ОДА НАРОДНОЙ АРМИИ Оружье народа! Угроза, осада смешали смерть с землей. Армия народа, тебя приветствуют все матери мира, все школы, все старые плотники. Тебя приветствуют колосьями, картошкой, молоком, лимоном, лавром, всем, что дает земля. Все тебе: ожерелье рук и упрямство грома. День железа, Укрепленная лазурь! Братья, вперед, по распаханной земле, по пустырям, среди сухой ночи без сна! Бойцы, острее, чем голос зимы, проворней, чем веко, точнее, чем алмаз шлифовщика, вы пришли из недр, как цветы или вино, как корни всех листьев, как душистое добро земли. Привет тебе, распаханная целина, клевер и деревни, замершие в свете молний! Вперед, вперед по шахтам, по кладбищам, против смерти! Народ, теперь ты — сердце и винтовка. Вперед! Фотографы, шахтеры, машинисты, братья угля и камня, друзья серпа, на праздник ружей вперед! Бойцы, майоры, взводные и комиссары, летчики и партизаны, солдаты ночи и солдаты моря, вперед! Пред вами гниль, болота с кровавым гноем, ничто. Испания, край яблонь, знамена злаков, надпись огнем, вперед! В бою, в волне, средь гор, средь сумерек, средь терпких запахов земли, что не порвется. Из тишины выходят корни и гирлянды, ожидая победу, твердую, как камень. Все жаждут, армия народа, уйти с тобой: любой топор или пила, любой кусок руды, любая капля крови. Твоя звезда лучами пригвоздила смерть, установив глаза надежды. Николас Гильен
(Род. в 1902 году) «Полковники из терракоты…» Полковники из терракоты, политиков темный лай, булочка с маслом и кофе. Гитара моя, играй! Чиновники все на месте, берут охотно на чай двести долларов в месяц. Гитара моя, играй! Янки дают нам кредиты, они купили наш край — родина всего превыше. Гитара моя, играй! Болтают вовсю депутаты, сулят горемыке рай, а за всем этим сахар и сахар… Гитара моя, играй! «Чтоб заработать на хлеб…» Чтоб заработать на хлеб, трудись до седьмого пота, чтоб заработать на хлеб, трудись до седьмого пота. Хочешь того или нет — работай, работай, работай. Сахар из тростника, чтоб кофе послаще было, сахар из тростника, чтоб кофе послаще было. Горче желчи тоска жизнь мою подсластила. Ни дома нет, ни жены — куда идти, я не знаю, ни дома нет, ни жены — куда идти, я не знаю. Никто мне не скажет «вы», собак на меня спускают. Говорят: «У тебя есть нож, мужчина ты, не чеченка». Говорят: «У тебя есть нож, мужчина ты, не чечетка». Я был мужчиной — и что ж? Сижу теперь за решеткой. За решеткой теперь умирай. Что тут дни или годы? Это и есть мой рай, это и есть мой рай — свобода, свобода, свобода. «Они убивают, когда я работаю…» Они убивают, когда я работаю, и когда я не работаю, они убивают; работаю я или не работаю — все равно они убивают. Вчера я видел человека — он глядел, как солнце всходило, он глядел на солнце уныло, своими заботами полный, он глядел, как солнце всходило, но он не видел солнца. Вчера я видел, играли дети — один убивал другого; вчера я видел, играли дети — один убивал другого. Когда они вырастут, кто им скажет, что взрослые — это не дети? Когда они вырастут, кто им скажет, что солнце для каждого светит? Они убивают, когда я не работаю, и когда работаю, они убивают; работаю я или не работаю — все равно они убивают. ХОСЕ РАМОН ПОЕТ В БАРЕ Я пел исправно, но песен хватит, скажу им правду, пускай не платят. Пришли незваны, а ты, хоть тресни, тащи стаканы и пой им песни. У них весь свет, а у меня и крыши нет, и крыши нет. Рыжие янки вы здесь как дома, в каждом кармане бутылка рома. Вы здесь в почете, вас развлекают, едите, пьете, вы здесь живете — я умираю. Вас ждет обед, а у меня и хлеба нет, и хлеба нет. У вас загадки, вам негр ответит: не все в порядке на белом свете, но есть механик, он все поправит, он все расставит на белом свете — и вас не станет на белом свете. Вы здесь в почете, вы песен ждете — вы их не ждите. Идите к черту! Сюда пришлите всю голь Нью-Йорка, всех без жилья, таких, как я, таких, как я. Я дам им руку, споем мы вместе про ту же муку все ту же песню. |