Их силами так же была учинена на набережной накопительная площадка для грузовичков, что бы те не толкались не пойми где по газонам, с риском там и застрять в грязи, а стояли дружной кучкой на плитке тротуара. Это конечно плохо, что тротуар так топчут такой техников, да с такими грязными колесами, что моются только в нашем замке, но… им всем видимо всем очень-очень-очень сильно хочется наконец избавить город от этих вонючих трупиков, в которой маны ни на грош, и с трудом хватает, чтобы окупить их перенос в наш тайник в Хаосе. И уже не хватает, что бы эти тушки не начинали гнить — итак уже сколько времени на открытом воздухе валяются!

— Брат, тебе не кажется, что мы очищаем город от мусора, при этом еще и должны остаемся? — шепнула мне сестра, и у оставленного следить за разгрузкой Павлом человека, задвигались уши, хотя он к нам так и не повернулся, и вообще никак более не выдал своё интерес к началу этой болтовни меж маленькими нами на перилах резной оградки небрежной.

А председатель нам походу оставил слухача! Профессионального… подслушивателя! С ооочень острым слухом! Ну и пусть слушает, не жалко.

— Кажется, — тихо шепнул я. — мы… мусор переработчики!

— И сортировщики, и утилизаторы… — прошептала сестра, тихонько кивая головой, — только не предложи никому провести к нам всю городскую канализацию! А то… знаю я твой альтруизм.

— Ну почему же сразу альтруизм? — даже слегка обиделся я. — Вдруг кто что ценное в унитаз спустит?

Сестренка в ответ посмотрела на меня как на дурака. Глазами стрельнула себе на чёлку, намекнув — вот что ценное спускают в унитаз! То, что было совсем недавно на моей голове! Принюхалась, забавно пошевелив носиком, прошептала:

— Мне никогда не отмыться…

И мы пошли в замок, спрыгнув с перил — дела не ждут!

Потопали ножками по мосту, взобравшись на его бортик, и расставив ручки в стороны, начали делать вид, будто бы нам тяжело держатся на гребне. Напугали водителей большегрузов! И даже непонятно чем, но сильно — одна из машин, столь сильно от нас шуганулась в сторону, что чуть было не слетела с моста! Благо, была пустой, и скорость не была большой, и повиснувшее в воздухе одно из колес за бортом моста… просто висела, пока машина лежала на бортике моста днищем.

— Мы еще и домкраты. — прокомментировала ситуацию сестренка, осмотрела образовавшийся из-за пугливого водителя затор, и, вздохнув, пошла работать!

И мы в четыре руки, да поднапрягшись, да призвав в помощь копья из тайника, приподняли грузовичок, ставя в опору копья из тайника, на мост и под балку машины. И переставляя опоры, высовывающиеся из наших тел, забравшихся под машину, переставили тяжеловозик, вернув бедолагу на дорогу.

Погрозили напуганному шоферу за баранкой кулачком, и потопали дальше, изображать самолетик на бортике. Помахали все так же стоящей посреди моста машине рукой, погрозили ногой, и драндулет наконец тронулся с места, продолжив своё движение с горки моста.

Вот только не успели мы протопать ножками и половины дороги до замка, а на мост въехать новой колонны с новой партией вонючек, как на набережную прикатил какой-то толстый сумм, в составе кортежа из трех машин, из его «величества» и его охраны, и преградил дорогу своими точилами грузовикам, грубо предрезав их почти у самого моста, устроив затор, граничащей с аварией — большенгрузы двигались медленно, так что успели становится. Ну и вышедший…. Выпавший! Из машины красный рак… красный гражданин! Как давай орать на всю округу:

— Что вы здесь делает⁈ Что за произвол⁈ Всех по увольняю, нафиг! Чтобы духу вашего тут через миг не было!

Ну и все в таком же духе и ключе. Чтобы мигом, мигом, быро, быро, всё убрали и все убирались оттуда. Это его земля, его территория, его трава, асфальт и ковер! И моста тут быть недолжно! От возмущения он даже пнул опорную плиту, от чего запрыгал на одной ножке — нашел что пинать! Десяти сантиметровую сталюгу! Но от сего события, стал разве что злее:

— Всех, сгною нафиг! Как вы вообще посмели сюда явится⁈

И копы от его крика как-то все сжались, сбившись в кучку, словно зайцы от вида волка в одной клетке с ними. Простое мужичье, водилы машин, и прочий им подобный люд, что так или иначе собрался позевать, да посмотреть на шоу и что творится, принялся пучить глаза, не понимая, что происходит и как им быть — бежать? Сдаваться? Или продолжать работать и зевать?

Немногочисленные охотники, участвующие тут в охранении — всего пять человек! Напряглись, словно бы готовясь драться. И больше всех напрягся главный, тот слухачь. Вот только, собака, говорил он жутко тихо! Подойдя поближе к мужику-красноморду, и чуть ли не шептая ему на ушко, и мы, с высоты и дальности моста, да из-за шума реки и двигателей стареньких машин, нифига не слышали, что он там горит, как бы ни напрягай слух и прочее чутьё, уровня слабой магии, активация которой никому не навредит, и не будет никем замечена.

Зато мы, да и не только мы, а вообще все вокруг, вполне отчетливо и хорошо слышали луженую глотку этого важного человека-красное яй… лицо! Ведь вполне спокойно выслушав речь охотника-слухача, с видом «Ну давай, послушаю, что ты мне скажешь в своё оправдание», этот яичник, вновь начал орать напропалую, на всю округу и с видом оскорблённой чести — да как вы посмели!

— Это моя земля! Моя собственность! — и для пущего отверждения собственности, топнул ногой по тротуарной плитке, — Убирайтесь все вообще от сюда нахрен! Пока я вас всех не решил засудить и работать на проценты по компенсации всю оставшеюся жизнь! И я еще посмотрю, — взглянул он на полицейских, — кто вообще вас сюда пустил! И ДОПУСТИЛ ТАКОЙ ПРОИЗВОЛ! — повысил он и без того громкий голос. Глядя на несчастных работяг в погонах, от чего мне их стало откровенно жалко, — И возмущения ущерба… — посмотрел он на промятую дорожку набережной и следы от грязных шин в округе, — вам не миновать! Никак!

Охотник в ответ вновь что-то зашептал, и краснокожий вновь принялся его слушать с видом «Вещай, вещай! Я слушаю!». А мы смогли услышать только конец фразы, так как подошли к этому моменту поближе.

— … господа охотники, премилостиво согласились утилизировать туши тварей…

— Так вы еще и помойку тут организовать собрались! — закипел от гнева человек-рак, краснее еще больше, и смотря в нашу сторону.

А я понял, что нам опять подкузьмили, и всяких там инспекторов, сан-рыб-хоз-пром надзора нам теперь не миновать. Вот и делай людям после этого добрые дела! Мужик-слухач, не знаешь, что сказать, лучше молчи!

— Загрязняете окружающею среду! Распространяете вредоносные инфекции прямо средь центра города! Портите тротуары большегрузными машинами! — продолжил орать этот индюк, когда мы мимо него проходили.

О том, что нас ждет проверка сан-инспекции он нас уже предупредил до этого. Хотя, по большей части не нас, а своего визави «по спору», хотя и в нас, потыкал своим объёмным пальчиком, да со словами «Как они вообще смеют сюда ступать⁈», но видя наш игнор, перешел на тему «Какие вы плохие, всё портите! И разрушаете!!!».

А мы же прошли к перегородившим дорогу большегрузам авто, и подцепив их за бампера ручками, потащили в стороны, чтобы не мешали проезду.

— Э, э, э.! — задохнулся от возмущения толстосум, пуча глаза на наш вид.

И его люди решили окружить нас и… что-то сделать, да? Они придурки? Да?

— Вы жить хотите? — сказал им сестренка, внимательно осмотрев жиденькое полукольцо из людей вокруг нас.

— Она нам еще и угрожает⁈ — прорезался голос у индюка обратно, и он начал тыкать в нашу сторону, смотря на охотника пред ним, что тоже начал краснеть лицом.

Общаясь словно бы с ним, словно бы он папка нашкодивших детей, а мы так, никто, и пустое место.

— А ты пальчиком не тыкай, а то в попку засуну вместе с рукой, — сказала ему сестренка, и мужик вновь задохся, а сестренка внимательно осмотрела окружающих нас людей, — Вам жизни дороги, или как? Или может вам что лишнее отрезать? Сиськи, писки, выбирайте! Это не жизненно важные органы! — намекнула она на то, что ей за это будет просто штраф, а вот люди могут кое-что потерять.