недели в Хогвартсе почти никто уже не вспоминал о произошедшем — как будто сама школа решила вычеркнуть тревогу из памяти и вернуться к привычной, размеренной жизни.

— И долго нам ещё тут стоять ждать? — буркнула Пенси, нахохлившись, как мокрый воробей. — Они там что, в пробку попали?

— Ну, я сомневаюсь, что в небе бывают…

— О Мерлин, Тео, я же пошутила, — перебила его Пенси, закатив глаза.

— Смотрите! Там! — крикнул вдруг какой-то второкурсник из Гриффиндора, указывая пальцем в небо.

Сотни лиц одновременно поднялись.

Высоко над озером, пробиваясь сквозь серую пелену дождя, показалось бледно-голубое свечение. Оно росло, становилось всё ярче и вскоре обрело форму — массивной, серебристой кареты, украшенной резными узорами и гербами Шармбатона.

Карета медленно снижалась, а вокруг неё, взмахивая огромными крыльями, парили пегасы — величественные, мощные, их белые гривы струились под дождём, а капли воды блестели на крыльях, словно жидкое стекло.

Хагрид, стоявший неподалёку от постамента, вытянул шею, раскрыл рот и выглядел так, словно увидел не делегацию, а группу потенциальных домашних любимцев.

— Ох ты ж… красотища-то какая… — выдохнул он, почти благоговейно, едва не выронив свой зонт.

Пегасы с силой взмахнули крыльями, подняв целый вихрь дождевых брызг, и плавно опустились на землю. Карета мягко приземлилась на влажную траву перед Хогвартсом, и в воздухе разлился тихий, чарующий звон, словно звук далёких колокольчиков.

Дверца кареты медленно распахнулась, и первой наружу вышла мадам Максим.

Статная, высокая — почти с Хагрида ростом, — она выглядела величественно, но без намёка на показную важность. На ней было элегантное тёмно-синее одеяние с серебристыми вставками, подчёркивающее её мощную, но гармоничную фигуру. Лицо — крупное, уверенное, с аккуратно уложенными волосами и взглядом, в котором сочетались строгость и спокойное достоинство.

Драко, наблюдая за этим, едва заметно толкнул Теодора локтем и тихо пробурчал:

— Смотри… кажется, наш Хагрид поплыл.

Теодор перевёл взгляд на Хагрида, который стоял чуть в стороне, уставившись на мадам Максим с выражением чистейшего обожания:

— Ты думаешь? А я-то решил, он так смотрит на её коней.

Оба едва удержались от смеха.

Следом за мадам Максим из кареты начали выходить ученики Шармбатона — около двух десятков человек.

И юноши, и девушки были одеты почти одинаково: светло-голубые мантии и длинные плащи, подбитые серебристой тканью, с высокими воротами и плавными линиями кроя. Девушки — в изящных беретах, юноши — в аккуратных, чуть укороченных полукаптанах, похожих на парадные костюмы.

Сделав всего несколько шагов, они синхронно поёжились от ледяного шотландского ветра. На лицах мелькнули одинаковые выражения — смесь удивления и негодования. Погода, очевидно, не произвела на гостей приятного впечатления.

Впрочем, ни погода, ни недовольство гостей ничуть не помешали Дамблдору, Бэгмену и сопровождающему их Скримджеру подойти к мадам Максим.

Дамблдор уже поднял руку, открывая рот, чтобы начать приветственную речь…

Но Людо Бэгмен, сияющий, как новогодняя ёлка, выпрыгнул вперёд — будто его кто-то подтолкнул, — и громогласно воскликнул:

— Добро пожаловать в Хогвартс, дорогие гости! Настоящее удовольствие видеть вас!

Скримджер резко нахмурился.

По выражению его лица было видно: Бэгмен только что грубо нарушил протокол, перехватив слово, предназначенное директору школы.

Дамблдор лишь чуть шире улыбнулся — так, будто всё происходящее было именно тем, чего он и ожидал.

Мадам Максим не удостоила Бэгмена даже мимолётного взгляда.

Она прошла мимо него так, будто он был частью дождевой дымки, и протянула руку прямо Дамблдору.