Реши он сказать правду — советоваться с Вавиловым по этому поводу вполне безопасно. Но вот реши он соврать, то Вавилову точно ничего не надо вообще знать ни об этом запросе, ни о том, что именно он на него ответит. Иначе в дальнейшем у него образуется мощнейший компромат против своего начальника.

Очень глупо было бы собственной рукой вооружать своего подчинённого — вполне себе честолюбивого и имеющего собственные амбиции — мощнейшим компроматом против себя. Лет двадцать назад Андропов ещё мог бы сделать такую ошибку. Но теперь он уже достаточно мудр, чтобы самому не ввергать себя в такого рода потенциальные неприятности.

И, что особенно неприятно, времени как следует подумать совершенно не имеется. Только один день у него и есть. Ответ нужно дать завтра, и уж точно не сегодня. Слишком поспешный ответ будет означать, что он полностью в курсе этой ситуации. И тогда может возникнуть уже другой вопрос: почему заранее не сообщил об этом генеральному секретарю или его помощнику? Счёл это малозначимым? Значит, не умеет разбираться в приоритетах. Потому что раз генерального секретаря это заинтересовало, то это однозначно не малозначимая вещь.

Одно было хорошо, и он сразу же уловил это своим опытным глазом — то, что формулировка запроса предоставляла большие шансы на то, чтобы соврать, если он так и решит сделать. Но и враньё от вранья отличается. Есть наглое враньё, за которое будут больно бить, если поймают. А есть искусство расплывчатых формулировок, когда какая‑то информация доносится таким образом, чтобы потом к тому, кто её представил, крайне трудно предъявить солидные претензии.

И, как назло, конец недели, да ещё и в декабре — не самое лучшее время для глубоких и серьёзных раздумий. Эх, произошло бы это дней через десять, когда западные страны массово начнут праздновать Рождество и всем там, в том числе и западной разведке, будет не до работы.

Вот тогда даже на его крайне ответственной должности, при которой необходимо постоянно держать под контролем огромные потоки информации, появится время для отдыха или долгих размышлений прямо на работе. Но сейчас его нет: западные спецслужбы с удвоенным рвением пытаются выполнить всё то, что не успели до Рождества, чтобы с чистой совестью уйти потом праздновать, так что работы очень много.

Городня

Внимательно потом и сантехнику осмотрели. Я заранее настаивал на том, чтобы туалеты были высшего качества — исходя из того, что привык видеть в XXI веке в приличных музеях.

Помню, Жуков тогда надо мной ещё подтрунивал:

— Мол, Павел, раз ты так хочешь, чтобы это было похоже на феодальный замок, то можешь сделать так, как было в старину: вывести одну башню в сторону с дыркой в полу, чтобы оттуда одни посетители срали на головы других.

Я сказал, что так далеко к старинным традициям мы всё же двигаться не будем. Ожидал тогда, конечно, что он будет возражать и против медных труб для сантехники. Но нет — как раз этому предложению он обрадовался, восприняв его очень одобрительно.

Правда, Жуков не был бы Жуковым, если бы в этот раз не нашёл снова, чем меня поддеть:

— Павел, если ты говоришь, что тут даже не каждый день экскурсия будет, то зачем тебе по пять писсуаров и по три унитаза в каждом туалете мужском? Может, поставим по паре писсуаров и один унитаз? Что, всё это добро будет зря простаивать?

— А остальные готовые выводы труб под сантехнику куда девать будем? — посмотрел я на него удивленно.

— Так плиткой же ещё не облицовывали. Зальём бетоном — под плиткой видно не будет, что они вообще были. — развел руками Жуков.

— Нет, этот вопрос тоже не обсуждается, — сказал я. — Мы тут планируем время от времени всякие фестивали проводить, на которые будет собираться тьма народу. Нам тут получасовые очереди в санузлы ни к чему. Люди в музей не для того должны приходить, чтобы в очереди в туалет стоять. Да и нам хорошая реклама будет. Уверен, что большинство посетителей, возвращаясь потом к себе в свой город, будет рассказывать в том числе, что тут туалеты получше, чем у них в горкоме.

— Ну да, учитывая, что ты импортную плитку заказал под мрамор, то, конечно, получше, чем в горкоме, — хмыкнул Жуков. — Просто я всё в ум взять не могу. Зачем какие‑то общественные сортиры отделывать плиткой, за которую любая молодая хозяйка жизнь отдаст, чтобы она у неё на кухне была и в туалете?

— Вот пусть потом тоже в том числе посетители и это обсуждают, — сказал я. — Нам в результате дополнительный поток новых посетителей будет. Кто-то приедет только для того, чтобы посмотреть на то, какая в туалете плитка…

Жуков в ответ на это только головой помотал и вздохнул.

— Кстати, Семеныч, — сказал я, вспомнив про витражи, — дай‑ка мне контакты этих мастеров, которые витражи будут делать. Я хочу их со своими знакомыми художниками свести, чтобы они глянули на композиции, что они собираются нам сюда соорудить. Мало ли там у них какие вопросы возникнут по этому поводу, что тем полезно будет послушать.

— Меня только позовите тоже, когда всё это будете организовывать, — неожиданно сказал Мещеряков.

— Зачем это? — удивился Жуков. — Ты что, Юрьевич, так много книг прочитал по феодальным замкам, что уже и в рисунках витражей неплохо разбираешься?

— Нет, конечно, — чуть снисходительно посмотрев на него, сказал Мещеряков. — Просто те ребята, которые витражи придумывают и делают, — они творческие натуры. И художники тоже творческие натуры. Они точно к единому мнению не придут, а может быть, даже и подерутся. Интересно будет посмотреть на всё это.

Я тут же, благо воображение у меня живое, представил, как Михаил Андреевич и Елена Яковлевна сражаются с витражных дел мастерами…

Да ведь точно, похоже, напрямую сводить их не стоит. Творческие люди — очень ранимые и обидчивые. А то и в самом деле ещё какая перепалка серьезная возникнет и у Михаила Андреевича сердце вдруг прихватит. Мне такого не надо: он не в том возрасте, чтобы с кем‑то ругаться.

— И правда, наверное, не надо их вместе сводить. Я просто тогда у этих витражистов возьму их наброски, да и покажу их уже художникам сам. А если те какие‑то исправления предложат, то потом уже выдам их в виде указаний от заказчика. От заказчика витражистам такие инструкции получить будет не так обидно, как от каких-то художников. Заказчик серьёзный, ни в чём, с точки зрения мастеров, особо не разбирается. Но злить его возражениями, чтобы в следующий раз не позвали такую же работу делать, большинство из людей искусства не захочет. Деньги мы всё же приличные за эту работу платим.

— Разумно рассуждаешь. — согласно кивнул Жуков. — Тогда когда перекус устроим, я сразу тебе телефоны витражистов и дам, чтобы не позабыть.

Мы уже были на втором этаже, когда услышали совершенно чётко внизу громкий властный голос:

— А где этот ваш Жуков? А то мне с ним переговорить надо.

— Вот видишь, Семеныч, — не преминул я уколоть Жукова, — а ведь есть ещё и дополнительная выгода от такого рода перекрытий. Заранее узнать можно, когда тебя кто-то ищет. Кстати, кто это там к тебе приехал? Узнал по голосу?

— Да нет, я без понятия, — пожал плечами Жуков. — Да и какая разница — кому я нужен, тот поднимется сюда и тогда все вопросы с ним и решим.

Лестницы у нас были и слева, и справа — на этом я тоже настоял, чтобы людям удобнее было передвигаться. Если бы экономили, конечно, то обошлись бы лестницами только с одной стороны. Но я решил, что если делаем всё по высшим стандартам, то нечего экономить на этом.

Мы сейчас находились прямо по центру второго этажа, так что невозможно было угадать, по какой из лестниц к нам направится сейчас тот, кто ищет прораба. Поэтому просто продолжили осмотр. Жуков прав — пусть тот сам его ищет.

Нашел нас посетитель быстро. Тем более когда мы услышали шум приближающихся шагов слева, то тут же выдвинулись навстречу.

Ту часть второго этажа мы ещё не успели осмотреть как следует, поэтому я с удовольствием увидел кабины лифтов метрах в тридцати от лестницы.